Изумрудные россыпи Охотского моря

На острове расположено множество пресных и соленых озер, самое крупное из них Большое озеро (Соленое) в длину оно достигает 18 км, в ширину 4 км. Максимальная высотная отметка острова составляет 700 метром. Лесистые горные хребты образуют английскую букву «N». Большой Шантар самое северное место обитания розы морщинистой, в простонародье прозванной Золотым корнем. На скалистых мысах часто встречаются очень красивые каскадные водопады.

Мыс Радужный отметился на фоне горного рельефа Большого Шантара правильным треугольником. Южный склон мыса покрыт однородным травянистым ковром. Чем наводит определенное сходство с альпийским предгорьем и пасущимися на его холмах стадами длинношерстных овец. Яхта вышла на траверз губы Якшина. Судя по карте это одна из самых больших внутренних акваторий Шантарского моря, протянувшаяся от мыса Радужного до мыса Олай. Губа Якшина очень глубоко вклинивается в островную территорию и сверху напоминает выпуклую чашу.
Плавание по закрытой акватории губы Якшина, разительно отличается от хождения судна по открытому морю. Перестала досаждать изматывающая тело и нервы боковая и продольная качка. В душе воцарилась полнейшая гармония, ты более не отвлекаешься на тяготы связанные с мореходством, а сосредотачиваешься на неизведанных участках суши, щедро раскрывшихся перед тобой.
С мольбою в глазах просим капитана подойти ближе к живописной береговой черте. Но Алексею Лобанову не до нашего возбуждено-стрессового состояния, когда хочется безостановочно щелкать фотоаппаратом и наслаждаться восхитительным чудачеством дикой природы. Монолитные кекуры и полуразрушенные останцы, выдающиеся в море почти на километр, сами выправляют траекторию движения яхты. И капитан вынужден отойти от опасного побережья. Наш тихий и негласный бунт прекратился.
И все же мы счастливы, беззаботно вольны и неправдоподобно чисты в своей созерцательной агонии.

Каким бы ни был человек скрытным и отчужденным в его глазах словно в зеркале читаются все мысли. Я замечаю, что на лицах моих беспечных спутников проскальзывает озабоченность и некая неудовлетворенность наделенной жизнью. Мне знакомо это разлаженное состояние души.
Следуя по непрерывной цепочке географических координат тебя, гложет одна единственная мысль – что принесет собою очередное путешествие? Крестное покаяние, отречение от былого заскорузлого прошлого, а может боль новых утрат или великодушие обновленного мира. Сие неведомо, оно упрятано под замком времени. Но в том и состоит прелесть бесконечного пути – самое лучшее и ценное у земных скитальцев находиться за чертой недосягаемого финала.

