Жизнь брала под крыло, берегла и спасала,
Мне и вправду везло, только этого мало.
Всё, что сбыться могло, словно лист пятипалый,
Прямо в руки легло, только этого мало…
А. Тарковский
Этот поход начинался нетрадиционно, так как ещё накануне никто не знал, кто едет и куда. Это выяснилось уже в пути. Но перед этим мне удалось собрать за два дня разбросанный по всей квартире мотоцикл в одно целое. Сей факт (при отсутствии запчастей для двигателя) сам по себе настолько удивителен, что элементы неготовности к сложному походу в виде отсутствия багажника и проч. смешны по определению. О том, как и из чего был собран этот мотоцикл, можно написать отдельную страшную историю. За день до поездки его спустили в час ночи с четвёртого этажа; в пятницу выезжать, а в четверг он ещё делался, делался…
Согласно договорённости я действительно приехала в солнечный город Барнаул первого августа, и, согласно традиции, поздно вечером. Меня, в общем, ждали, но как-то неуверенно. По стечению обстоятельств я явилась организатором нижеописанного безобразия, и будущий руководитель с самого начала покусывал меня за все мои промахи. Но ведь никого не интересует, что в день отъезда я ещё окучивала картошку, которую пора выкапывать, а накануне у меня ещё не было денег на поездку. И не все могут понять, что значит пересаживаться с японского мотоцикла на русский, который если даже доведён до идеала, всё равно издаёт чудовищные звуки, и, рано или поздно, где-то что-то побежит. «Только этого мало». На этот мотоцикл до сих пор нет толковых документов. В ГАИ мне сказали, что этот мотоцикл – засада на дороге и… отпустили. Видимо, я была достаточно обаятельна, глупа и красноречива. Это ЗиД – 200, он же «Курьер». Супермашина!
В славном городе Барнауле мы очень символично отъезжали от издательства «Алтайской правды», и провожали нас весьма эксцентрично. Мне на прощанье Олежа Мальцев показывал, как ёж соблазняет ежиху. Правда, в походе мне сей навык не пригодился… Так же он спросил, как всегда, взяла ли я собой зелёнку и сообщил, что он (как владелец «Кавасаки») на таком мотоцикле не поехал бы. Семейство Пантыкиных вынесло нам пол-огорода урожая на прощание, а будущий руководитель орал всем, что они – козлячьи морды, так как не поехали с нами. В результате весь день я везла капусту, и меня мучил страх утраты оной, пока она не была жестоко съедена. Так начался безгорестный поход памяти Алтайской кругосветки 95-го года прошлого века.
Маршрут выглядит следующим образом: Новосибирск - Барнаул – Змеиногорск – Усть-Каменогорск – Большенарымское – Берель – Язовое озеро – Нижний лагерь – Верхний лагерь (пер. Кокколь) – р. Орчоган – р. Коксу – степь Самаха – Джазатор – Кош-Агач – Акташ – Бийск – Новосибирск. Пятая категория сложности. Всё это, не трудно догадаться, проходится на мотоциклах (или пешком, когда мотоциклы в руках). Мототуризм, то есть. Что такое мототуризм в нашем исполнении, это бесконечная история, она по ироничности и разгильдяйству не сопоставима ни с чем аналогичным. Мототуризм – это помидоры, попадающие неясным образом из багажа на заднее колесо, тряпка в воздухофильтре, найденная на третий день, радиатор, открытый после подъёма на Кату-Ярык, тропа, найденная на четвёртый день, мотоциклы, застрявшие в снегу, мыши в багажных ящиках… В общем, вечный праздник жизни!
В Усть-Каменогорске состав нашей сборной команды стал ясен наконец-то. Нас всего пять рыл, в смысле, человек. Я, одна из ледяного города Новосибирска, где птицы замерзают зимой на лету, трое из Барнаула и русский из Казахстана. Камикадзе из Барнаула – это Вовочка Трутанов, мастер спорта, ему поэтому выпало быть руководителем, к тому же в памятном 95-ом году он проходил этим маршрутом. Кроме него – Олег Архипов, душка, молодец и смертельный гонщик, а ещё Светлана Розбах, повар, которая не дала нам загнуться от голода и злости. Последний герой – Сергей Каминский, «последний русский» из Усть-Каменогорска. Он и был злостным инсинуатором нашей безнадёжной затеи. Мы переписывались два года, пока наконец он не сманил нас на этот маршрут. Спутники мои не верили в существование этого человека; в конце концов я тоже начала сомневаться в этом факте… Но он существовал на самом деле; его дом полон курями, индюками, утками; тут, блин, ещё коза, собака, кошка… Последняя порвала меня и мой коврик, когда мы ночевали в доме последнего героя. На этом сборы персонажей были закончены.
Но перед отъездом в гараже у Сержа мои компаньоны узрели мотоприцеп марки «ЗиД». Они безбожно ржали и предлагали прицепить его мне, это же ведь сама судьба распоряжается! Ну, подумаешь, прицеп и мотоцикл разного цвета, они же созданы друг для друга! Я могу сильно помочь команде, избавив всех от груза, который, естественно, должен находиться в прицепе. Я манкировала предложение, как и хозяин прицепа.
