Г-отчёт

Показательное убийство одного козла




В семь утра мы двинулись дальше, навстречу цивилизации. Было тихо и безветренно, не жарко и не холодно, не ясно и не пасмурно.

Пыльная буря оставила свой след над пустыней. Солнечные лучи, не сумев пробиться сквозь пелену взвешенной в воздухе пыли, рассеивались в ней и мягко освещали землю и все предметы ровным голубоватым светом.

Справа тянулась череда пологих барханов, слева - высокий горный хребет. И горы и пески уходили вдаль, и исчезали там как в тумане, растворяясь во мгле. Состояние природы было каким-то особенным, колдовским: одновременно и спокойным и напряженным. Оно не вызывало радости, но при этом восхищало своей необыкновенностью. "Тревожное умиротворение" - такое можно дать ему определение. Казалось, вот-вот должно что-то произойти. Но ничего не происходило. Только однажды несколько дзеренов, вскочив с земли при нашем появлении, всколыхнули застывшую атмосферу. Но через несколько мгновений испуганные антилопы растаяли в мутном воздухе, и природа вернулась в состояние тягостного застоя.

Крайне неровная, утыканная булыжниками дорога c резким уклоном устремилась куда-то в туманную даль, и первые десять километров мы пронеслись очень лихо, подпрыгивая на камнях и подскакивая на бесчисленных ухабах. Антон пробил колесо, Женя в очередной раз сломал багажник. На этом участке мы потеряли 250 метров высоты. Затем понижение рельефа стало более спокойным и продолжалось до тех пор, пока справа невдалеке показалось не большое озеро. После чего дорога начала плавно выбираться из котловины.

Микроклимат в депрессии, куда мы попали, был, очевидно, менее засушливым: во влажных низинах встречалась свежая грязь, зеленела трава, а от сырой земли, сплошь истоптанной животными, исходил сильный пряный дух. Запах, слагаемый из множества составляющих, был очень специфичным, и хотя в нем угадывалось знакомые оттенки навоза и прелой травы, в целом это не было похоже на то, как пахнет в нашей забайкальской степи или на чабанских стоянках.

Большие табуны лошадей и стада верблюдов то там, то здесь виднелись в этой полупустыне - полу-степи. Заметно было, что местность, прилегающая к озеру, более обжита людьми. Все чаще и чаще стали появляться крошечные поселения кочевников. На отдельных отрезках пути они попадались через каждые несколько сотен метров. Причем, зачастую, это были уже не одиночные юрты, а небольшие "хуторки", где наряду с несколькими войлочными жилищами имелись каменные, обмазанные глиной сараюшки и загоны для скота.

Юрты пастухов-кочевников стояли совсем близко от дороги, и когда мы проезжали мимо одной из них, хозяин, увидев нас, энергично замахал руками, приглашая свернуть на стоянку. Несколько наших парней оставили велосипеды, и пошли посмотреть, для чего их зовут. Через минуту Серега с Женькой закричали:

- Саня, беги скорей сюда; камеру возьми!

Мгновенно сообразив, что пропускаю что-то ценное, я судорожными движениями выдрал видеокамеру из сумки и побежал за парнями. Через двадцать метров я вспомнил про фотоаппарат, вернулся к велосипеду, и снова кинулся обратно на чабанскую стоянку, где посреди козьего стада происходило какое-то драматическое действо. На бегу, насколько это было возможно, я успевал разглядывать какие-то детали. У распахнутых дверей юрты стояла маленькая девочка с заплетенными черными косичками. В своих малинового цвета штанах и оранжевой футболке она ярко выделялась на фоне светло-серой, выгоревшей на солнце юрты. "Почему-то маленькие монгольские дети, особенно девочки, всегда выходят и прислоняются спиной к юрте рядом с дверью", - успел подумать я, и тут же остановился и сфотографировал девочку и юрту. Жилище служило людям уже много лет и перекочевывало с места на место много раз, о чем можно было судить по его истрепанному виду, дырам в верхнем слое брезента и заплатах, пришитых огромными стежками. На покатой крыше юрты в низких лотках сушился "пластмассовый" сыр, а рядом лежали две большие солнечные батареи. Почти вплотную к юрте прислонилась разноцветная дешевая китайская туристическая палатка. Ту же красовались два мотоцикла и еще один - у другой стены юрты. Меньшего размера, вспомогательная юрта стояла поодаль и вокруг нее ходили козы. Ясно, что палатка стояла не для красоты, но, на мой взгляд, была чужеродным элементом и своим видом катастрофически портила всю картину. Пока я строил кадр, безуспешно пытаясь избавиться от инородного нефотогеничного объекта, из темноты дверного проема юрты вышла молодая женщина с грудным ребенком на руках, на ходу стаскивая с него мокрые ползунки.

Ничего толком так и не сняв, и обвинив в своей неудаче безвкусицу китайских производителей, я заторопился к месту главного события, но кульминационная сцена здесь уже закончилась. Хозяин стоянки только что зарезал козла и сидел у бездыханного тела, держа в руке тонкий длинный нож. На груди жертвы имелся небольшой разрез, но даже капли крови не упало на землю. Проделав виртуозное убийство, монгол широко улыбался, довольный тем, что так кстати подвернулись зрители, которым он смог продемонстрировать свое искусство.