По центру губы Якшина, в горном рельефе острова наблюдается понижение. Неприступные скалы, лоснящиеся маслянично-желтым переливом под прямыми лучами солнца, сменились на изумрудный тон тайги подступившей вплотную к морю.
По холмистым складкам местности определили наличие двух рек сливающихся в единое устье. Карта подтверждает наши догадки, река Якшина и река Большой Анаур соединены узкой, пересыхающей бухтой. Рядом отпечатались черные квадратики жилых строений с жирной надписью – «Шантар».
До берега остается пара километров, галечный берег увеличивается на глазах, из общей массы цветущей тайги отчетливо выделяются стволы высоких лиственниц. К всеобщему удивлению капитан осаживает строптивую «Нику», рвущуюся к победе и на малом ходу следует по касательной к берегу. По его команде внештатный моряк из числа пассажиров Сергей Столяров, что называется, выкинул якорь за борт и застыл в ожидании новых поручений непредсказуемого капитана.
Прибегнув к помощи длинного румпеля, капитан заставил вальсировать «Нику», и совершать замысловатые «па». Прозвучала команда – «Поднять якорь!» Усилием трех человек якорь был поднят на палубу. За его острые лепестки нацеплялся целый ворох оранжево-желтой морской капусты. Широкие и плоские листья морской капусты чем-то напоминали нескончаемый рулон бумаги, раскрученный и скомканный за ненадобностью. Известный морепродукт смотрелся диковинно, не так как мы привыкли видеть его на прилавке в консервированном и шинкованном виде.
Петляя по узкой бухточке шириной в десять-пятнадцать метров яхта пристала к зеленому лугу с выпирающим кочкарником. На берегу нас поджидали четыре незнакомца, метеорологи – ревностные поклонники капризной погоды. На возвышенности, сразу за пролеском, виднелись служебные и жилые строения метеостанции утопающие в высоких луговых травах и цветущем Иван-чае.
Цивилизованные аборигены Большого Шантара живут на станции если сказать не с шиком, то уж точно со вкусом, это определение будет более правдоподобно! Кстати о некотором комфорте стоит упомянуть, учитывая географическое положение метеостанции «ГМС Большой Шантар». 
Вместительный жилой дом с печным отоплением, рубленая банька, дизель генератор, летняя кухня и самое удивительное - настоящий дачный огород. Надо учесть тот факт, что климат на Шантарах далеко не мягкий и к разведению сельхоз культур мало подходит.
Кусты отцветшего картофеля росли без признаков поедания колорадским жуком. Редис, укроп, петрушка и репчатый лук, судя по внешнему виду, прекрасно приспособились к значительному колебанию суточных температур.
Владимир Бойко - мужчина худощавого телосложения с озабоченным лицом вечного студента представился нам как начальник метеостанции. Под его опекой находилось двое работников, полностью разделявших взгляды своего начальника на предмет спаянного мужского коллектива. Четвертый абориген острова Анатолий Давыдюк, не состоял во служении Шантарской погоды. Он являлся свободным охотником, гармонично вписавшимся во флору и фауну изолированного острова.
В тесном содружестве метеорологов и смотрителя Большого Шантара, как окрестили мы Анатолия Давыдюка, нашлось множество преимуществ, о чем свидетельствовали интригующие и поучительные рассказы с обеих сторон. Во многом они подтвердили то, что мы успели почерпнуть в наспех прочитанной книге о Шантарах.

Первое упоминание о Шантарском Архипелаге связано с именем прославленного казака Ивана Юрьевича Москвитина, совершившего в 1640 году «великий поход к Тихому океану». Ему довелось одному из первых русских людей увидеть Шантары, «острова гиляцкой орды», так называл их в своих расспросных речах землепроходец.
В 18-19 веках в районе Шантарского моря велся интенсивный китовый промысел. О. Линдгольм писал в своих заметках: «С 1855 по 1857 год целые флоты занимались истреблением китов. За три года 430 судов истребили в Охотском море не менее 6654 кита. За один день можно было наблюдать 150 китобойных судов. Берега клубились дымом бесчисленных жироварен, где перетапливался китовый жир»
В долине реки Якшина вплоть до 1967 года существовал поселок. Работала пилорама, велись активные лесоразработки, промысловики занимались разведением черно-бурых лисиц.