Теперь начинается собственно путешествие, где у Вовочки появляется тихое погоняло «квадратная задница». Он едет медленно, но верно, при этом останавливается только от моего скверного характера, который требует отдыха, праздника и пищи. Я постоянно утыкаюсь в его «Яву» и нюхаю сводящий с ума двухтактный выхлоп. Света Розбах, ехавшая пассажиром, сказала, что если Трутанов быстро едет, значит, не видит, как здесь страшно ехать… А для полного счастья (видимо, в честь сбора команды) на Бухтарминском водохранилище в тот день нам, как разиням, продали прокисшее пиво. Мы подумали скандалить, но выпили всё, и было мало…
Документы на въезд в приграничную зону предполагалось взять в Большенарымском. Туда мы попали как раз к закрытию милиции на обед. Ради нас отчего-то никто не отказался обедать, и мы целый час паслись в центре, в дождь, и развлекались в меру своих интеллектуальных способностей. Главное развлечение состояло в том, что мы купили карты с голыми женщинами и с глубочайшим интересом изучали их. В результате пришли к выводу, что нас опять обманули – женщины были скорее одетые, чем наоборот. В общем, Казахстан отнёсся в этом году к нам с ехидством, а в придачу подбросил дождей в начале пути, что весьма влияло на общее настроение и мысли о будущем. Я тоскливо завывала песни о дожде и ветре, от холода болели зубы, а у руководителя не по дням, а по часам портился характер…
Инцидент с местными случился единожды. В Катон-Карагае ужасно пьяные и молодые персонажи увидели у Серёги на мотоцикле GPS, и воображение подсказало им мысль о сотовом телефоне, который они решили в срочном порядке изъять из нашего пользования. Чтобы вернуть частную собственность прежнему владельцу, Серж купил им бутылку водки. Я, пожалуй, на его месте сорвала бы топор с соседского мотоцикла и кого-нибудь убила… Сержик же, добрая душа, выступает за дружбу народов и верит в их единение, а я, то есть, выступаю в роли воинствующего ксенофоба… Если не считать всего перечисленного и того, что с нас всё время собирали деньги (известно, что пропуска нужны тем, кто плохо ездит), Казахстан этого года в целом оказался неплохим местом.
Поскольку мы ретировались из Катон-Карагая очень быстро, то не успели купить водку и часть продуктов. Без водки мы будем грустить. Тот вечер после Катон-Карагая описан в моём дневнике крайне лаконично. «До Берели не доехали. Мокрый костёр, бутылка водки». На следующий день в Берели купили мелкой картошки и засохшего хлеба. Я не постеснялась спросить, есть ли тут интернет; почему-то не было. Тогда, выловив на улице почтальона, я послала в Барнаул письмо с криком души. Написано оно было седьмого августа, а до Барнаула дошло только тридцать первого. Мне сказали, что его читала иностранная разведка. Вот оно.
«Здравствуйте, блин, родственнички!
Трутанов стал руководителем, он морит нас голодом, не даёт спать, всё время ломается и орёт. По его возвращении в Барнаул вам неплохо было бы провести с ним воспитательную работу.
Мы едем впятером на четырёх мотоциклах. Кроме четверых уродов, выпровоженных вами из Барнаула, с нами увязался мужик из Казахстана, казах из Усть-Каменогорска. Зовут его Серёга Каминский-бала, он похож на всех Сержиков, Серожей и СэрГеев. Мы сейчас в Берели, потом не будет магазинов, заправок и умных людей.
У меня чёпопалошний багаж, я из-за него не могу ехать почти, наверху косметичка, муха бляцкая!
У нас всё хорошо, я не смогла позвонить, в этих дырах нет телефонов. Позвони матери, Ленке и … Скажи, что я ещё живая, только задние лапы ломит, зубы и волосы выпадают, завелись вши и блохи; комары выпили из меня пять литров крови, шершни отъели от меня несколько кусков мяса, а Трутанов отобрал у них и съел сам.
Передайте привет… Со мной всё будет в порядке, если я смогу вылечиться от дистрофии и зарастут рваные раны. Я, может быть, даже вернусь…»
Перед перевалом на Язовое озеро мужики меняют ведущие звёздочки и резину, а я бездельничаю. Самая маленькая четырнадцатизубовая звёздочка у меня уже стоит. Спутники предвещают мне беды и муки совести (последние у меня должны возникнуть, когда меня станут таскать). Но, видимо, я вполне бессовестная, и совесть моя практически не была потревожена… Вот сидим мы со Светой и моем кости мужским особям. Спрашивается, зачем Вовочка протирает покрышку внутри? Чтобы двухвостки не завелись? Да, и камеру не прогрызли. А когда он начинает брюзжать, цитируем Гоголя: «А старец-то завонял!..» Смех смехом, а на подъёме я начинаю валяться и зарываться в землю. Меня молча спасают, я заталкиваю совесть на место, и лицо моё приобретает «мотоциклетное выражение». Моя сестра говорила, что когда я еду на мотоцикле, то у меня такое лицо, будто я сейчас кого-то убью… Я не одна страдаю такой особенностью. Когда трудно ехать, последнего героя начинает страшно корёжить. Он сказал, что я специально фотографировала его с такой рожей, а надо было кричать, чтобы он позировал и делал мужественное лицо. А то где я видела героя с перекошенным лицом?
