1 часть
На что бы нам сменить привычную обстановку? Джером К. Джером
О том, как скоро бывает собран мотоцикл в одно целое после прошлого похода, можно не распространяться, всем это знакомо. Особенно если окончательное решение о походе принято только в момент отъезда. Отъезд, таким образом, происходит в воскресенье вечером к месту прошедшего слёта, откуда завтра стартует поход. Навстречу сплошным потоком едут домой байкеры; один, сказали, разбился… В первом часу ночи попадаю на турбазу «Манжерок», где прошёл фестиваль памяти Романа Добкина, некогда одного из лучших мототуристов Сибири (бывает же - мотоциклист в совершенстве, мотоциклист от Бога…) Ищу, ищу. Охранник говорит, что все раздолбайкеры уже разъехались, осталось только 2-3 мотоцикла. Ищу эти мотоциклы, мечусь в темноте по лесу, ничё понять не могу, вдруг навстречу мне выходит что-то огромное с фонариком. Думал, уже приходы начались от двухтактного выхлопа. А это Белошапкин меня встречать вышел…
Из досье Сергея Белошапкина: партийные клички – буржуйская рожа, жертва утечки мозгов, Бескозыркин, Белоручкин, Белошвейкин, Белогвардейцев, Белохвостиков, Бело… [нужное вставить]; несколько лет назад, став кандидатом химических наук, предал Родину и уехал работать в Ирландию. Каждое лето на время отпуска приезжает домой. Дым отечества, конечно же, приятен, хоть и страшен облик этого самого отечества… Как-то недавно Серёга зашёл в гости отметить свой недолгий приезд в Россию, обслушался рассказов о наших планах и тоже собрался на фестиваль. Поэтому он быстренько метнулся на историческую родину к родителям (Алтайский край), расковырял погреб, заковырять не успел, всё бросил и на своих двух и автобусных четырёх телепортировался на фестиваль. По дороге он приобрёл провизию и огненную воду (на четыре дня, как он думал). Фестивальное место нашёл быстро, в отличие от некоторых других. И приехал вовремя. Тут же обнаружились старые знакомые, и, как положено у русских людей (из списков коих его постоянно норовят вычеркнуть узкомыслящие товарищи, такие, как Светка Князева), обменялись новостями, познакомились с незнакомыми и начали пить за встречу. То ли радость встречи была чересчур велика, то ли водка прокисшая, но напился ирландский научный сотрудник совсем как русский сотрудник. По рассказам очевидцев, спать он ушёл сам. Но потом шашлык попросился на волю, а расстегнуть замок на палатке Серёга не успел. В виду такого конфуза было принято молниеносное решение ликвидировать последствия катаклизма. Всё содержимое палатки было выкинуто в темноту алтайской ночи, а сама палатка отряжена стираться в Катунь. А Катунь впадает в Обь, из которой пьёт пол-России… Слава тем добрым людям, что не дали ему вместе с палаткой уплыть по течению, а то бы неизвестно, где наш друг утром проснулся… Это обычный ночной сюжет, знакомый многим мототуристам, да и не только им…
События последних предложений были воссозданы из белошапкинских воспоминаний (в меньшей степени) и бодрых утренних рассказов окружающих. После этого происшествия дамы стали называть Сергея «енот-полоскун». «Во благо ли я себе пил, или во зло?» (В. Ерофеев) Так на соревнования в Горно-Алтайске наблюдать ему пришлось сквозь «пелену» вчерашнего дня. Там Серёга встретил кучу автомототуристов, многие из которых его даже узнали и вспомнили. Родина помнит, родина ждёт подходящего момента… Вечером – концерт в лагере. «Коридор», Серьга и юношество из Бийска. Каминского, то есть меня, не было, поэтому в этот раз никого не рвало вокруг моей машины… Утром, во время проведения водных процедур, молодой учёный Белошапкин был застёбан барнаульской художницей. Поводом послужили носки, которые он стирал. А настоящие туристы их, оказывается, покупают сразу полрюкзака и носят с собой. Правда, доносят не все. Вот известный оператор А. Машталир в 1998 году, прокладывая в тайге дорогу, развешивал их на видных местах, чтобы идущие следом не заблудились, а подошедшие близко звери разбежались…