Смотритель Большого Шантара, Анатолий Давыдюк, предложил нам расширить собственные познания в области естествознания далеких и малопосещаемых островов. Мы живо и горячо откликнулись на идею прогуляться по реке Якшина и прочувствовать на собственной шкуре ответственную и важную миссию естествоиспытателя.
Пеший отряд во главе с опытным проводником потянулся вдоль берега к устью реки Якшина. Резкие, крикливые, а порою чересчур раздражительные возгласы чаек сопровождали нас на протяжении всего участка береговой зоны. Неприятный запах гниения дразнил нос йодовой настойкой и омерзительной вонью трупных разложений рачков и моллюсков. Постоянно хотелась чихать. Вызывая упомянутый рефлекс, мы специально глядели на слепящее солнце.
На поверку река Якшина оказалась обыкновенным ручьем, который запросто и в любом месте можно было перейти вброд. По характерным складкам холмистой местности, распадкам и долинным углублениям очень хорошо просматривался рисунок петляющей реки.
Подыматься вверх по реке пришлось по галечным плесам и выступающим косам, свободным от лесных завалов. Лазить в ощетинившемся чипыжнике не хватало ни сил, ни терпения. Полуметровая дикорастущая трава, мохнатые лиственницы, непролазный ивняк и молоденькие тополя, растущие уплотненным частоколом, делали это путь абсолютно непроходимым. Перебираясь с одного берега на другой, мы активно боролись с усилившимся течением и хлесткой стремниной, сбивающей нас с ног.
Четкий отпечаток косолапых лап заставил нас напряженно вглядываться вдаль. Интуитивно, вспотевшей спиной мы ощущали пристальные взгляды опасного хищника. Дальнейшее продвижение отягощалось борьбой с собственным страхом, путавшим ноги и ломающим устойчивый график кардиограммы.
Просветительские речи Анатолия Давыдюка о том, что здешние медведи отличаются миролюбивым характером, отнюдь смелости в наших сердцах не прибавили. Тем более что по окончанию оглашенного текста, свободный охотник Большого Шантара, серьезно, не моргнув глазом, заявил – «Медведь он на то и медведь, в девяносто девяти случаях убежит, махая на прощание куцым хвостом, а в сотый раз звериным оскалом отзовется. Так что шутить с ним не стоит».
Вскоре пришлось повернуть обратно, река сузилась, галечные плесы исчезли, а кустарниковые берега встали крепостной стеной. Весенний паводок сложил поваленные лиственницы непролазным затором, продвигаться вперед не имело смысла.
В тени деревьев на десятиметровом обрыве замечаем могильные кресты и надгробные склепы. Направляемся к ним, строго соблюдая установившуюся покойную тишину. Воздух застыл и пьянит смолянистым настоем хвои. Ветерок слегка шуршит листочками ивняка, навевая удивительную мелодию траурной печали смиреной тайги.
Полусгнившие деревянные склепы разят сердце своим неухоженным одиночеством и пустотой отжившего времени. На покосившемся кресте, опоясанном якорной цепью начертана истлевшая надпись «NELI - 1880».

Еще не отчистились от морской соли стальные цепи и заостренные якоря, еще свежи в памяти радостные крики чаек. И где-то над скалами, разлетается повторяющимся эхом знакомые голоса, и бередят душу позабытые образы.
В тени непроглядной тайги вьются неясным миражем лики погибших моряков. В сознании возникает чувство обреченности и скорбной утраты.

Многоголосый табор белокрылых чаек, уловив первые поползновения отступающего моря, перекочевал на обширную, заиленную косу. Устья рек Якшина и Большого Анаура разошлись, образовав огромный песчаный плацдарм. Лазурное море отпрянуло от наивысшей точки стояния воды почти на километр.
Чайки ринулись к отливной волне, выискивая пристрелочным взглядом мелких рачков, червей, бычков и молодь камбал. Грандиозный по числу приглашенных гостей, пир, удался на славу. Заиленная коса покрылась ватно-белым покровом, голосящего на все лады шумного табора.
Не вдалеке, поверх густой и сочной травы виднеются радиомачты, значит, до метеостанции осталось не так уж и много. Разрезая болотниками тугие колоски и стебли пышного разнотравья выходим прямо к яхте.
К нашему изумлению, то, что открылось перед глазами, ни как не вписывалось в обобщенное представление о мореходной науке. «Ника» полностью обсохла и стояла на килю, уткнувшись левым бортом в сползающий береговой галечник. Одна из мачт вязалась посредством каната к шестигранному лому, вбитому в землю. Тем самым яхту подстраховывали на случай опрокидывания в углубленное дно измельчавшей реки.
Морская вода ушла из бухты, некогда глубокая гавань превратилась в сточную канаву. Мелкий ручек, именуемый Большой Анаур, трясся перекатами по мутной грязи и разливался лужами-озерцами. С каждой прожитой минутой Шантарский архипелаг открывался нам заново, и нес в себе целую кипу познавательной информации.

