2. Монастырь в Маалюле
- Ля нукуд, денег нет, - печально говорил Шанди, пытаясь изобразить дружелюбную улыбку. Это было сложно, поскольку зубы отбивали чечетку от холода. – Сами мы не местные, прибыли из далекой России…
Водитель автобуса понимающе улыбнулся, достал бумажку и что-то написал.
- Сколько? – ужаснулся Шанди. – Грабеж! Ля нукуд, тебе говорят!
Водитель пожал плечами, улыбнулся еще шире и нажал на газ. Шанди и Прокуратор грустно проводили глазами раздолбанный драндулет.
- Надо было соглашаться, - вздохнул Прокуратор, кутаясь в тоненький свитер. – Замерзнем ведь…
- Нам, бэкпэкерам, не страшны жара и морозы! – воскликнул Шанди, тщетно пытаясь придать голосу веселую уверенность. – Они только закаляют наш дух!
- Эдак скоро кроме духа от нас ничего не останется, - проворчал Прокуратор.
Смеркалось. Ветер угрюмо завывал над пустыней, поднимая фонтаны бледного песка. Уютный монастырь Саидная, из которого пару часов назад вышли наши путешественники, протягивал свои кресты к небу. Прокуратор крепко зажмурил глаза и постарался вызвать образ монастырской иконы, столь милой его сердцу. На ней с привычной величественностью гарцевал на коне святой Георгий, готовящийся к истреблению редкой рептилии, которую не встретишь и в Красной книге. За его спиной, примостившись на самом крупе коня, сидел арапчонок, сжимающий в руках любовно выписанный художником длинноносый кофейник. Вся икона была выдержана в темных сочных цветах и, казалось, источала священный для Прокуратора аромат вожделенного напитка. В экстазе, близком к религиозному, Прокуратор застыл в храме, приковывая почтительные взгляды монахинь, перед божественным портретом святого кофемана. Ибо юный араб, несомненно, был святым. Пусть у него не было нимба, что с того! Он обладал другим несомненным признаком избранности – прекрасным далли, необходимым для готовки вожделенного Кахве Мурра – такого атрибута не удостаивался даже сам Саваоф! Зоркий глаз Прокуратора впитывал мельчайшие детали картины. Несомненно, в левом углу изображен мангал для далли. А что за непонятное устройство едва прописано справа? Он застыл в секундном недоумении, но затем едва не рассмеялся над собственной глупостью. Конечно же, это – обыкновенный циркулярный ростер с ручным приводом для обжарки кофе! Аллилуйя, арабика! Осанна тебе, божественный черный напиток! Тщетно змей-искуситель соблазняет нас сахаром, а лентяйка-Ева сыпет в огромную кружку презренный Нескафе. Белоснежный конь святого Георгия ржет, встав на дыбы, его ноздри раздуваются, с шумом втягивая горьковатый запах. Кофейное древо познания благоухает чудным ароматом, но его плоды не для вас. Скрипит древняя меленка, дробя мученикам-зернам их шоколадные кости, святые мощи сочатся драгоценным миром, но нет! Не миро, а мурра изливает на нас свою тонкую благодать – то ли лекарство, то ли яд, тонкая пленка между раем и адом, которую вкусите – и станете как боги…
- Наверное, Вы правы, - прервал идиллические мысли голос Шанди. Прокуратор очнулся и понял, что последние слова он сказал вслух. – Адам действительно вкусил не яблоко, а кофе. Потому, одурманенный кофеином, и начал суетиться почем зря. За это бог его и наказал. Представляете – кругом травка, благодать, музыка Боба Марли играет, а эти ребята вместо того, чтобы отдыхать и расслабляться, суетиться вздумали. Возвращается бог из командировки, думает – сейчас отдохну, потолкую по душам с образом своим и подобием, а также с образом и подобием собственного ребра, и что он видит – горемыки сидят бледные, унылые, а вдобавок фиговые листики напялили. Причем насчет причинных мест легенды, конечно, врут. Ева наверняка из листочка дурацкую шляпку сделала, а Адам – казенный галстук. Ну как таких не прогнать. Вскричал бог – мол, дурни вы оба, раньше как сыр в масле катались, а теперь стали как один из нас. Видите – вон, ангел тачку со звездами тащит, корячится. Другой – небо пылесосит. Третий, идиот, меня подсидеть вздумал. Можно подумать, топ-менеджерам живется хорошо. Зачем вам, спрашивается, такой коленкор был нужен? А теперь уж поздно. Проваливайте, у меня карьеристов и лизоблюдов своих пруд пруди. И прогнал Адама и Еву. А все из-за кофе. Зачем, спрашивается, они на него польстились? Ведь вокруг и мак растет, и…