Весь остаток дня ушёл на осмотр достопримечательностей близ Чемала, в результате вернулся Сергей только вечером и нашёл приехавшего, но уже, с позволения сказать, дрыхнущего Толю Окишева, который опоздал на три дня. (Анатолия этого все знают, поэтому не имеет смысла его представлять.) Толя приехал в лагерь и не обнаружил никого, с кем бы выпить водки, которая нагрелась около глушителя. Один напился горячей водки и лёг спать. Сей недочёт со сном в неустановленное время был тут же исправлен, и Толян разбужен. Пока он не совсем проснулся, выдал Серёге свой мотоцикл прокатиться (у него «Хонда-Фараон»). Белошапкин, последний выезд которого на двух колёсах случился два года назад, с молниеносной быстротой воспользовался предложением. Но, как показала практика, руки-ноги-голова настоящего мототуриста вполне могут воспроизвести те сложноскоординированные действия, необходимые для успешного начала-продолжения-завершения движения на двухколесном транспортном средстве, несмотря на то, что средством этим был довольно-таки незнакомый мотоцикл (смесь трактора «Беларусь» и внедорожной подвески). Толян посмотрел на довольную буржуйскую рожу и говорит ему, что нечего водку жрать в Горном Алтае, поехали в Великий поход. А кандидат наук не понимает, на чём ему отсюда можно уехать. Поедем на «Хонде», сказал Толя, подвеску потуже затянем и поедем. Предложение оказалось настолько неожиданным и заманчивым, что Серёга даже не нашёл, как отмазаться. Находясь в своей дождливой северной загранице, он даже не мечтал о том, что за короткий отпуск ему не только удастся встретиться с друзьями-мототуристами, но и выпадет шанс съездить в Настоящий мотоциклетный поход! «Я присоединился к вам просто с перепою и вопреки всякой очевидности». (В. Ерофеев) Так прошёл без меня слёт.
Сидят они и ждут Каминского, меня то есть. Позвонили в Новосибирск, узнали в тылу всю информацию и теперь ожидают моего приезда во временной промежуток, именуемый «до утра». Тянули подвеску, варили кашу, ели кашу и пили водку. За всеми этими, милыми сердцу любого мототуриста, хлопотами, наступила ночь, и в этой ночи раздались ни с чем не сравнимые запах и звук двухтактного двигателя. Я приехал…
Товарищи ждут меня уже изрядно выпившие, и от выпитого просветлённые. Они сообщили мне, что я установил рекорд по скорости перемещения на русском мотоцикле между точками А (Новосибирск) и В (Манжерок). Поздоровались, выпили за встречу и пошли спать; говорят, утро вечера мудренее... Этой ночью ко мне домой приехали питерцы и швейцарцы (ехавшие в Находку на байк-шоу «Лицом к океану»), их там любили без меня.
Утром, при свете, обнаружилось изрядное количество людей и мотоциклов вокруг, которые ночью где-то скрывались. Подъём, водные процедуры, завтрак, - пока всё по уставу. Собрали тряпочные домики и остатки провизии. Начали вьючить «Хонду». Это не потребовало колоссальных усилий, потому как Толя Окишев – аскет (как опытный турист, может прожить без всего, кроме водки и сигарет; это описано в соответствующей литературе), а Серёга Белошапкин до вчерашнего вечера в поход не собирался вовсе. Оглядываю нехитрый скарб будущих попутчиков. Сейчас опишу одного, который не собирался. В его рюкзаке, кроме палатки-коврика-спальника, наличествуют бутылка водки, две банки «консерв», предусмотрительно постиранные носки и зелёный чай (который, считал Толя, Белошапкин вёз специально, чтобы травить нас). То, что рюкзак маленький, это хорошо, а то, что одежда не по случаю… Что надето на кандидата наук поверх нижнего белья? Футболка обыкновенная (1 шт.), свитерок малиновый (1 шт.), поверх этого – курточка супероблегчённая, в которой, по замыслу дизайнеров, седовласые обеспеченные джентльмены должны играть в гольф (такая игра, типа хоккея на траве, только мячик поменьше, вместо ворот дырки в земле и никто не мешает). Тушка учёного слегка прикрыта, а вот ниже пояса имеем штаны укороченные, ниже колен, но не сильно, и кроссовки замшевые, синие, низкие. Одним словом, данным образом одетого персонажа можно использовать как наглядное пособие того, как на мотоцикле одеваться не нужно. Что рекомендуется взять в обычный мотоциклетный поход, можно обнаружить на сайте www.mototourist.narod.ru. И самое главное, у