Язовое озеро преподносит нам очередной сюрприз. Все хорошие места (где есть спуск к воде) заняты или загорожены, кругом люди, как на площади Ленина. Мы кое-как пристраиваемся в уголке и настороженно озираемся. К мотоциклистам вообще относятся с подозрением, но я точно знаю, что «далеко не каждый мотоциклист – дебил и убийца» (Н. Полотта). Правда, вечером возникли из небытия Серёгины друзья (с водкой и едой), и мир стал по-прежнему добродушным. Лаконичным завершением удачного банкета этот вечер не закончился. Моя водка благополучно осталась в кружке, так как я в силу странностей своих не пью водку. Гости разошлись, сердитый Вовка и прелесть наша Олежек пошли спать, остались три дурака в сырой холодной ночи, с кружкой водки. Последняя быстро иссякла, тогда Серж и две Светки, недолго думая, нарыли общественную водку и продолжили праздник жизни. Вовочка иногда бранился на нас из дому, наша радость казалось странной и неуместной в холодную дождливую ночь (а от этого завидной). Когда дождь стал невыносим, решено было разойтись, но возникла закономерная проблема: как быть с отпитой водкой? Ведь огорчать товарищей не хочется! Тогда я долила в водку воды; на это Света сказала, что я пошла в младшую сестру, такая же сообразительная в водочных вопросах!.. Следует сказать, что Вовочка и Олег до сих пор не знают о нашей подлости, узнать им суждено из этих строк. Водочные подлецы есть не только среди обычных людей, среди мототуристов они тоже случаются. Это мы.
Всю ночь шёл дождь, утром тоже. Мне в палатке «дали воду», и всё намокло. Выехали по чудовищной грязи, и после каждого падения человек становился всё более грязным чудовищем. Мой мотоцикл несётся, как космический корабль. Но, в конце концов, большая звёздочка – не такая уж и проблема; можно отломать пару-тройку зубов, и будет звёздочка что надо!.. Чуть выше озера торчит клочок русского заповедника на казахстанской территории. Здесь русские собирают деньги с мимодвижущихся объектов. С каждого мотоцикла хотели взять как с «КамАЗа», так как на транспортное средство только один тариф, поскольку и средство только одно – «КамАЗ». Но мы стали ныть, некоторые – кокетничать, и с нас взяли как с конных путников, что гораздо меньше…
В этот день, я оторвала на бревне патрубок. Всю последующую дорогу это происходило постоянно, его уже не прикручивали, и мотоцикл мой распугивал всё живое на многие километры вокруг. Что касается остальных «точил», они в целом не ломались, не считая одного, не будем показывать пальцем. Супермашин всё-таки больше, чем я думаю. У Олега «Планета-спорт», стандартная, поэтому глушителем он собирал все придорожные камни и прочий хлам. Но как ехал!.. Вовочка крадётся на «Яве», столь древней, что её происхождение уходит корнями в глубь истории мотопромышленности, мотоцикл его носил кодовое название «бабка». Серёгин агрегат – что-то большое, рыжее, самодельное, но тоже «ПС». Читаю у себя схему передвижения. «Поехали. Патрубок. Поехали. Трутанов. Поехали. Брод. Поехали. Бревно. Поехали…» Это надолго.
Перед мостом через Берель дорога была ещё вменяемой (правда, на мосту Серж провалился в щель вместе с половиной мотоцикла), но после… Потом случилась лесная тропа, заваленная брёвнами (грязь и камни подразумеваются). Мы расчистили пол-леса и устали, как собаки. В земляные подъёмы затаскиваем мотоциклы на четвереньках. Прижимы. Все валяются. Олег носится, как камикадзе, что впору отворачиваться, когда он летит (на следующий день он весь намазался зелёнкой и предлагал нам). Но самое жуткое в этом дне – серпантин перед Нижним лагерем, особенно тем, у кого четырнадцатизубовая звезда. Это когда нельзя сбросить скорость (потом не тронешься) и упасть тоже нельзя, потому что упадёшь на голову спутникам. А уже темнеет и невозможно оторваться от руля, чтобы включить свет. И страшно-страшно! И проносишься со зверским лицом мимо Светки, а она уже привыкла к этим рожам. Наверху сползаешь с мотоцикла, неровно дышишь, и руки трясутся, а Серж любезно спрашивает, не устала ли я? Устала? Да чуть не сдохла от страха!
Нижний лагерь. Водопад Коксу, домики с железными печками и полиэтиленом вместо стёкол. Ночью холодно, днём жарко. Что странно, здесь никого нет (только завтра народ пойдёт толпами). Это очень кстати, мы мокрые, грязные, уставшие и почти злые. Сильные дожди покинули нас (снег не считается). Чистое небо, холод, Белуха, кедры, травы, синие ягоды, мыши в сумках…
Стоит вспомнить всё же историю о грибах, их здесь много. Ни в одном из походов грибы не проходили под грифом «спокойно». Всегда находится кто-то, кто их не любит или боится. В этом походе ситуация была сложнее. Кроме Олега, который просто не ел грибы, у нас случился лютый руководитель (из квадратной задницы он превратился в злобного гнома). Приготовленные грибы он очень даже ел. Но отчего-то не мог смотреть, как мы их собираем. Если он вдруг видел гриб, то непременно пинал его или давил мотоциклом, чтобы мы, чего доброго, не сорвали. В конце пути, если он забывал пнуть гриб, Олег педантично напоминал об этом. Несмотря на происки номенклатурной верхушки, Светик всё равно умудрялась насобирать грибов и приготовить что-нибудь замечательное.
