Мы гуляем по Парижу

Франция началась для нас с аэропорта им. Шарля де Голля. Приземлившись на одну из его посадочных полос и погасив скорость до приемлемой для рулежки, наш «Боинг» покатил только ему да наземному диспетчеру ведомому пути к скрытому в предрассветной темноте зданию аэровокзала. Самые нетерпеливых из пассажиров, уже достававших с багажных полок куртки и ручную кладь, лучше уговоров стюардесс вернули на свои места возгласы удивления, раздававшиеся по обеим бортам салона. Картина, отрывавшаяся из иллюминаторов, и в самом деле была удивительная: под крыльями самолета текла световая река, меняя цвет потока от плотного, ослепительного бледно- желтого с правого борта до россыпи рубиновых, терявшихся в дали, точек с левого.Слегка покачивая кончиками крыльев наш самолет пересекал по мосту оживленное шоссе.Аэропорт,
построенный на холмах, таким необычным образом связывал свои взлетно-посадочные полосы с летным полем.
Париж начался внезапно.Просто перевернулась страница шоссе и наше такси оказалось в центре книжного разворота с иллюстрациями к давно читанному роману. Ярко-красные от утренней росы черепичные крыши скатывали свою рябь к блестевшим под лучами утреннего солнца окнам. В прозрачном, еще не замутнен ном городским смогом воздухе, плыли пышные кроны деревьев. Перекрестки улиц поглощали часть наших машин-спутников, чтобы тут же заменить их другими. Сознание того, что за окнами машины Париж, превращало обычную городскую суету начала рабочего дня в спектакль со множеством быстро сменяемых декораций и действующих лиц. Устроившись и наскоро приведя себя в порядок после ночного перелета, мы, как Растиньяк, отправились покорять этот незнакомый, но такой узнаваемый город.
Утренний Париж пахнет сдобой. Это запах, начинающегося с традиционной чашки кофе с круассаном рабочего дня, вырываясь из многочисленных булочных и маленьких кафе, из окон квартир, пропитывал собой лестничные клетки домов, заглушал ароматы цветов в скверах , бензиновую гарь улиц и исчезал только в метро, не в силах справится с влажным запахом подземной сырости и мокрой резины.От Лионского вокзала, по улице Бастилии и до площади Бастилии, по авеню Генриха IV к Сене, мимо выплывающего из-за зелени деревьев диковинным кораблем с ажурными надстройками заднего нефа собора Нотр Дам, по Набережной Букинистов мы шли в этот наш первый парижский день всматриваясь в лица прохожих, ища среди них героев давно прочитанных книг. Мы старались уловить лицо этого города и в лихо сдвинутых на ухо беретах армейского патруля нам виделся берет д'Артаньна,таким же юношей явившимся покорять столицу. Тревожное недоумение от количества полицейских сразу за площадью Собора Нотр Дам рассеялось, когда мы увидели вывеску у дверей мореного дуба - «Департамент полиции города Парижа». Но мы не стали задерживаться на набережной Орфёвр, дожидаясь появления комиссара Мегре, хотя, признаться, заглянули за угол в поисках пивной «Дофин», услугами которой, как известно, широко пользовались герои Сименона.
Видением из прошлого века мелькнул в створе арки Казарм Жандармерии всадник на рыжей лошади. То проскакивая у самого проема, то появляясь на противоположном конце плаца, в традиционных красных рейтузах и синем мундире он заставлял радостно сжиматься сердце при виде этого изящного и почти забытого искусства-верховой езды. В этой картине не было полутонов, все, что должно было быть белым- перчатки, пояс, портупея было цвета только что выпавшего снега.Все, чему положено было блестеть- каска, стремена, шпоры, пуговицы мундира- сияло нестерпимым блеском под лучами утреннего солнца.
Традиционный конский хвост, венчавший драгунскую каску, то подрагивал на шаге, то метался от правого эполета к левому при галопе. Мое движение внутрь арки ( как не снять такое!) было мягко, но решительно остановлено незамеченным ранее часовым. Он ревностно нес свою службу, этот зеленый новобранец в не обмятом еще, колом сидящем мундире.Взмах руки в белой, без единой морщинки перчатки, подчеркивал его очередное «Но», понятное на всех языках, в ответ на мои попытки объяснить, что я просто хочу сфотографировать, ну на секунду- и тот час назад! Так и остался только в нашей памяти этот всадник на рыжем коне в самом центре Парижа.