товарища нашего отсутствовала каска как инструмент, защищающий ценную голову, в которую он ест и пьёт! С этим фактом смириться нельзя было категорически, и молодые новосибирские мотоциклисты выдали ему свой запасной шлем. Пока смеяться рано, это не тот шлем, в котором Белошапкин войдёт в историю мототуризма. Это был просто открытый шлем приличного качества, и очки к нему прилагались. Осмотрев себя со стороны во всей экипировке, он пришёл к выводу, что в сей момент бытия, пожалуй, не менее аскет, чем друг его, Анатолий. У Толяна палатка меньше, но у Серёги штаны короче. Ранжируя участников похода по шкале аскетизма, было бы несправедливо не упомянуть третьего участника, то есть меня. Как упоминалось, я приехал и расположился под покровом ночи, и поэтому только в свете утра (цитата из белошапкинских воспоминаний) «мы смогли оценить весь масштаб продуманности и скрупулёзной практичности его походной экипировки. У этого человека было с собой всё… Платой за этот передвижной комфорт было то, что на мотоцикле не оставалось ни одного квадратного дециметра площади, не занятого каким-либо кофром-рюкзаком-сумкой-кормой хозяина…» Соответственно, по шкале аскетизма третий участник располагался на другом полюсе относительно экипажа «Хонды». Но это объяснялось просто. Зная Толины привычки, мне дома положили вещей и пищи на двоих, на меня и на Толю, но Толик не доехал до того места, когда они ему понадобились бы…
Выехали большой колонной из трёх команд – мы, барнаульцы (клан Пантыкиных) и новосибирская молодёжь. Мы потом отделились. Толе постоянно мерещилось, что мы едем медленно, но оказалось, что всё равно быстрее, чем остальные. А едем мы сначала тропу Иня – Тюнгур, потом зимник Коргон - Сентелек, затем уезжаем в Казахстан на категорийный участок в районе Зыряновска. Но это потом. В Усть-Семе мы снова встретились с нашими «юниорами». Здесь у Серёги забрали приличную каску, так как выяснилось, что в ближайшие несколько лет хозяина шлема он может и не встретить. Но всё же новосибирцы проявили заботу о Белошапкине, за что им сердечное белошапкинское спасибо. Один из них нырнул в тёмный кузов разваливающегося 66-го (который считался машиной сопровождения) и, пошурудив под горой старых покрышек, извлёк на свет божий чудо китайского шлемостроения. Это был шлем типа строительной каски, но цвета «красный металлик». На шлеме красовалась залихватская надпись «СИБЕАЗ HELMET». Для адаптации легкомысленного китайского шлема к условиям сурового сибирского лета к нему были пристёгнуты уши из меха чебурашки, что добавляло шарма его обладателю. Когда все присутствующие отсмеялись над Серёгой в этом шлеме, стало ясно, что это – его судьба. Поблагодарив за заботу, мы рванули вперёд, прочь от мест гиблых и грязных, глубже в Алтай, от всей этой дискотеки, которая наблюдается на всём протяжении от Горно-Алтайска до Чемала.
Теоретически мы являемся членами группы Виктора Пантыкина (г. Барнаул), но с его лёгкой руки это не наложило на нас никаких ограничений или обязательств. Мы можем ехать с ним, можем ехать впереди или позади, как нам заблагорассудится. Едем, то есть, легко и свободно… У меня «ИЖ-Спорт», авторский экземпляр, у Толика «Хонда-Фараон», о чём уже упоминалось. У изменника Родины некогда был «ИЖ», но его и след простыл. Поэтому Серж едет номером вторым и, не чуя беды, любуется пейзажем. Местность радует глаз зеленью и отсутствием рекламных щитов, но вот погода задумала что-то недоброе. Небо хмурится, и оптимизма не добавляет. Зато командир экипажа «Хонды» вдруг резко остановился и говорит Белошапкину примерно такое: «Чего это ты на заднем сиденье расслабляешься, когда я тут, потея, руль двумя руками кручу? Садись-ка ты вперёд, благо детина ты взрослая и силой не обделённая». Так Серёга оказался у руля. Позже это станет необходимым условием. Развесовка сложилась таким образом, что если на крутом подъёме позади находится Сергей, то мотоцикл встаёт на дыбы. Толик - тщедушный и малохольный персонаж, по крайней мере, с виду. А жертва утечки мозгов – под два метра ростом, отожрался на вольных хлебах Алтая.
