Конец мая. Лужа с головастиками. Светит солнце. Небольшая группа спелеологов фотографируется на фоне уже изрядно выцветшего флага и нежно-зеленых деревьев.
Лагерь поставили в балке недалеко от входа в Каньон. Скальников в балке не было: они оказались под снегом. Вечером и ночью вниз по балке дул очень холодный стоковый ветер, для защиты от которого мы сделали плетень, охватывающий полукругом место костра. Андрей Бизюкин и я поставили палатки на землю, а классик советской спелеологии Данила Усиков — чуть в отдалении (чтобы ему не мешали), на тающий снежник. Под палаткой снег таял го-раздо медленнее и постепенно там возник высокий покатый бугор с вершиной в центре палатки. В течение всей экспедиции Данила время от времени подкладывал под края палатки станки, веревку, мешки с едой и снаряжением, пока не был вынужден переставить ее за день до спуска в Дурипш.
Татьяна Немченко и Андрей Бизюкин навесили входной колодец и на следующий день я, напутствуемый Андреем, спускаюсь первым, стараясь особо не показывать своих чувств (более всего напоминающих обыкновенный страх: ведь до этого я спускался в колодцы не глубже 25 метров, да и то вдоль стенки). По полке ухожу вбок, где можно спокойно сидеть без страховки. Вниз продолжается широкий колодец метров 8 в диаметре, а рядом небольшая щель, в которую Андрей и вешает веревку. Спускаюсь с верхней страховкой и обнаруживаю, что щель вываливается в упомянутый выше колодец. При этом попадаю под ручей, появившийся откуда-то сбоку, и промокаю. На следующий день Татьяна Немченко и Татьяна Лясина навешивают дальше.
Наша компания увеличивается: прибывают Женя Снетков и Леня Иорданский. Андрей с Женей идут с лагерем на дно, а мы с Ильей Хацерновым сопровождаем их, спуская мешки на себе. "Дно" второго колодца представляет собой полочку на 1.5 человека, на которую сверху льет вода. Дальше — спуск вдоль стенки по ручью в 83-метровый колодец. Как мне было сказано, где-то посередине колодца в стене небольшая ниша и перестежка на тросе. Еду вниз, а перестежки все нет и нет. Колодец кажется бесконечным. Наконец-то перестежка, а вскоре и дно колодца - наклонная осыпь над следующим. Женя спускается на следующий уступ, бьет крючья, а Илья время от времени роняет с осыпи камни, попадая ему точно по каске, а затем также спускается.
Проходит часа полтора-два. В моей гидре (резиновом тигуре) была маленькая дырочка, правая нога промокла и мне холодно. Сижу на коленке у Андрея и слушаю его рассказы о способах согревания и стадиях переохлаждения.
Наконец я на дне. Уже стоит палатка. Несмотря на уверения Ильи, я сомневаюсь, что смогу вылезти на поверхность и решительно заявляю, что не полезу наверх, пока не посплю.
Четыре часа ночи. Мне и Илье пора уходить. Очень медленно вылезаем из спальников; в них тут же влезают (точнее, ввинчиваются) Бизюкин и Снетков. Пять часов. Андрей просыпается, окидывает меня и мое снаряжение критическим взглядом и тут же засыпает, а я начинаю подъем.
Метров через тридцать обнаруживаю, что оставшийся от харьковчан полевой телефонный провод обвился вокруг троса и веревки. Мерно раскачиваясь в бутылке, вынимаю нож и начинается процесс: режу провод, делаю десяток шагов и так далее. Нож быстро тупится о стальные жилы провода. Наконец оказываюсь у стенки колодца. Полка. Перестежка. Снова провод вокруг троса и веревки.
Шесть часов. Я наверху колодца, на осыпи, в 90 метрах от дна пещеры. Теперь-то я уверен, что вылезу на поверхность. Зажигаю свечку и жду Илью. Минут через сорок показывается Илья и ругается, почему же я не порезал весь полевой провод. Это вместо благодарности. Оставляю ему свечку и выхожу колодец 83 метра. Идти хорошо: вдоль стенки и не перегреваешься — сверху льет, но вмеру.
Стоя на полочке на 1.5 человека, кричу вниз, что навеска свободна и я поднимаюсь дальше, но снизу слышу: "Жди!" Жду. По спине противно стучит ручей. Десять минут, двадцать, тридцать. Уже давно слышно тяжелое дыхание, потом вжик... вжик... вжик... самохватами по тросу, потом снова дыхание, но Ильи не вижу. Странно... Тут в паре метров под собой замечаю темно-красный бычок. При ближайшем рассмотрении он оказывается лампочкой, прикрепленной к каске Ильи и освещающей вокруг себя пространство в радиусе 2-3 сантиметров - это, оказывается, называется запсвет.
Что же случилось? Как только Илья услышал, что я дошел до полки, он задул свечку и тут же у него потухла лам-почка. Надо сказать, что основной свет у него плохо работал всю экспедицию и Илья все время с ним возился. Раз-гадка оказалась проста: блоки он скручивал из трех одинаковых батареек — две последовательно и одну, "для усиления", параллельно... Непонятно только одно: как такой блок мог вообще давать свет сколько-нибудь продолжительное время.
Пропускаю Илью вперед и в 12 часов дня сам оказываюсь на поверхности. Вниз идут две Татьяны и Леня Иорданский. После обследования дна первыми поднимаются на поверхность Татьяны и бросают во входной колодец пустую консервную банку — условный сигнал для находящихся на дне. Но банка застревает на осыпи на 190 метрах. Во время выемки гаснет огромный фонарь на каске у Снеткова (с отражателем от фонаря "Эмитрон") — в полном соответствии со словами Усикова: "Мультивибратор — устройство, слишком сложное для пещеры". А идея была неплохая — с помощью указанного устройства плавно регулировать напряжение на лампочке.
Сброска в Дурипш. Нас осталось четверо: Татьяна, Андрей, Саша Вдовин и я. Дождь. Иду в комбезе. Отстаю. Часто падаю. Когда же у меня забирают мешок с посудой (3-4 килограмма, не больше), идти становится гораздо легче. Странный эффект — эти 3-4 килограмма так мало меняют общий вес станка. Цветут рододендроны. На окраине Дурипша заправляюсь вином и — шагом марш до центра.
А.Шелепин, 1990