Париж многоязычен. Однако в «частном» общении с иностранцами парижане оказались жуткими консерваторами, порой не желавшими говорить ни на каком другом языке, кроме французского.Но произнеся один раз фразу «Извините, я не говорю по-французски» ( внутренне краснея за корявость языка и произношения), мы поняли, что оказались обладателями волшебного ключика к сердцам парижских обывателей. Поверьте, произнеся этот «пароль», дальше можете говорить на любом языке. Вас поймут, по крайней мере постараются понять и помочь.
Кондуктор в скоростном поезде перейдет на английский, кокетливая дама без возраста в парижском метро будет добрых четверть часа водить наманикюренным пальчиком по схеме, объясняя этим приезжим с грубым славянским произношением, как добраться до станции «Анри Барбюс», пока, наконец, плюнув на свои дела, не побежит впереди непонятливых гостей своего города, чтобы самой посадить их на нужный поезд! А в сырной лавке в бывшем Чреве Парижа хозяйка побежит к соседке, у которой, кажется, работает «русская», оказавшаяся на поверку словачкой, но разве это важно...
Париж, даже в дождь, многоцветен.Удивительно радостный и приветливый на солнце в теннистых улочках он казался загадочным и таинственным. Позднее, когда мы поднялись на Эйфелеву башню, и увидели город в предзакатной дымке, мы поняли, что секрет этого города состоит в особой атмосфере, составе воздуха, если хотите.Только в такой атмосфере мог родится импрессионизм и в сегодняшнем Париже жив дух Ренуара и Лотрека, Моне и Сезанна. Только в этом воздухе, в этой игре солнечного света с окнами домов и листвой деревьев могла родится идея передачи не реалистического изображения пейзажа, а воссоздания эмоционального впечатления от него.От того, наверное, так радостны и светлы пейзажи Лотрека и «Голубые танцовщицы» Дега. Если вы , будучи в Париже, не успели прогуляться по Лувру - это досадно, но если вы не посетили музей д'Орсэ, можно считать, что вы не прониклись французским духом. Не часто встретишь такую гармонию между архитектурой музея и его экспозицией. История возникновения музея необычна. На месте разрушенного дворца д'Орсэ выросло здание вокзала. Над ним трудились лучшие архитекторы. В 1900 году французский художник Эдуард Детай писал: "Вокзал великолепен, и выглядит как дворец изящных искусств". Он оказался пророком. Устаревшее и заброшенное здание вокзала получило вторую жизнь в качестве музея французского искусства середины XIX -начала XX века. Гордость музея д'Орсэ -экспозиция импрессионистов. Нигде, пожалуй, импрессионисты не смотрятся так, как в Париже.
Считается, что если же вы хотите глубже проникнуть в атмосферу Парижа, созданную импрессионистами, надо отправиться на Монмартр, где можно посидеть в недорогих кафе, украшенных полотнами великих художников прошлого века, подаренных в качестве оплаты за ужин владельцам ресторанчиков.Отчасти это так, но толпы туристов со всех концов света превращают Монмартр в филиал крупного международного аэропорта, а обилие кафе Ренуара, кабачков Моне и художников-штамповщиков делает его этаким художественным филиалом Диснейленда. Очарование же Монмартра скрыто в маленьких узких улочках, ручейками сбегающих с холма к полноводным рекам городских магистралей. И уж совсем не понять Париж не прокатившись по Сене на прогулочном теплоходе. Отсюда, снизу, от воды, от анфилады мостов, приземистые круглые башни Косьержери превращаются в стройных красавиц под кокетливыми круглыми шляпками их крыш. Париж средневековый или "мушкетерский" сохранились лишь в немногих кварталах (таких, например, как Латинский), но Париж Третьей Империи и Париж эпохи модерна в полном смысле слова определяют сегодняшнее восприятие французской столицы. Когда же вы утомитесь от парижских достопримечательностей, предайтесь любимому занятию жителей этого города - проведите некоторое время за чашкой кофе или за кружкой пива на террасе уличного кафе, просто наблюдая за окружающим вас городом.Да, пива, не удивляйтесь.Парижане очень любят пиво и пьют его во всякое время суток.Вино пьют за обедом и после него. Днем можно позволить себе бокал белого, вечером, поближе ко сну,еще бокал красного. Может быть так, сидя в кафе и неспешно наблюдая бурную жизнь этого удивительного города, вы увидите истинное лицо Парижа, города-праздника, города-легенды, города героев любимых книг.