Приливы в Охотском море неправильные, полусуточные, в течение лунных суток наблюдаются два полных и два малых стояния воды. За шесть часов приливная волна подходит к Шантарам с востока и северо-востока.
У северного побережья Большого Шантара скорость течения составляет 2-3 узла, по мере прохождения прилива между островов она доходит до 8 узлов. Колебания приливов варьируются от 5 до 8 метров.

Три счастливых и безоблачных дня проведенных на метеостанции подарили нам дружбу с настоящими мужчинами, бросившими вызов непокорной природе Шантар. Нами было тщательно исследовано побережье губы Якшина, вплоть до мыса Скалистого, удаленного от метеостанции на пятнадцать километров. Отснята уйма захватывающих сцен из жизни морских обитателей. И в конце третьего дня встал насущный вопрос – «А что же дальше? Чем еще может удивить Шантарская страна грез?»
Анатолий Давыдюк заинтриговал нас рассказом о Большом озере, местные, в лице работников метеостанции называют его Соленым. Озеро находиться в северной части острова, достичь его можно несколькими, разнящимися друг от друга маршрутами. Пеший маршрут предполагает переход через пятисотметровый перевал и далее по заболоченной мари выход в долину реки Оленья, которая впадает в Соленое озеро. Но пятидесятикилометровая дистанция ни всем, а точнее ни кому не пришлась по вкусу.
Тогда совместный консилиум путешественников постановил – добираться до озера морским путем. В качестве средства передвижения выступила наша неизменная победительница, надежда и опора, божественная «Ника».
Нам предстояло обогнуть мыс Радужный, войти в пределы Северного пролива, находящегося между островом Феклистов и Большой Шантар. Отметиться девяностоградусным поворотом на мысе Северном и с запада, подойти к протоке соединяющей Большое озеро с Охотским морем. Впереди нас ожидала увлекательная морская прогулка длиною в сто шестьдесят километров.
Коллектив свободных охотников за зрелищами увеличился, на борт яхты взошли Анатолий Давыдюк и его верный спутник восточносибирская лайка по кличке Арго. Про смелого Арго уже при жизни ходили легенды, по словам хозяина, смелый пес не раз выручал его при встречах с медведем шатуном.
Солнце улыбалась нам беззастенчивой и радостной улыбкой. Скалистые берега острова Феклистов и Большого Шантара нахлобучили на себя мохнатые шапки кучевых облаков. Невозмутимо покойный туман, поддавшись движению холодных воздушных масс, расслоился, вытянувшись белесыми линиями. По распадкам и ущельям клубился невесомый пар, пригретый солнечным теплом. Северный пролив в буквальном смысле слова дышал, вспучиваясь водяными барханами. У оконечности Большого Шантара показался свинцово-синий грозовой фронт.
Черные спинные плавники двух касаток очертили яхту кругами смерти. Хищные киты с пристрастием выбирали очередную жертву для предстоящей молниеносной атаки. Проследовав за яхтой с получаса, они скрылись в голубой бездне, двуногие незнакомцы пришлись им не по вкусу. У касаток оказались другие интересы, икряная кета, горбуша и жирные тюлени – вот их щедрое поле деятельности.
Тюлени-водолазы попадались нам довольно часто, влекомые животным любопытством, ластоногие, подплывали к нам на разумно-деликатную дистанцию и на рукопожатия не претендовали.
Через семь часов яхта подошла к мысу Северному. Море предалось штормовому волнению, и посылало пенные гребни в фанатичный бой с островными твердынями. Берег был совсем рядом, мы слышали гудящий грохот дробящихся скал и затяжной вой свирепого ветра.
Соблюдая очередность, я заступил на вахту. Удерживая двумя руками тяжелый румпель, я четко следовал указаниям посуровевшего капитана.
Едва мы обогнули мыс Северный, на яхту обрушился свистящий и устрашающий шквал. Волны вздымались так высоко, что терялся из виду скалистый берег. Шпигель дырявил набежавшую волну, и шипящая пена окатывала палубу. Лицо и руки пропитались соленой влагой и зудели, их жгло порывами смертоносного вихря.