- Постыдились бы, уважаемый, - прервал его монолог Прокуратор. – Все-таки в легендарном месте находимся, самом что ни есть божественном. Единственном, где до сих пор “Отче наш” читают на арамейском, в точности как это делал Иисус на Нагорной проповеди…
- Иисус был нормальным братушкой, мы бы с ним поладили – не унимался Шанди. – Хотя мне, честно говоря, больше по душе Будда. Вот уж кто кофе в жизни не употреблял. Спокойствие, расслабленность, а главное – никакой суеты. Если вдуматься, суета – самый страшный смертный грех, все неприятности – от нее. Никуда не торопись – и всюду успеешь. Медленно, отрешенно… Эй! Стой! Голосуй, голосуй скорее, пока не ушла!
И Шанди с остервенением понесся следом за автомашиной, которую едва не пропустил, увлекшись длительными рассуждениями.
Пролетев по дороге еще метров двадцать, автомобиль величаво затормозил. Он оказался шикарным Ауди А8 с поскрипывающими кожаными креслами и двумя телеэкранами, вмонтированными в спинки передних сидений. Импозантный седой араб приветливо открыл дверь и на безупречном английском пригласил путников садиться.
Когда машина остановилась около монастыря, солнце почти село. Вершина скалы, на которой угнездился храм, багровела в лучах заходящего солнца, и уже почти не видна была знаменитая расселина – узкий извилистый проход сквозь горную гряду там, где она, согласно преданию, расступилась перед святой Феклой, чтобы беглянка смогла укрыться от погони.
Петляя по извилистым улочкам Маалюли, наши путешественники добрались до стен монастыря уже в потемках.
- А монастырь-то – женский, - печально протянул Прокуратор. – Того и гляди, выгонят, а гостиницу здесь так просто не найдешь. Как ночевать будем?
- В трудах праведных, но приятных! – пророчески ухмыльнулся Шанди. – Вперед, и да поможет нам святая Фекла!
К их превеликому изумлению, первая встречная монашка, оглядев растрепанных путешественников, без лишних церемоний поинтересовалась, собираются ли они осмотреть монастырь или сразу пойдут кушать, а затем почивать. Даже богохульник Шанди был восхищен таким гостеприимством и проницательностью. Быстро обежав по каменным ступеням основные достопримечательности, странники были введены в просторный холл, уставленный широкими столами. Тут же из противоположной двери выпорхнула стайка монашек, которые расселись по скамейкам, кидая на гостей любопытные взгляды. Как по волшебству, на столе появились закуски, сыр и мясо, что привело Прокуратора в изумление – по его расчетам, еще не завершился рождественский пост. Впрочем, сами монашки скоромное не ели, приберегая деликатесы для дорогих гостей. Любопытный Прокуратор тут же спросил, по какому календарю нынче разрешено есть мясо, чем страшно смутил невест Христовых, которые принялись извиняться и даже сделали попытку унести скоромную пищу. Однако недобрый взгляд Шанди, выразительно поигрывающего ножом и вилкой, придал Прокуратору находчивости, и он быстро убедил монашек, что ничего страшного в этом нет, поскольку путникам пост соблюдать необязательно. Неторопливо и плотно насытившись за приятной беседой, довольные странники были отведены двумя монашками в гостевое отделение по длинному коридору, заканчивающемуся могучими каменными складками. Как видно, и коридор, и комнаты были выбиты прямо в скале, окружающей монастырь.