Дорога извилистая и скользкая, прошли дожди. В одну из самых первых поездок на этом мотоцикле Толя перевернулся на свеженамокшем асфальте. Этой историей устрашили учёного, но тот оказался бесстрашным и пытался от меня не отставать. Мне кажется, они едут медленно, на какой-то неясной скорости, которая не была учтена при создании моего мотоцикла. На Семинском перевале приобрели символическую недоспевшую липкую кедровую шишку. Позже выяснится, что в начале езды молодым учёным руководило лишь животное желание выжить. Только на втором часе за рулём он пришёл в себя, обнаружил под собой мотоцикл и от ужаса опять ушёл из себя… Но продолжал ехать. Мне объяснили маниакальную смелость следующим: «ни война и ни понос не остановят мотокросс».
Алтай становится суше, горы выше, глаза у прохожих уже, это означает, что мы едем вглубь. За Семинским коллективный разум вдруг осознал необходимость пополнения запаса питательных веществ в организмах носителей этого самого разума. «Ну, хорошо, я выпью, а чем я зажирать буду?» (В. Ерофеев) После продолжительной дискуссии по обеденному вопросу мнения разошлись (я хотел быстро обедать в кафе, но товарищи мои придерживались того мнения, что следует кушать на природе, чтобы речка, тайга, комары и коровы деревенские кругом, простите, гадили). В результате всё же были куплены пельмени (хотя все понимают, что пельмени – это пошловато). Нашли симпатичное место, которое, однако, понравилось не только нам. Рядом наблюдалась компания нетрезвых аборигенов. Согласно Единому Уставу МотоТуриста это место не могло считаться правильным выбором для привала, но поскольку выбор мест был ограничен, то мы допустили нарушение нормативного документа. (Пельмени при ближайшем рассмотрении оказались совершенно не размёрзшимися. Таких пельменей можно купить на две недели и есть всю дорогу, пока не разморозятся. Тем не менее, несмотря на замечательную сохранность и прекрасный вид, пельмени были сварены и употреблены сразу же.) Местные парубки почтили нас своим вниманием. После стандартных вопросов о том, сколько едет-стоит-расходует, пожелали нам фарту, на что светило русско-ирландской химии ответил, что для англичанина такое пожелание (fart) было бы весьма неоднозначным.
Пока мы занимались обеденными делами, мимо нас по Чуйскому пронеслись две группы мотоциклистов. Со вторыми мы встретимся на перевале Чике-Таман (перевал, который символизирует Алтай и Чуйский тракт). Первый раз за все посещения проехали по старому Чике-Таману. Раньше как-то не удавалось. То руководитель – дурак, несётся сломя голову, то ночь наступает, то ещё какая-нибудь незадача. Здесь и встретили виденных нами ребят, троих из Самары и одного из Подмосковья (на двух «Тенере» и двух «Африках»). У них, что интересно, старый Чуйский тракт в GPS обозначен, как основной. И для проезда он, действительно, показался лучше, чем новый асфальтовый. Старый – двухколейный, для одной машины. Раньше, когда водитель подъезжал к перевалу, сначала шёл к его середине, клал на видное место шапку, потом возвращался к машине и ехал, а по пути забирал шапку. Если там уже лежала чья-то шапка, то он ждал, пока проедет встречный, потом клал свою шапку, возвращался и затем только ехал. Вот как бывало во времена дотуристической эпохи!