Бесстрашной Нике становилось все трудней и трудней сопротивляться взбалмошным ветрам, несущимся по меридианной дорожке с северного полюса земли. Огромные волны бесновались за бортом, как будто их специально подстегивали плетью, шторм обретал зловещие контуры урагана, он стал неистовым и насильственным. Безумные ветра завывали голосами смерти и отчаянными криками гибнущих грешников.

Захлебывающийся двигатель не выдерживал натиска разбушевавшегося шторма. Яхту неумолимо относило к скалам, бьющимся в пенной истерике вздыбившихся волн. Возникла чрезвычайная ситуация грозящая гибелью судна, капитан взвесив все доводы за и против, повернул яхту обратно.
Укрывшись за мысом с подветренной стороны «Ника» опустила якорь и готовилась к предстоящей тревожной ночи. Сойти на берег не удалось, среди скальных обрывов не нашлось ровных площадок для палаточного лагеря. Пришлось всем, кроме вахтенного, ютиться в тесной кают-компании. К бытовым неудобствам, связанным с приготовлением пищи на раскачивающемся камбузе, добавилось отсутствие пресной воды. Ее запасы в трехсотлитровом баке иссякли. Нажимая кнопку емкостного насоса, мы с трепетом в сердце ожидали живительную струйку воды, увы, наши кружки, подставленные под краник, оставались безнадежно пустыми.
К утру, после кошмарной ночи проведенной в полудреме, мы сонными мухами повылазили наружу. Погода наладилась, вновь воссияло победоносное солнце. Море очистилось от свинцовой серости и ласкало взор душещипательной лазурью отразившихся небес.
Парадным маршем венценосная «Ника» проследовала вдоль мыса Северного и устремилась целеуказующим шпигелем на восток. Ненавязчивая морская зыбь умиротворенно облизывала борта, Андреевский флаг горделиво и заносчиво трепыхался под малодушным бризом. На крутом утесе, сигнализируя о свершившейся победе, сверкнул отраженным солнцем заброшенный маяк. В ликующей душе творилась бравурная музыка.
Скалистое побережье сменилось на выположенную равнину, замкнутую в кольцо лесистых гор. Галечная коса, протянувшаяся вдоль берега, красовалась отдельными газонами растущего кустарника. В конце косы блестела текучей водой узкая протока, ведшая к Большому озеру. Ее обрамляла бурая скала, посеченная рельефными складками, осыпями и выступающими террасами.
Бросить яхту у входа в озеро капитан не отважился, внезапный шторм мог сорвать с якоря и выкинуть судно на мелководье. Необходимо было в большое стояние воды зайти в протоку. К двадцати трем часам намечался четырехметровый прилив, наш контакт с долгожданной сушей отлаживался к назначенному времени.
Удобно, а точнее навалом, кто как сумел, уставшие путники расположились на палубе и стали обозревать великолепную панораму северной части Большого Шантара.
Невдалеке, если пользоваться морской терминологией и мореходными понятиями, заприметили остров с плоской вершиной и крутыми береговыми скосами. Остров чем-то напоминал татарскую тюбетейку, расшитую скалистым орнаментом.

Остров Прокофьева шестой по величине остров в списке Шантарского архипелага. Назван так, П.Т. Козьминым в 1830 году, в честь одного из директоров Русско-Американской компании.
Скалистые берега острова препятствуют швартовке судов, высадиться на берег можно лишь в северной части, в устье ключа текущего с вершины острова. Остров Прокофьева славится красивейшими каскадными водопадами.

Новый день, зачатый завершившимся рассветом, благоволил нам и напутствовал безоблачным небом на пути к разгадке Большого озера. Отяжелевшая «Ника» безвольно уткнулась обсохшим килем в грунт. Ее более не терзали мысли о дальних и неведомых странах.

Восставшее из тьмы солнце победоносно взметнулось над горизонтом. Огненно-рыжее пламя вселенского пожарища пронеслось над морской зыбью и зажгло отвесные твердыни острова. Обездвиженные и безучастные скалы насыщались долгожданной теплотой. Окружающий мир заговорил языком гармонии и расцвел нежнейшими оттенками восточной розы.