На следующий день планировалась днёвка, во время которой предполагалось «сбегать» на Берельский ледник. Утром мужики ремонтировали тачки, я тоже. Подкрутила две гайки и посмотрела масло. Завтрак готовится долго, здешние буратины плохо горят… На ледник, как истинные мототуристы, попёрлись напрямик, по вектору. Зачем тропа, какая тропа? Зато ползли по перевалам на четвереньках, поедали всё пригодное, и сделались уставшие и потные. До ледника дошли не все. Вовочка со Светой остались ждать нас внизу, что в целом, беспокоило (не поубивали бы друг друга), но всё обошлось, так как кто-то заснул…
Почти всю вторую ночь в Нижнем лагере мы охотились за мышами. Изымали их из сумок за различные части тела, орали на них, светили в бесстыжие глаза, подвесили все продукты к потолку… Напрасно. Они скакали по нам и на кого-то нагадили. Надо сказать уже, что мыши – это непременный атрибут таёжных избушек, редкая ночь обходится без них.
На следующий день выехали рано, погода портилась на глазах, нам предстояло подняться до Верхнего лагеря. Думалось тогда, что дорога плохая. Позже станет ясно, что до Верхнего лагеря проспект, там некогда была двухколейка. А вот дальше… Как сказал Серж, в этих местах никто не угонит наши мотоциклы, на мотоциклах здесь ездят только с пулей в голове. Это к тому, что он едет по этой дороге третий раз. В позапрошлом году они с другом ходили сюда на разведку, в прошлом году, как выяснилось, они дошли на мотоциклах почти до конца (до впадения Орчогана в Коксу), но вынуждены были бросить мотоциклы в тайге и вернуться за ними в сентябре, под снегом. По дороге Серж показывал нам прошлогодние следы мотоциклов, что впечатляло. Другу его, видимо, сделали операцию и пулю из головы изъяли, его не было… То есть, в команде два штурмана (Вовочка и Серж) и три чайника.
Вовочка, слышу, поёт песню примерно следующего содержания: «Ой, руки мои, руки, привыкли руки к стаканам и непослушные рулям…» Тут ещё и не такое запоёшь. Ехали трудно, отбили все ноги об камни и собственные подножки. Каменные тропы, кустарник, через который не прорваться, камни в высоченной ботве. Всё время теряется тропа, только перед самым лагерем её не потерять, она видна на склоне. Вот-вот начнётся дождь, мир сумрачен, холоден, ветрен. (Правда, всем мототуристам известно, что в горах холодно для того, чтобы мотоциклы не перегревались на перевалах.) До ледников рукой подать. В долине - озёра, позади – последние проблески солнца, и мысль о дожде вызывает предвечную тоску. Так, останавливаясь вдруг, замираешь и просишь хорошей погоды у тех, кого никогда больше не будет с нами…
В общем, едем. Герой Серж прокладывает дорогу, следом лечу я, за мной крадётся мастер спорта, ему все мешают, все не так едут, все всё делают не так; замыкает безумное шествие Олежек. За поход он оторвал переднее колесо больше раз, чем я за всю свою жизнь. А вы пробовали проехать пятёрку на заднем колесе?.. Зато когда он падает, то хоронит под своим «ПСом» всех, кто из добрых намерений оказался рядом. Света идёт пешком, то впереди, то позади. Счастливый человек! Нет страха падений и синих ног, нет смертельной усталости, не мучит одышка после каждого трудного участка, и потеряться она не может, меня слышно на многие километры. Весь путь от Язового озера до реки Кошбулак она прошла пешком. Это судьба всех наших бывших, настоящих и будущих пассажиров.
Верхний лагерь. Для меня это легенда, о которой так много рассказано, сделано фильмов и фотографий. Я прикасаюсь руками к легенде… Встали в клубе. Вовочка сто раз рассказал нам, как в 95-ом году он тусовался здесь с москвичами. Как всегда, объелись, допили последнюю водку («Школа жизни – школа капитанов, там мы научились пить водку из стаканов…»), затопили печь. Здесь руководителю мы всё-таки вынесли диагноз. Помимо пресловутой мизантропии он болен ещё и женофобией. Лицезрение двух Светок, как и в 2000-м году, вызывало у него приступы, схожие с зубной болью. Его страдание мы, к сожалению, ничем не могли облегчить, особенно я. У меня присутствует невыносимый порок – я говорю именно то, что думаю, а не то, что хотят услышать. Поэтому стиль общения наш характеризовался как вооружённый нейтралитет (или нападение - глухая оборона?) За сим Вовочка решил проявить власть и заставить меня мести пол клуба в Верхнем лагере, на что я сказала, что если бы было чем мести, то и дурак подмёл бы. Что было!..
А потом я, Серж и Олег (пенсионеры больше не ходят) гуляли на шахты. Шахты завалены, на дне их стоит лёд, всё брошено, как будто на минуту, а на самом деле навсегда. Вокруг руда с вкраплениями вольфрама, того самого, который здесь добывали больше полвека назад. Кто-то здесь жил, работал в вечной мерзлоте, под пронзительным ветром и снегом. Высота – 2674 м. И теперь в пустом окне туман, как на Камчатке. Мотоциклы еле различимы в пелене моросящего дождя. И холодно, как холодно!.. Но мыться вечером в Верхнем лагере – это что-то!