Ребята едут на Дальний Восток на упоминавшийся уже фестиваль «Лицом к океану», по дороге решили сделать радиальный выезд до Кош-Агача. В плане мотоциклов и экипировки это серьёзные парни - кругом кожа, пластиковые защитные вставки, кофры, GPSы, наладонники, телефоны и проч. На их фоне наш аскетский экипаж выглядел как эскимос с костяным гарпуном на собачьей упряжке на фоне боевого вертолета Ми-24. Чтобы как-то разрядить обстановку, Серёга начал шутить над своей каской (миниатюрная каска для верховой езды и такая харя!) Что здесь началось! Все давай её мерить, в ней фотографироваться! Но у них такой рожи, конечно, не нашлось, куда им до алтайцев… Во время дальнейшего общения выясняется, что у них и Толи, как известного проходимца (в смысле, много прошёл), имеется общий знакомый, Олег Каравашкин, с которым они вместе были в «Караване» в 1996 году. Толя с Олегом на плато Устюрт гоняли на мотоциклах сайгаков. Сайгаки промелькнули, и только двое бросились вслед за ними как были, на мотоциклах. Остальным такого развлечения не хотелось. А это всего-то охотничий инстинкт, убегающее животное надо догнать, убить и сожрать…
Как оказалось, мы правильно поехали по старому пути, потому как на новой дороге произошёл завал из-за дождей, и все машины стояли несколько часов.
Хотели подождать барнаульцев, но потом подумали, что они и без нас не заблудятся. В этот день ночёвка у них была запланирована на Большом Яломане. Мы же встали под Инёй. Перед этим совершили туда «контрольный заезд» для пополнения запасов продовольствия и ГСМ. Там Толя встретил знакомого из Новосибирска. В среднем за время похода он встречал каждый день порядка 2 – 3 знакомых, что выдавало в нём личность широко известную в узких кругах.
Сразу за Инёй нам предстояло пересечь Катунь по подвесному мосту и ехать в сторону села Инегень и тропы Тюнгур - Иня. (Никто не знает, какого рода слово «Инегень»: Инегень – она, или Инегень – он? Село – трансвестит, одним словом). Состояние этого моста было одной из неизвестных переменных нашего похода. По противоречивым слухам этот мост то ли упал, то ли провис, то ли отремонтирован, то ли нет. Слухи слухами, а эмпирическое познание окружающей действительности всегда надёжнее. Спутившись к мосту, мы обнаружили его на месте, но он был немного перекошен. Рядом с мостом присутствовала бумажка, что, мол, мост поврежден, и движение транспортных средств запрещено. Походив по мосту без транспортных средств, пощелкав языками и осмотрев его тремя парами пытливых глаз, мы пришли к выводу, что мост вполне «проезж». И если бы с мостом действительно было что-то не в порядке, то власти бы не только бумажку повесили, но и убрали доски на концах моста. Потому как одной бумажкой в Сибири никого не остановишь.
После переправы по перекошенному мосту мы направились на место ночевки, предложенное Анатолием. Это берег Катуни напротив впадения в нее Чуи (спросите у Толи). Место действительно было очень интересное, такой кусочек песчано-каменистой пустыни на берегу реки. Есть такие места на Алтае, которые как бы оторваны от основного климата, здесь тополя (когда вокруг уже хвойный лес), песок (когда вокруг камни), неуместный знойный ветер и холодная Катунь. Перебежчику Белошапкину сильно понравилось, расчувствовался молодой, повизгивал от восторга. Здесь Серёги первым делом искупались. Толя мыться не хотел, ему и чесаться не лень. Далее пытливый белошапкинский ум нашёл корягу, которую он стал перемещать к месту последующего сожжения. Сначала всё шло хорошо, учёный кряхтел, коряга короткими перекатами перемещалась к костру. Окрылённый такой лёгкой победой, Серёга в силу молодых лет «приборзел» и стал меньше внимания уделять обороне, за что был моментально наказан. Улучив момент, когда после очередного броска молодой недостаточно далеко отпрыгнул, коряга (хоть и старая) нанесла сильнейший удар одним из многочисленных отростков. Причём этим ударом она старалась поразить одну из наиважнейших частей тела мототуриста, а именно заднюю часть туловища, которой мототурист упирается в сиденье, дабы разгрузить задние ноги. Несмотря на эффектную контратаку, коряга всё же была доставлена на костёр, где горела около двенадцати часов, о чём даже есть фотографические свидетельства. За исключением нападения на кандидата химических наук жизнь в лагере протекала размеренно, еда готовилась, алкоголя пилась, разговоры о том, в чём сила и правда велись. А ещё говорили, не поверите, о Библии. Я знаком с Ветхим заветом, а Толя – с Новым. Я его, должно быть, раздражал своим доморощенным толкованием. Но потом кому-то пришло в голову, что хуже всё равно было Серёге, он слушал нас обоих… Слушал и думал про нас всякое. Зато он объяснил потом Толе, почему у того вместо бражки получился пищевой уксус, и обратный процесс, к сожалению, невозможен. А как ставить бражку, необходимо знать любому мотоциклисту, потому что зимой байкеры превращаются в дринкеров.