Проход по протоке оказался чересчур мелким, надувной катамаран то и дело задевал баллонами притопленные островки. Работающий винт подвесного мотора зарывался в иле и без устали косил стебли водорослей. 
Взять на борт девять человек, четырех местный кат естественно не мог. Разделившись на две команды, сухопутную и водную, мы ринулись на перегонки к истокам Большого озера, к реке Оленья.
От моря, Соленое озеро отделено земляным валом, намытым безудержными штормами при тесном содействии свирепствующих ветров. Неопределенное количество лет тому назад озеро являлось лагуной, куда беспрепятственно заходили киты и устраивали лежбища жирные тюлени.
На противоположном берегу острова виднелись брошенные казармы войсковой части. Смотритель Большого Шантара Анатолий Давыдюк поведал нам, с понятной только ему досадой, что здесь квартировались ПВО-шники. Относительно близкое соседство метеорологов и военных было на руку и тем и другим, выживать в таежной глухомани, вместе, куда проще.
К берегам озера сходятся покатые сопки, одетые в лиственнично-еловую тайгу. Прибрежные склоны опоясаны зарослями кедрового стланика, укрепленные непролазным ивняком. На галечных россыпях и кустарниковом кочкарнике зреет полезная брусника и безвкусная костяника.
Сочную бруснику можно собирать жменями, настолько ее много. Пару раз к нам навстречу выходили медведи – косолапые хозяева Шантар. Но менее чем на триста, пятьсот шагов к себе не подпускали. Завидев нас они тут же бросались наутек и бесследно исчезали в чаще кедрового стланика.
Благодаря высоким приливам Охотского моря вода в озере солоноватая, пить ее не возможно, она отдает затхлостью и гнилью. Но через каждые сто, двести метров попадаются пресноводные ключи, так что с питьевой водой трудностей мы не испытывали.
Достоверно известно и частично проверено нами, что Большое озеро является богатейшим нерестилищем лососевых пород рыбы.

В реку Оленья на нерест заходит огромная масса кеты и горбуши. Водиться кунджа - один из видов дальневосточных гольцов. Особой достопримечательностью является микижа – относящаяся к группе Тихоокеанской форели. Из-за малиновых полос по бокам микижи, ее прозвали генеральским ленком. Непосредственно в озере обитает красноперка или по-другому - угай, не редко попадается Тихоокеанская звездчатая камбала.

Подняться по реке Оленья на катамаране не позволила глубина обмелевших перекатов, пришлось разбить бивуак в месте впадения реки в Большое озеро. Нас окружала болотистая марь, в воздухе витал рвотный запах гнили. К вечеру ветер усилился и поменял направление. Свежий воздух облегчил нашу участь, развеял болотистые испарения и разогнал писклявых комаров. Отсиживаться в палатке не имело смысла, собрав под свое крыло единомышленников, я отправился на вечернюю фотосессию. Моделью в данном случае выступало само Большое озеро, окруженное сумеречной тайной.

На Соленое озеро невесомо и медленно оседала ночная пыль. Краснолицые облака замерли и более не тяготили взгляд своими бредовыми похождениями. Уснувший ветерок обессилено рухнул на поверхность озера и разлетелся легкой зыбью.
Золотистое солнце, перед тем как исчезнуть за горной долиной, припудрило озеро искрящимися блесками.