Здесь, за последней водкой, разоткровенничавшийся Серж сообщает, что думал, будто мы очень крутые, если мочим такие походы. Он очень обстоятельно собирался и крайне боялся облажаться перед нами. Но когда увидел, на каких точилах и дроческопах мы едем… И как едем… Да, Олежек цепляется глушителем за ландшафт, у меня же весь багаж сверху и огромная звезда впереди, а Вовочка… Эх, Вовочка!.. Зато у некоторых крутых мотоциклов нет дуг, и таскать их не за что!
12 августа. Сегодня день рожденья у Светы Розбах, ей исполнилось пятьдесят лет (теперь они с Вовочкой ровесники); сегодня начинается в Бийске слёт имени мастера спорта Полякова (у него тоже день рожденья); сегодня на этом слёте у Люды Глухоревой украдут мотоцикл; сегодня мы спустимся с перевала Кокколь к Орчогану; сегодня пойдёт снег; сегодня будем спускаться по леднику; сегодня я буду кубарем слетать с тропы… Уже скоро.
Тропу потеряли, светит солнце, идёт снег, дуют ветра перевалов, болит сердце… От лагеря спускались по льду, так как проехать больше негде. Вчера мы пешком боялись здесь просочиться, а сегодня это самый безопасный проезд. На первом же большом спуске, когда нормальные люди тормозят двигателем, у меня оказалась включена какая-то нескромно высокая скорость. Я мчалась немыслимо быстро, пока не прибралась. Оставшиеся метры мы с мотоциклом проделали переворачиваясь в воздухе. (Олег сказал, что отвернулся, чтобы не видеть этого…) Нас бережно подняли, отряхнули и сказали: «Учись скорости переключать, дура!»
Опять несколько раз теряем тропу, что не мудрено. Она местами исчезает. Так сначала спустились к реке, а потом пришлось возвращаться наверх, что мало радовало и давало повод к взаимному неуважению. Здесь все начали ругаться грязными словами и больше не переставали. Ехали как попало – боком, задом, вверх ногами, иногда нормально. А когда много крутых командиров, дел обстоит примерно так: Серж подъезжает к спуску, где дна не видно, и говорит: «Пока я не спущусь, ты не спускайся». Я исправно стою и жду. Подъезжает Вовочка и орёт: «Ты чё, пи-ип, стоишь?!»
В том месте, для которого везли верёвки, спускались без них. Вовочка с Сержем съехали благополучно, Света тоже дошла, а мы с Олежеком корячились дольше всех. Здесь обнаружился серпантин, и на каждом повороте мы отчего-то падали. Я-то понятно, у меня тормоза исчезли ещё в начале пути, а Олега что-то держало позади, видимо, «горы, на которых ещё не бывал». А когда Олег с Сержем спускали меня, я верещала, орала, ругалась, брызгала слюнями. Мне было страшно! Выяснилось, что во всём виноват Серёга! Это он затащил нас в эту дыру, из-за него мы здесь занимаемся членовредительством, из-за него у меня кровавые мозоли на руках, что перчатки уже не оденешь, потому что перчатки врастают в мясо, а педаль заднего тормоза уже вросла в подножку, в то время как передний вовсе отвалился.
Тут ещё и руководитель плешь проедает, что команда слабая, бабы – дуры, мотоциклы тяжёлые… Последнее, однако, поправимо. Серж, например, вполне успешно облегчал мотоцикл посредством забывания вещей на местах стоянок. Он удачно избавился от насоса, части гардероба, посуды и проч. Нельзя не позавидовать такой находчивости!
Брод через Орчоган. Солнца уже нет, просто снег и ветер. Проезжаем брод, практически без потерь. Засыпаем в снегопад. И «снег над лагерем валит, гнёт палатки в дугу…»
На следующий день начинается конная тропа. Здесь-то и начинаешь понимать, что есть поистине тяжёлая дорога. Болота, камни, броды. Двадцать метров едем, пять – тащим точилы, так с утра до вечера. Всё же, надо сказать, нам удивительно повезло с погодой (нам вообще чертовски повезло во многих отношениях). Дождей практически не было. Сухо, тепло… Но только скрывается солнце, становится нестерпимо холодно, холодно без надежды согреться. А ночью волосы примерзают к палатке, мокрая тряпка – к мотоциклу и жидкость для мытья посуды утром как-то совсем не жидкая. Без изменений только суслики скачут по нашим вещам. И суслики, и курильский чай, и сделавшаяся бесконечной долина, и пикники на обочинах космических дорог, и обжигающе ледяная вода, - всё ложится в сердце бесконечным узором. Ледники и кедры, узкие крутые серпантины, жара и ветер, время и разомкнутое пространство накладывают незримые следы, мы всегда возвращаемся другими и с удивлением молчим об открытиях…
Ко второй половине дня мы уже выматываемся и перемещаемся в пространстве на автопилоте, спотыкаемся о собственные ноги и падаем, падаем, падаем… Я больше всех. При этом я творю чудеса. Сколько бы раз мотоцикл не перевернулся в воздухе, я умудряюсь выползти из-под него целой. Падает он, как правило, вверх колёсами, что затрудняет возвращение его в вертикальное положение. Мы со Светой вдвоём не могли поднять его. На помощь приходила инженерная мысль (не моя, понятное дело). Под мотоцикл подсовывалась палка, которая выполняла функцию рычага; благодаря этому нам удавалось задрать «ЗиД». А потом снова ехать до первой крови, до первых слёз, кусая обветренные губы, пересиливая боль ушибов.