Поздно вечером, когда все наелись, напились, наговорились, коряга всё ещё продолжала гореть, осыпая искрами наши дома. Во избежание порчи имущества было принято решение утянуть её обратно на песок, где она горела до утра, а утром ещё позволила на себе согреть чаю. За это ей даже простили синяк в полводительского сиденья. Ночь прошла под вой ветра, приносящего кратковременные осадки. Одной из загадок этой ночи были пронзительные звуки, раздающиеся через неравномерные интервалы. Умной голове от них снились роботы, стреляющие с этим звуком из бластера. Только утром, после совещания со взрослыми коллегами, он понял, что это гуляли местные суслики… Пока мы поднимались, чесались, пили чай, меняли покрышки, барнаульцы просвистели мимо нас на тропу. Тогда резко складываем барахло, привязываем к мотоциклам и выезжаем следом.
Встречаем при въезде на тропу «Оff Road Master Club» (это мужики на дорогих машинах ездят чёрт знает где, а потом эти машины латают). Их мотоциклисты замучили, едут и едут мимо. Раньше по тропе шла двухколейка, но она обсыпалась, делать снова - никому не нужно, и ездят по ней теперь только на конях, на велосипедах да на мотоциклах, кто с пулей в голове; участок для мотоцикла считается категорийным. Между Инёй и Тюнгуром 70 км, примерно 40 из них – «непроездные». Впервые здесь прошли машины; первопрохождение, однако! Да здравствует «Off Road Master»! Пять машин прошли, три из них ремонтируются… Пригласили пить чай, мы говорим легкомысленно, что сейчас на Казнахте попьём, к обеду там будем. Они говорят с завистью, что пять дней шли… Едем по их следам. Где колесо не проходило по ширине, там дорогу «надставляли», мосты строили. С машин снимали двери, чтобы в случае падения машины водитель мог вовремя телепортироваться. По сути, ничего сложного, но всё равно требуется воображение, чтобы представить, как здесь прокрались эти товарищи. Напротив впадения Аргута в Катунь они повесили табличку «Улица Степана Разина», дескать, тропа теперь так называется.
На самом деле тропа известна тем, что во время гражданской войны здесь шли большие бои, памятники везде стоят, Петр Сухов – местный герой. Алтайцы говорят, что не знают, за кого он был, за белых или за красных… На тропе есть место, называемое «полочка». Посреди горного безобразия вдруг открывается степь. Она, конечно, быстро заканчивается, но всё же! На полочке стоит идол, небольшой, но каменный. Именно поэтому он до сих пор здесь стоит. Кто ж его отсюда потащит? Около него складывают денежки и прочие ценности и ненужности. После «Мастера» там сразу куча денег осталась, бумажных в том числе. Денег много, а магазина нет, как мне сказали.
Я первый раз еду по этой дороге. Про тропу много написано, сложность многих мест в том, что с одной стороны стена, с другой – обрыв, посередине – тропинка для кота. Езжай – не хочу. Особенно печально передвижение выглядит в дождь или после него (всё скатывается с тропы вниз). Вот по этому ландшафту мы торопимся за барнаульцами, которые совсем недалеко от нас. Но однажды нам встретился табун коней. Мы смотрим на коней, кони на нас. Мы начинаем ехать, кони бегут перед нами. Тогда думаем, если мы пригоним их не туда, куда надо, местные обидятся. Наскоро посовещавшись, пришли к выводу, что самый деревенский тут кандидат наук. По плану он должен подойти к коням со спины и хорошенько напугать их, чтобы они испугались его больше, чем мотоциклов и пробежали мимо нас. Уж он и орал («Я знаю, что вы сделали прошлым летом!»), и руками махал, и ногами топал, и вёл прицельный огонь различными предметами. Кони всё равно долго сомневались и думали, с какой стороны хуже, прежде чем решили обойти страшных мотоциклистов.