Затем, еще с одним членом семьи - парнем лет двадцати пяти - они утащили тушу в юрту. Там молодой родственник принялся снимать с козла шкуру, а в это же время в глубине жилища мать кормила грудью младенца. Сам глава семьи на дворе разжег паяльную


лампу, а его маленькая дочка самостоятельно притащила к огню козлиную голову, с трудом удерживая ее перед собой за рога двумя руками. Все были заняты делом, и перестали обращать на нас внимание, а мы наблюдали за происходящим и гадали: желает ли хозяин, чтобы мы ознакомились со всем процессом - от умерщвления до приготовления пищи и ее дегустации, или в его планы не входит угощение заезжих туристов свежениной. Потоптавшись минут десять, мы решили, что ждать смысла нет. Обозначив жестами, что нам пора, и не встретив возражений (на что, честно говоря, была небольшая надежда), мы покатили дальше по дороге.

Но, буквально через километр нам вновь пришлось остановиться.



Встреча иностранцев с другими иностранцами

Из облака пыли вырисовался автомобиль УАЗ-"буханка". Он съехал на обочину и стал. Из машины бодро вышли не местные люди и обступили нашу команду. Это понятно: даже на асфальтовых трассах велотуристы на груженых байках всегда вызывают интерес, а здесь, в пустыне, - тем более. Короче говоря, в доли секунды мы оказались в центре международного внимания. Самым активным был жизнерадостный мужчина средних лет, который сразу принялся болтать, шутить, задавать вопросы и восхищенно щупать твердые, как камень мышцы на наших ногах. Говорил он по-английски, но суть его восторга была предельно ясна: "крэйзи пипл". Ясно было также, что в своей группе этот человек уже заработал репутацию балагура и весельчака, и главной его целью сейчас было поддержать свой имидж.

- Не обращайте внимания, - он итальянец, - сказала одна из женщин по-русски с небольшим акцентом. Как выяснилось, она приехала из Словакии. Еще в группе была чешка и два или три американца.

Мы разговорились со словацкой девушкой и с молодой симпатичной монгольской гидом-переводчицей, хорошо владеющими русским языком. Итальянец, тем временем, не замечая на себе позорного клейма, угощал нас российскими конфетами и продолжал шутить, изо всех сил стараясь нам понравиться.

Мы узнали, что туристы в Гоби приезжают, в основном, из Европы. Русских тут практически не бывает, тем более на таком транспорте.

На очередном привале, за обедом мы активно обсуждали нашу встречу с цивилизованными туристами:

- Ты заметил, как у словачки соски напряглись!? Прямо торчали под футболкой! Это она от нас - русских мужиков - возбудилась.

- Ну, прям! Да может ей еще до этого, по дороге итальянец титьки натёр.

- Какой там итальянец! Видел, как она о нем пренебрежительно.... Зато на нашего Амида как смотрела!



К трем часам дня мы приехали в сомон Баян-Далай. Последние двадцать километров перед деревней мы ехали по холмам, заросшим диким луком. Сама дорога была относительно хорошей, но местами досаждала жестокая гребенка.


Мы заехали в дэлгур (продовольственный магазин) пополнили свои рюкзаки, а затем отправились на поиски колодца. Безрезультатно покружив по деревне, мы вдруг встретили того самого, монгола, который утром резал козла.

- Где взять цевер ус?

- А-а-а, цевер ус!? - Монгол завел мотоцикл и махнул ехать за ним.

Через три минуты мы оказались у того самого магазина, откуда начали поиски воды.

- Цэвэр ус тут. - Наш знакомый-кочевник показал на дверь дэлгура.

- Нет, нам нужен другой ус, колодец.

Цэвэр ус - это, видимо то, что в бутылках. Природная вода по-монгольски зовется иначе. Когда мы, наконец, правильно поняли друг друга, Чиндзер (так я расслышал звучание имени проводника) вновь махнул рукой и провел нас куда-то далеко за околицу деревни. Сами бы мы ни за что не нашли этот колодец. Вода была глубоко, но Чиндзер достал веревку, позаимствовал у местных детей бидончик, а затем быстро и ловко натаскал из-под земли воду в наши бурдюки. Нам захотелось ответить на радушие, и хорошо, что с собой еще имелись сувениры, потому что, кроме них мы вручили Чиндзеру пакеты кислотных супов, а это, возможно,- не очень гуманный подарок для хорошего человека.



От колодца куда-то вдаль веером расходились четыре равноценные грунтовки, но мы не воспользовались ни одной из них потому, что имелась еще и пятая дорога. За день мы уже намотали более 60 км, поэтому решили километров пять отъехать от деревни и стать на ночевку. Местность была плоская, как блюдо; естественные неровности напрочь отсутствовали, и нам пришлось стать посреди чистого поля. Тем не менее, высота над уровнем моря была не маленькая: почти 1600 м.

> Ни камня, ни кустика на всем обозримом пространстве не наблюдалось. Для приготовления ужина мы вынуждены были вернуться к забытому нами первобытно-техническому способу - бензиновой горелке.