Олег ровняет трубу и иногда по вечерам заляпывает текущий бак холодной сваркой. Серж сломал багажник, а оставшуюся его часть сломали помогавшие. Сержу, такое ощущение, мы больше мешали, чем помогали. Он кричал постоянно, чтобы не трогали его руками, что его не надо толкать и тащить, а только ловить на излёте. У меня давно потерялась клавиша стоп-двигателя, на её месте торчит железная пупырышка, которую я ковыряю ногтём. У меня ногти скоро станут как у волка в «Трёх поросятах»… Вовочка чистит свечи при каждом удобном и неудобном случае.
В первый день по тропе мы перевыполнили план. Вместо шести километров прошли восемь. Вечером, когда мы только подтягиваемся к месту будущего лагеря, Светик уже варит нам борщик. Борщик, а не борщ, потому что полного большого котла нам хватало только на раз. В нас проснулись инстинкты людей, голодавших в детстве (или яма желудка, как хотите). Ели мы так же, как ехали – до упора, до невозможности шевельнуться. Несмотря на это, замечаю качественные изменения во внешности спутников и своей собственной. Олежек был и без того худ, как экспонат гербария, а теперь у него исчезли щёки, и он вызывает искреннее сострадание. Остальным можно было долго находиться в походе прежде, чем исчезнут щёки, но Серж явно постройнел, а с меня стали спадывать штанишки…
На следующий день, как ни старались, мы не доехали до слияния Коксу и Орчогана. Проехали пять километров триста метров, сказал GPS. Слетают цепи, гнутся направляющие, текут вилки и амортизаторы, мотоциклы садятся на рамы, трубы, подножки. Мне недобро говорят, что подножки у меня не складываются, то есть я буду на них висеть, особенно в болотах. Зато у меня очень быстрый (наверно, хороший, ехидничают некоторые) мотоцикл, короткий, лёгкий и «швыркий», то есть, не рыжая слоновья морда… Когда приходит моя очередь выезжать на трудный участок, я громко сообщаю, что сейчас выступят клоуны из Новосибирска. Только с каждым разом это звучит всё грустнее.
Вовочка однажды ворчливо сообщает нам, что ударился «очковой мышцей» (находка для лингвиста), а потом говорит: «Хотите посмотреть на Галину Уланову?» и задирает штаны, у него перебинтованы ноги в целях безопасности, хотя безнадёжно… Вова сказал, что этим походом заканчивает карьеру мототуриста и выходит на пенсию (приезжать на слёты для коллективных возлияний) мастером спорта.
Сегодня тропа уходит в болота. Она есть, конечно же, и по верху, но с мотоциклами там делать нечего. Где-то здесь то самое место, которое некогда остановило Сержа – с одной стороны болота по колено, с другой – камни в человеческий рост. Сейчас болота высохли, как я и просила. Кочки, однако, остались. Приходится достать все топоры и прорубать в них тоннель для мотоциклов. Вот и рубим полдня, рубим, рубим. Едем, опять рубим и рубим…
Вечером лапша и костёр. Мимо нас прошли пешие туристы, два часа назад они были на месте нашей прежней ночёвки. У них была гитара, и мы со Светиком как можно обаятельнее просили их остаться, но они гордо ушли вперёд. Да, такой скоростью можно гордиться.
На следующий день понимаю вдруг, что устала прямо с утра. Проснуться уставшим… Не уставшие люди – которые, подъезжая к трудному участку, деловито соскакивают с мотоциклов и идут смотреть дорогу. Уставшие – которые подъезжают к груде камней, останавливаются и стоят, ожидая, что какой-нибудь герой потопает на разведку. Уставшие, грязные, со сгоревшими носами и обветренными губами, в синяках, в крови, вечно с мокрыми ногами… Сегодня пройдём примерно восемь километров. Олег растаскивает камни, грязно ругаясь и идентифицируя нас с антилопами (эпитет к ним неприличный); антилопы якобы очень много скачут по камням.
Этот день знаменателен тем, что все валялись необычайно живописно. Олег, кроссовик-затейник, улетел с горы вниз, усыпав местность вещами. Я упала с обрыва в реку, при этом мотоцикл остался висеть на обрыве, а я – нет. Потом меня наивно спрашивали, где это я так вспотела, что вся спина мокрая? Также у некоторых случилась очковая болезнь (ушибы очковой мышцы)… Именно в этот день сделано любопытное наблюдение: люди, уронившие мотоцикл, мечутся вокруг него, как придурки, их невозможно даже сфотографировать рядом, у них и лица такие же, как поведение. Поэтому много фотографий с эффектно лежащим мотоциклом похерено образом водителя. Лишь немного раз мне удавалось оторвать человека от дырки на пробке бензобака и заставить позировать. Видимо, только я флегматично отношусь к валяющемуся мотоциклу, должно быть, привыкла.