Потом произошло событие, заставившее нас опять пошевелиться. Толя потерял сигареты. При этом мы с Серёгой Белошапкиным не курим. Толя, естественно, стал думать, что это мы их похитили, чтобы он не портил нам воздух. Мы, конечно, брюзжали на тему курения, но чтобы отравить себе жизнь Толиным брюзжанием… На это никто не пошёл бы. Толя сделался злой и не верил, что мы – не воры. Пришлось гнаться за ним в направлении магазина, он даже чай не хотел пить на Казнахте (это река, примерно на середине тропы). Сигаретами он разжился раньше магазина, на Тургунде стрельнул. До этой реки обычно доезжают матрасники и чувствуют себя глубоко в тайге… Здесь Виктор Пантыкин оставил нам «чёрную метку», но мы не отреагировали должным образом, не нашли послание. Он, понимаешь, метки для нас ставит, а мы даже не изволим остановиться и посмотреть.
В Тюнгуре Толя купил ещё сигарет и стал совсем добрый. В отличие от 1998 года, сейчас он не собирался бросать курить. В тот год никто не прошёл перевал Шапшал (только в 1999 прошли), и Толя сказал, что пока на Шапшал не заедет, курить не станет. Потом он ещё года три не курил, пока быт не заел. Кстати, после Шапшала Толя похоронил свой мотоцикл, бросил его под бульдозер с мыслью о том, что загнанную лошадь пристреливают. Соратники на него обиделись, сказали, что с этого мотоцикла можно было снять много ценного (его бы по частям увезли назад). Одним словом, репутация Толи в некотором смысле скандальна.
Далее мы снова преследуем Виктора Пантыкина и его команду. Кого ни спросим, все говорят, что они проехали 10 минут назад. Догнали только в Усть-Коксе, договорились о совместной ночёвке, которой не суждено было сбыться. Колесо на «Хонде» не выдержало 100 кг лишнего веса (буржуя), и рассыпалcя подшипник. Теперь испортилось настроение из-за подшипника. Как же так? Сигареты есть - подшипника нет. «Вымя есть, а хересу нет!» (В. Ерофеев)… С наступлением темноты сняли колесо – разбито посадочное место подшипника. Утром Толя пошёл, оторвал от дорожного знака часть, этим обернули подшипник и получившееся изделие заколотили куда положено. А вы говорите, что дорожные знаки мешают мотоциклистам. Да для мотоциклиста дорожный знак – вещь первой необходимости! Так ремонт японского мотоцикла при помощи русского дорзнака помог уехать нам ещё дальше. На этот раз отстаём от барнаульцев на 20-30 минут.
В районе Усть-Коксы нас потянуло гулять. Полезли в пещеру, но после древнего человека там жили древние козлы, там так и пахнет… Сегодня, кстати, День ВДВ. На базе под Усть-Коксой стоит вертолёт, пилоту поговорить не с кем, кругом пьяные алтайцы и мы. А он был пилотом на Гималаях, залетал на плечо Эвереста. Мы думаем, Гималаи – это сказка, а это самая большая высокогорная помойка. Сколько туристов поднимается и спускается! Но никто с такой высоты мусор спускать не станет, тут самим бы ноги унести. Это только у нас с Актру мусор вывозят, чтобы свалить пониже. В общем, базовый лагерь под Эверестом – колоссальная свалка, одно из самых безрадостных мест на планете. Может, это и не так, я лишь цитирую… Едем по сёлам, кругом пьяные алтайцы в тельняшках бегают, их милиция забирает. А Серёга Белошапкин – десантник в прошлом, но у него нет с собой тельняшки, о чём он очень сокрушался. У нас с Толей есть, а у него нет, хотя мы не десантники, а так… мотоциклисты всего лишь.