- Спасибо, девчонки, за доброту и ласку, - растроганно воскликнул Шанди, плюхаясь на кровать так, что пружины заскрипели.
Девчонки улыбнулись и дружно закивали. Шанди с Прокуратором многозначительно переглянулись.
- И если вы не против, красавицы, мы с Прокуратором готовы вас хорошенько отблагодарить. Отработать, так сказать, кров и пищу в ночную смену.
Монашки заулыбались еще шире, и наши герои поняли: этой ночью им спать не придется…
Прошло четыре часа. Шанди и Прокуратор, потные и обессилевшие, плашмя лежали на своих кроватях, не в силах шевельнуться от усталости.
- Нелегкое это дело – отрабатывать ночлег у монашек, - наконец, сказал Прокуратор, у которого сил не хватало даже на то, чтоб заснуть.
- Я, кажется, склеил сегодня не меньше сотни, - простонал Шанди.
- А я, должно быть, и того более, - отозвался Прокуратор. – Ох, сейчас помру…
Над скалой, в глубине которой лежали наши путешественники, занимался рассвет. Нежные лучи солнца поглаживали верхушки скал, а самые отважные из них проникали в змеистую расселину, по которой бежала святая Фекла, освещая многочисленные надписи, львиная доля которых была на русском языке. Но в белоснежной келье Шанди и Прокуратора царила кромешная тьма, в которой даже самый зоркий человек не смог бы различить плоды их трудов – огромную стопку маленьких картонных икон святой Феклы, вклеенных в пластиковые чехольчики при помощи здоровенного ламинатора.
Когда путешественники проснулись, монашки встретили их будто старых друзей. Одна, самая резвая невеста Христова на вопрос Шанди о том, куда надо отнести ламинатор, тут же бросилась готовить для него лимонад, перепутав эти два слова: желание гостя – закон! И двое странников радовались вместе с ними, с удовольствием помогая по хозяйству. Апофеозом веселья стала просьба настоятельницы отнести с нижнего этажа кухни на верхний по узкой винтовой лестнице машину для приготовления теста. Древний агрегат, как выяснилось, весил не менее центнера, так что нашим друзьям пришлось изрядно покорячиться, поднимая его со ступеньки на ступеньку и следя, чтобы громоздкая груда металла не улетела вниз, увлекая за собой новоявленных грузчиков. Увидев, сколь многотрудным является это, вне всяких сомнений, богоугодное занятие, настоятельница сделала рукой знак, и тут же машину и путешественников облепила стайка молоденьких хохочущих монашек. Одни из них направляли агрегат, другие помогали его толкать, третьи отважно страховали сверху. С такой задорной помощью работать было гораздо веселее, и лестница была преодолена за несколько минут. Потом жизнерадостные монашки гуляли с путешественниками по монастырю, показывая старинные иконы и декорации для представлений, которые они устраивали для местных детей – нехитрые, но сделанные с душой и с любовью.
Как ни хотелось друзьям пожить еще пару дней в гостеприимном монастыре, надо было спешить. Прощаясь, Шанди в избытке чувств даже сравнил Маалюлю с буддистскими монастырями Непала. В устах бэкпэкера это был великий комплимент. К счастью, монашки его не поняли.
- Стоило поехать в исламскую страну, чтобы убедиться в том, что и христианство может быть отличной религией! - вздохнул Шанди, покидая скалы Маалюли.
И снова стояли они на пыльной дороге. Пекло солнце, дул ветер, но путешественники твердо знали, что рано или поздно им повезет.