Сегодня мы всё же спустились к слиянию Орчогана и Коксу. Вовочка обещал вдоль Коксу проспект. Каково же было наше разочарование! Если бы он был помладше, он бы узнал о себе много нового. Местами тропа получше, но тут те же камни и броды, к которым прибавляются упавшие деревья. Последние стали мукой смертной для нас; либо объезжать, либо перетаскивать, много-много раз! Тогда Вовочка оговорился и сказал, что тропа значительно испортилась по сравнению с последним его посещением… А когда наконец педали на моём мотоцикле свернулись в коральки, мне ответили: «Вечно тебе надо, чтобы всё красиво было, особенно, кучеряво…»
Только на следующий день мы вышли к броду через Кошбулак. За ним начинается крайне запущенная, но всё же двухколейная дорога. Несмотря на обеденное время, поставили лагерь. Снова перебортовывать колёса и менять звёздочки. А вот тем, у кого не было запасной звёздочки, можно загорать. Здесь обнаруживается невообразимое количество синяков всевозможных расцветок и размеров. Предлагалось оценивать их по двум номинациям – по площади и по количеству. Хотя, думаю, забыли художественное исполнение и концептуальность…
До Джазатора около тридцати километров. У некоторых начинает где-то свербеть. В Джазаторе пиво, плюшки, вкусности… Что на самом деле для бешеной собаки лишних шестьдесят километров? Сначала думали поехать я и Светик на моём мотоцикле, но тогда кто будет готовить ужин? В результате обсуждения возможных комбинаций (шёпотом) решили ехать я и Серж. Шёпотом, потому что все «за», а баба Яга – «против». Баба Яга, сами понимаете, присутствует в лице руководителя. Она нередко руководствуется иррациональными мотивами, объяснить которые никому не под силу. Сегодня баба Яга решила, что в Джазатор ехать опасно. Потому что на нас по дороге непременно нападут местные (акуаки), изобьют, всё отберут или вовсе поубивают. А если в лагере останется мало народу (как будто нас много), то тогда с необходимостью акуаки нападут на лагерь, разгромят его и опять же всех поубивают. (Но нас никто не держит). Мы сочли эти аргументы неубедительными, кому мы на фиг нужны? И ведь известен тезис о том, что если улыбаться миру, мир станет улыбаться тебе. Мне всегда всё улыбается, поэтому вперёд!
Сначала мы сомневались. Дорога ничем не отличалась от бывшей ранее, по такой шестьдесят километров – две недели. Но потом начался «праздник, который всегда с тобой». Самаха, Джазатор… Степи, бешеный водитель, бескрайнее пространство, Южно-Чуйский хребет вдали, хвойные леса, ветер, только здешний воздух, пушистохвостые зверушки из-под колёс, хищные птицы, огромное небо, свобода, восторг, закатное солнце, песни, переполняющее ощущение жизни, мысль о руководителе, упавшем лицом в муравейник… Как жаль, что остальные этого не видят и не ощущают! Так редко жизнь преподносит восторг и беспечность! А мы так легко разбрасываемся этими минутами. Отступаем, лишь прикоснувшись. Так и протекает сквозь пальцы наше время, единственное, что нам дано…
По дороге в Джазатор мы не заблудились ни разу. Мы являлись счастливыми обладателями карты и чуда человеческой мысли GPS. По дороге я махала всем «акуакам», они радостно отвечали мне. Здесь нельзя не вспомнить источник такого поведения. Некогда я спросила сестру, отчего нам все машут, когда мы едем, на что она ответила: «Потому что я всем машу»… В Джазаторе мы успешно нашли магазин, успешно приобрели всё, что хотели, при этом нам задарили мешок каких-то местных хлебобулочных изделий ввиду отсутствия хлеба. В целом мероприятие удалось, осталось только вернуться, такая малость. Это, естественно, было не так просто. Водитель по определению ничего не видит, а из меня штурман тот ещё, я один раз только была в походе пассажиром. То есть, штурман-разиня… Конечно же, я кокетничаю. Я честно запоминала дорогу, и мы заблудились всего два раза. Мы выехали к бродам, когда полагалось к мосту. В процессе мы умудрились упасть, поскольку Серж очень торопился. Случилось это событие неожиданно, я даже не успела испугаться. Это когда ты едешь, попивая пиво из большой бутылки, угощая водителя, и вдруг обнаруживаешь себя валяющимся в пыли и облитым тем самым пивом… Тут можно встать, с достоинством отряхнуться и вылить оставшееся пиво водителю на голову. Можно также последнее действие не производить ввиду отсутствия данного стереотипа поведения в этикете… В лагерь мы вернулись затемно. За пятьсот метров до него нас взяли сомнения, когда суперприбор GPS сказал, что у него садятся батарейки. И мы, как первобытные люди, ориентировались по компасу. При этом выяснилось, что я им пользоваться не умею… Желая облегчить водителю участь, я изъявила желание пройти оставшуюся трудную дорогу пешком, только не учла того, что фонарика нет в наличии, то есть мне пришлось не пройти, а пробежать вслед за мотоциклом. Я и упала, и проскакала брод в чём была, и заблудилась… Это к тому, что опытный пассажир не слезает с мотоцикла в темноте.