Но если Париж ослепляет своим столичным великолепием, то французская провинция, эти маленькие городки, расположенные вдоль берегов речушек и рек, навсегда покоряют сердца своим изяществом и какой-то нетронутой красотой.
Здесь начинает казаться, что время застыло: нет будущего, а есть только прошлое и настоящее. Средневековые замки, окруженные живописными садами, оживляют пейзаж и передают атмосферу королевской Франции. Город Кремье, где Гюстав Флобер поселил героев своего романа «Красное и Черное», стоит вдали от ожив ленных магистралей. Некогда важный торговый город, столица одной из провинций Франции раннего средневековья, он сохранил свое очарование маленького провинциального города. Дворец Дофине, резиденция сюзерена тех времен, когда в его обширном дворе проводились рыцарские турниры, сложенная из диких камней шатровая церковь ХIV века, аббатство де Сент-Шеф, описанное Флобером как место рождения честолюбивых замыслов Жюльена Сореля. Учившийся в духовной семинарии в недалеком, по нынешним временам, Руане, Флобер хорошо знал быт и нравы подобных заведений и их воспитанников.
В воскресенье, после полудня, город вымирает. Выходной. Закрыты тяжелые дубовые ставни на окнах домов, построенных две, а то и три сотни лет назад.
Мы с трудом отыскали еще открытый ресторанчик и с не меньшим трудом уговорили хозяина покормить нас.Бизнес есть бизнес, но воскресный отдых- это святое! Солнечный свет падал на клетчатую скатерть, на которой хозяин, недовольно ворча в пышные усы, расставлял приборы. Поправив длинный, до пола, передник,он объявил, что не может предложить нам что-то особенное, ибо по случаю воскресенья ничего толком не готовили(забегая вперед, скажу, что обед был великолепен именно своей безыскусной простотой). Нам было все равно. Перевернулась, открылась на привычном месте, много раз читанная страница любимой книги.Те же дубовые, потемневшие от времени, потолочные балки, клетчатые скатерти, горшки с геранью на окнах. Старая кухонная утварь, любовно вычищенная, стоит на полочках обеденного зала.Медные сковородки заменили на тефлоновые, но поданное нам жаркое, наверняка, было таким, каким подавали его в этом заведении в начале прошлого века. Слегка терпкое, домашнее вино пилось легко, не дурманя голову, обостряя ощущения праздника от встречи со старыми друзьями после долгой разлуки. Вышедшая из кухни хозяйка долго что-то втолковывала мужу, слегка кивая на нас. Он подошел и, явно смущаясь, спросил, на каком языке мы разговариваем. «Русские??»- удивлению хозяев не было границ.
Когда к десерту был подан коньяк, я попросил хозяина налить и себе,чтобы выпить за процветание его заведения.Когда мой друг закончил перевод, хозяин велел обождать минутку и не пить без него.Вернувшись, он поставил бутылку темного стекла и пять пустых рюмок. Запахом цветочного луга шибануло из открытой бутылки- нас потчевали домашней грушевой водкой.
И снова мы бродим по погруженному в негу сиесты городу.Звуки шагов по вымощенным каменными плитами улицам гулко отдаются от стен и затихают в жарком послеполуденном мареве. Изредко тихо звякнет колокол на колокольне аббатства, отмечая очередные полчаса? Час? Время теряется, замирает на этих улочках. Пузырится, вскипает нестойкой шапкой в стакане «Перье», которое ставит перед нами хозяин невесть какими судьбами открытого в этот час небольшого, на четыре столика, кафе, прислушивается к нашему разговору.Не поняв ничего, уходит к себе за стойку, утыкается глазами в телевизор.И задремывает, ритмично клюя носом. Провинция.....
 
 (C) Опубликовано в журнале "Город", Азербайджан