Толик грыз локоть, долго чесал думалку, но всё же решился ехать со мной Коргон - Сентелек. В результате ему там не понравилось, сказал, что больше не поедет туда. (Отставание - 30 минут). Мы называем такие дороги «зимниками», а местные зовут этот путь «трактовым». Дескать, только трактор ездит. Основное препятствие, как нам сказали, - колеи. Но это не то слово. Это набор длинных ям в человеческий рост, заросших травой, чтобы нельзя было их разглядеть, пока не свалишься. Ехать следует между ними, но опасно это. Никогда не знаешь, в какой момент уйдёшь направо или налево вниз. И позвольте спросить, откуда эти колеи, если дорога – для трактора?.. Помимо упомянутых препятствий есть болота на любой вкус, броды, поваленные деревья, перевалы «в лоб» и ошибочные следы хитрых барнаульцев. (По пути отслеживали следы барнаульских мотоциклов, это нас и подвело.) Кто-то из них в одном месте по ошибке сунулся наверх, мы следом поехали и заехали чёрт знает куда, а следов нет. Спустились, дотормаживая синими кроссовками; а они вернулись ещё внизу и ушли вправо. Поняли мы, что сегодня их не догоним, обозлились, бросили мотоциклы посреди дороги (скорее всего, ночью здесь никто не поедет), наломали в темноте дров, хряпнули водки изрядно. «Все ценные люди России, все нужные ей люди, - все пили, как свиньи». (В. Ерофеев) Но тут оказалось, что у Окишева палатка уже стоит, а у нас нет. Аскет аскетом, а палатку первым поставил под шумок, сибарит субтильный, а мы ночью под дождём ставили! И как только мы его не обзывали и не тиранили, что только не всплыло из недр нашей долгой и злой памяти относительно этого мелочного и скрытного типа! Вспомнили и прошлогоднюю японку, с которой он однажды заблудился на ночь, - всё вспомнили, то есть. «Будто не знаешь! Получается так – мы мелкие козявки и подлецы, а ты Каин и Манфред…» (В. Ерофеев)
Водка кончилась. Оставшееся расстояние, следовательно, надо доехать за один день, чтобы вечером встретиться с магазином. «Ты понимаешь, когда хмель уходит от сердца, являются страхи и шаткость сознания…» (В. Ерофеев) Доехали, как смогли. В ближайшем населённом пункте сказали, что Пантыкин и К? были полчаса назад. Они всю дорогу от нас на 10 минут – 2 часа впереди. Здесь след барнаульцев потеряется, я их не найду, но дождусь на границе с Казахстаном.
За Сентелеком я расстался с Толей и Серёгой. Толя спужался ехать туда, где гипотетически ещё хуже, потому что мотоцикл у него сдался - звезду заднюю съело, и с подшипником непорядок. Толя всячески аргументировал свою робость, говорил, что фаталист; если что не заладилось, то лучше не экспериментировать дальше, а то уже было такое… Они поехали к Серёге домой, заковыривать погреб. В Алейске подходит к ним мужик мотоцикл посмотреть, говорит, что мотоциклами увлекается, все журналы «Мото» покупает. А Толя – тип тщеславный, для поддержания разговора и говорит: «Там в последнем номере была моя фотография».* Мужик смотрел на него, смотрел, а потом и говорит: «Это ты японку из реки вытаскивал!..» Вот здесь все подивились начитанности русской провинции. Задорнов мог бы гордиться!
Приехали они в Савинку. Перед деревней Серёга прогнал Толю из-за руля, сел сам, щёки надул, грудь выпятил, брюхо втянул. Это пофиг, что ты – кандидат химических наук и работаешь в Ирландии. Главное – иметь высокий статус в русской деревне. А вечер уже, опять надо сигареты; заехали за ними в сарай, называемый «ночной клуб». Там, по свидетельствам Толи, Белошапкин понтился перед соотечественниками жутко!
Дома их ждут баня и самогонка. Поминали они тут и вшивого, мокрого, грязного, трезвого Каминского (меня, то есть). Самогонки выпили немерено. «Вся мыслящая Россия (…) пьёт не просыпаясь! Бей во все колокола, по всему Лондону, - никто в России головы не поднимет, все в блевотине и всем тяжело!..» (В. Ерофеев) По словам опытного сомелье Анатолия хорошую самогонку делают в семьях кандидатов химических наук! Специалисты, однако.
На следующий день, как смогли, разобрали мотоцикл, поехали в Алейск, там купили звезду от ИЖа, поставили. Толя с ней и ездит теперь, как будто так и было… Вернулся он домой и за 10 метров до своих ворот проткнул колесо. Тогда подумал вдруг, что, может, и не туда поехал? Может быть, нужно было дальше гнаться за барнаульцами? Разрассуждался, задумался… Вот такой он всегда, после драки кулачками машет.