Первым делом я сообщила, что пригласила толпу акуаков, где они? Неужто не пришли? Какая досада!.. За нас волновались, оказывается. Хотя зачем? Нам везёт с такой силой, что плохое просто не может случиться. У костра заканчивается последний день, проведённый в тайге, день без людей, наполненный солнцем, хвоей, пространством и ветром. Завтра – ойкумена с тысячью условностей, там нельзя сидеть на земле, есть руками, ходить в грязной одежде. Только осознав это, уже прощаюсь. До свиданья, тайга удач и открытий!.. Серж в свою очередь расписал, какая сомнительная дорога нас ждёт. Там пыль стеной, смертельные прижимы над пропастями, мосты вот-вот обрушатся, злые акуакские собаки выскакивают со стойбищ и прогрызают покрышки, птицы принимают нас за дичь и рвут на ходу…
На следующий день я отравила товарищам дорогу до Джазатора. Я ехала с чудовищно низкой скоростью, верно угадывая их желание пнуть меня. Я же не последний герой, чтобы метаться с такой скоростью!.. В Джазаторе мы долго не могли найти бензин. Пора сенокоса, однако. Ни людей, ни машин. Стоило нам найти бензин, вспомнили следующее. Среди нас, не будем уточнять, присутствует злостный нарушитель границ. Он (без соответствующего документа) преднамеренно пересёк границу между Казахстаном и Россией в том месте, где никаких постов отродясь не было. Теперь надо что-то сделать, чтобы он так не квалифицировался. Для этого мы решаем сдаться пограничникам. Но пограничников нет, они тоже на сенокосе. Плевать они на нас хотели! Однако мы настырно прождали их до вечера, потеряв день. Вечером приехал самый главный пограничник и сказал, что нам ничего не надо, таких полно шляется. Мы даже обиделись… Зато во время ожидания мы обнаружили «Яву», которую тут продал В. М. Пантыкин (начальник автомотоклуба «Горизонт», г. Барнаул) в 1988 году. ЭТО ещё ездит!
До Кош-Агача рукой подать, сто пятьдесят километров, не считая погранзаставы. На эти километры мы устраиваем праздничный драйв, после прежних дорог пролетаем их, не заметив. Но на заставе нами заинтересовались. Сержа, например, спросили, почему написано «русский», если он живёт в Казахстане. Также в связи с новыми законами нам всем сделали предупреждение, а второй раз такое будет!.. Согласно им из Барнаула следовало съездить в Акташ, взять там пропуска, вернуться и только потом ехать в Усть-Каменогорск. Я углядела в этом элементы навязчивых состояний и пыталась сообщить, но мне не дали. А сначала нас завели внутрь (спросив, есть ли колющее, режущее, наркотики и прочие ценные вещи) и сообщили, что мы нарушили кучу границ и законов, и нам грозит чуть ли не смертная казнь. Тогда мы вывалили ещё большую кучу квитков и бумаг, собранных нами по дороге. Их хватило бы уехать в Израиль. Командир беспомощно разглядывал сии артефакты отечественной бюрократии, а Вовочка тем временем вещал о том, в каком месте, по какому поводу и в каком количестве получены нами те или иные отписки. В довершение он показал карту с нашим маршрутом, вследствие чего внёс ещё больший хаос. Нас переписали, отпустили и вздохнули с облегчением.
В Кош-Агаче по древней традиции едем на телецентр к Евгению Евглевскому. Он, как всегда, не удивился нашим гнусным рожам и, как всегда, пригласил пожить на денёк. Мы, ничего другого не ожидавшие, тут же оккупировали телецентр, душ, магазины, почту (некоторых выгнали из дому, однако)… Вечером, согласно жанру, начался банкет, посвящённый успешному окончанию нашего безнадёжного мероприятия. Тонкое (и не очень) смешивание спиртных напитков привело к ожидаемому результату. Мы напились. Но, насколько я понимаю, это случается со всеми, кто останавливается здесь после похода. Золотая традиция. Мотоблатхата. Напиться у Евглевского, вернувшись на Большую Землю. Напившись, высказать этим спиногрызам всё, что ты о них думаешь, а наутро забыть. Потому что не до этого, надо держаться за голову и за печень. И редко кто уезжает без подобных симптомов… Хозяин (помимо прочих любезностей) объяснил кружение над нами хищных птиц. Они мотоциклы видят, значит, скоро падаль будет. Во как!
Утром, понятно, все больные на голову, но некоторые сильнее. У них реальность конвертируется в этой самой голове, и они заявляют, что поедут за один день из Кош-Агача до Усть-Каменогорска (через Барнаул). Заболевший, то есть, один. Мы ему сочувствуем, но помочь ничем не можем. Обымаемся на прощание, лобызаемся и разъезжаемся, как никогда и не были вместе. Так нас покинул последний герой. Позже выяснится, что ему спокойнее было бы ехать с четверыми им оставленными. Но мы же лёгких путей не ищем! Нам надо трудности, геройство!.. Надо ехать до тех пор, пока все спицы не повылезут из колёс!
Дорога до Барнаула подарила нам два спущенных колеса, дождь Семинского перевала, вечер из водки с пивом… Просто трасса, просто возвращение домой. Просто заканчивается лето, наше лето быстрых дорог. Летние дни – как последнее вино. Теперь нам прогуливаться по осени, заглядывать в будущее лето, которое всегда «для тех, кто выжил зиму и осень…»
Снова спасибо команде, «спасибо вам, не подвели, не дрогнули, и каждый был открыт таким, как был…» До новых встреч! Удачи!
Сентябрь, 2003 г.