На второй день нашего пребывания у истоков Большого озера, была предпринята вылазка по реке Оленья. По характеру течения река строптива и своенравна, мощное течение сузившейся стремниной запросто сбивает с ног. Бесчисленные повороты доводят до такого состояния, что уже не можешь определиться, в какой части света находится отправная и конечная точка маршрута. Благо, что залесенные сопки служили хорошими и надежными ориентирами.
Река переполнена нерестящейся горбушей, стремительная рыба черными торпедами проскальзывает между ног, и уноситься в синюю глубь. Уподобившись неподвижной статуе, замечаешь, как к тебе подходит осторожная стайка горбуши, грациозно виляя спинными и хвостовыми плавниками.
Иных участников нерестилища, уставших бороться с мощным напором воды, мы что называется, брали голыми руками, обессилившая рыба не сопротивлялась. Сделав пару снимков, мы отпускали ее обратно в реку.
На песчаных барханах, отмеченных волновыми рисунками, отпечатались косолапые лапы с острыми когтями. Где-то за поворотом реки слышался хруст ломающихся веток, потревоженный хозяин тайги не искал с нами встречи и предусмотрительно прятался в густом чипыжнике. 
На берегу, в примятой траве валялась изглоданная острыми клыками рыба. Остатки незавершенной трапезы были видны повсюду, очевидно, здесь орудовал целый клан таежных удальцов.

По словам А.Ф. Миддендорфа посетившего эти края в 1844 году, - «Без медведей, без натоптанных ими троп, едвали можно было человеку пробраться через чащи лесистого Охотского края». И поэтому, шутил он – «Медведи являлись там своеобразными проводниками культуры».

Возвращаться обратно к забытой на время «Нике», пешком, ни кому не хотелось. В теле ощущалась усталость, накопленная за последние, длинные и утомительные переходы. Кое как, разместившись на притопленных баллонах катамарана, мы отчалили и по над самой кромкой берега пошли к базовому лагерю. Встречный ветер нагонял пенную волну, забрызгивая впереди сидящих, вскоре на них не осталось и сухой нитки. Ближе к вечеру озябшие и продрогшие мы повалились в объятия тех, кто пожелал остаться на яхте.
Александра Марчук приятно удивила нас, приготовив на костре безумно вкусные и аппетитные пирожки со спинками горбуши и с присахаренной голубикой. Наше трудное возвращение было отмечено настоящим разгульным пиром, какой могли позволить себе скромные путешественники в экстремальных условиях морского похода.
Время подстегивало, приобретенные заранее авиабилеты ограничивали нас в предпринимаемых действиях и насущных решениях. До Комсомольска на Амуре предстояло пройти восемьсот километров. Последние две трети пути из Николаевска на Амуре мы должны были проследовать на быстроходном «Метеоре» - судно на подводных крыльях.
У нас в запасе оставалось два, от силы три дня. Капитан, ссылаясь на погодные явления непредсказуемого Охотского моря, посоветовал нам идти к Николаевску на Амуре прямо сейчас. Спорить с ним мы не осмелились, так как первое знакомство с Охотским штормом протекало в удручающих тонах, полнейшего неприятия происходящего.
Походный скарб вновь облепил палубу. Ни чем не отягощенные мысли упорхнули к вечеряющему горизонту. Четырехметровый прилив, назначенный к 23 часам 22 минутам, должен был состояться лишь через три часа. Не сговариваясь, все участники похода вышли на морское побережье, в последний раз окунуться в сказочный мир Шантарского архипелага и попрощаться с ним.
У мыса Боковикова, среди острозубых кекуров и массивных скал виднелся крохотный островок, прозванный Камень-Лев. Во мне что-то щелкнуло, завертелись и закружились мысли. В реальном сравнении Шантарской природы и себя лично, я понял и осознал то бесценное, что предлагает нам вечность. Во мне сложились прощальные слова увиденному мной миру первозданного естества.

Отколовшись от Большого Шантара, отгородившись приливной волной, стоит над морем маленький островок, именуемый Камень-Лев. Увядающее солнце протянуло к нему огненные руки, пытаясь поддержать его в своем бесконечном и одиноком существовании. Два мира малый и большой навсегда разъединились, что бы каждый, смог продолжить свой путь в бесконечности текучего времени.
Они будут меняться, их будут разрушать стихии, подтачивать скрупулезное время и будет губить премудрый человеческий гений. И по прошествии веков еще не известно, какой из миров сохранит свое первородное обличье. Возможно, крохотный уголок вселенной станет той самой благородной и неповторимой жемчужиной, которая будет манить к себе заплутавших путников.