Воскресенье, 11 апреля. День 5
Утро. Просыпаюсь и осматриваю первым делом ногу. Не болит, опухоль спала. Минеральные воды и примочки от народной медицины сделали свое дело. Леша обещал приготовить завтрак к 8 часам, уже около восьми, и я тороплюсь вниз. Вещи собраны еще вчера, одеваюсь, проверяю, не забыл ли чего в комнате, коридоре, внизу, в холле столовой. Моего присутствия на турбазе было много, не мудрено что-нибудь забыть. Виктор уже завел маленький грузовичок. Чтобы не тащить санки и всю поклажу тем же путем, которым пришел сюда, он пообещал вывезти все это на лед. Снимок на память, и в путь. Ветра мало, не зная, как будет дуть дальше от берега, беру восьмерку. Проехав чуть меньше километра, меняю галс. Нет, явно не по ветру кайт взял. Останавливаюсь, меняю на Спид3. Быстро набираю скорость, уваливаюсь под ветер и, взяв курс на мыс Ухан, что на острове Ольхон, удаляюсь от берега. Дорога вполне терпима, снега больше чем льда. Это позволяет контролировать скорость, идти, не разгоняясь чрезмерно. Через час с небольшим хорошего хода замечаю: все больше и больше территорий отвоевывает у снега лед, все больше и больше раздувает, сильнее разгоняет на ледяных плешинах. Бороться становится тяжело. Гашу купол, измеряю ветер. 7-8 м/с. Это предел для 15-и метрового кайта, дальше пересаживаюсь на буксировщик-пони. Забавная вещь приключилась при складывании кайта: из-за сильного ветра пришлось сразу же убрать купол в мешок, а уж потом сматывать стропы. Натянув стропы, начинаю наматывать их на бар, приближаясь к куполу. Не собрав и половины строп, выхожу на лед и еду, очерчивая как по циркулю четверть окружности. Лишь доехав до снежной кочки, удается зацепиться ногами. Как там космонавты в невесомости управляются? Им ведь еще тяжелее. Средняя скорость с буксировщиком падает с 30 км/ч до 15, можно расслабиться. На навигаторе отбита самая глубокая точка Байкала. Точными батиметрическими данными я не располагал, но по описанию, это в 12 км к югу от мыса Ижемей. Туда и направляюсь. Вообще, к востоку от острова Ольхон находится самое сердце Байкальской котловины, абиссальное дно. Глубины здесь отличаются не более чем на десяток-два метров. Поэтому, согласитесь, не велика разница знать, что у тебя под ногами 1620, 1630 или 1640 метров. Езда с буксировщиком освобождает руки. Можно поснимать. Вот попадается красивая льдинка, вот участок черного льда изрезан глубокими «морщинами», как кожа ветхого старца. Вот что-то красное виднеется на льду. Красное привлекает внимание, это неестественный цвет для царства льда и снега. Оказалось, полиэтиленовый пакет. Сколько дней, а может недель путешествует по льду Байкала этот скиталец, как и я, гонимый ветром? Сочувственно провожаю младшего брата взглядом, он ведь не умеет ни в лавировку, ни даже в галфвинд. Прошло шесть часов, как я покинул гостеприимный берег, достигаю намеченной точки: «самой глубокой точки самого глубокого пресного водоема планеты». Сожалею, что не обзавелся точными ее координатами. Ну да ладно, будем праздновать условное восхождение на условную вершину. Как и положено, фотографируюсь. Чтобы снимки отражали суть момента, фотографирую свои ноги в горнолыжных ботинках на черном байкальском льду. Пусть здесь и будет вершина, ну кто проверит? Фото в ботинках не удается ни с первого раза, ни со второго. Как только выходишь на лед, тут же тащит под ветер. Приходится возвращаться и начинать снова. Пробую в лыжах, поставив носки и пятки на снег. Получилось. Отдохнув, выпив и закусив (воды, галет и шоколада), продолжаю путь. Совсем чистый лед, буксировщик разгоняет до 20-25 км/ч. Санки елозят влево-вправо на двухметровой жесткой сцепке. Если бы была веревка, меня давно бы сшибло гружеными санями. На битом льду слышно глухие удары по днищу, каждый такой удар – это кусок покрытия, отколотый от саней. Надо как-то бороться с передозом. Штатная конструкция предполагает только изменять диаметр отверстия в куполе. Если отверстие сделать достаточно большим, купол не наполняется, его долго трепыхает ветром. Утомляют повторные запуски, которые надо делать слишком часто из-за колобовника, который встречается все чаще и чаще, предвещая недоброе. Эффективность такого метода низка. Надо бы научиться его рифить. Поразмышляв немного, останавливаюсь, ищу короткие веревочки в боцманском сундучке, связываю попарно соседние стропы под куполом так, чтобы из шестиугольника получился треугольник. Отверстие в центре снова затягиваю. Пробую запустить, получился смешной зверек. Этакая треухая морда, которая из-за выступающих ушей перестала закручиваться, путая буксировочные стропы. Вот такой новый вид в фауне Байкала. Какое же имя ему придумать? Зарифленный Треух? Интересно, как это будет звучать по-латыни? Зарифленный Треух заметно сбросил тягу по сравнению со своим предшественником. Очень легко гасится и наполняется ветром. Когда ветер стихает, убираю одну-две веревочки, и он превращается в Двууха либо Одноуха. Если раздувает - снова рифлюсь. Очень кстати я нашел это решение, потому что мы приблизились к самому незабываемому участку всего путешествия – сплошному полю торосов, протяженностью многие километры. Поначалу я и не думал, что этот участок моего пути будет столь изнурительным как для моих ног, так и для саней. Ноги болели еще очень долго, санки же, покалечились навсегда. Итак, торосы. К пяти вечера я достиг, пожалуй, самого большого поля торосов на всем Байкале. С запада - мыс Шунтэ, с востока – Баргузинский залив. Есть где разгуляться свирепому январскому Баргузину, разбить и покрошить в крошку огромные ледяные поля, заторосив все до самого горизонта. Въехал как-то незаметно, думал, попрыгаю немного и пронесет. Ан нет, пришлось снова делать Треуха, и на цыпочках, с минимальной скоростью проходить этот ужас. 5 км/ч, - вот средняя скорость, с которой приходилось продвигаться вперед. То и дело гашу купол, медленно подъезжая к глыбам льда, группируюсь, запрыгиваю на них носками лыж, снова выбрасываю купол, проскакиваю торос, слежу, чтобы это же делали и санки. И так много-много раз. Иногда картина меняется. Высокие вздыбленные льдины уступают место почти плоско лежащему битняку. «Почти» и «плоскому» - это не одно и то же. Под эту льдину норовит нырнуть лыжа. Если вовремя не выбросить наверх носок или не объехать, можно покалечить ногу или лыжу. Не представляю, как бы я здесь шел на кайте, это просто невозможно. Пешком тоже не сахар, можно подвернуть ноги - кругом присыпанные снегом ловушки и капканы. Да и скорость была бы не более 1 км/ч. Буксировочный парашют – вот самое верное решение. Откуда он у меня? Все очень просто, уральский путешественник, Евгений Корбут, когда узнал, что я собираюсь на Байкал, предложил взять у него такую штуку покататься. Он шьет их на своем предприятии «Век» и постоянно использует в полярных экспедициях. Буксировщики совершенно толерантны к турбулентностям, не набирают тяги при увеличении скорости (нет буерного эффекта), не боятся падений, зацепов и т.д. Дешевы, просты, надежны. Конечно, кайтер, передвигающийся с помощью буксировочного парашюта выглядит отвратительно. Представьте Шумахера на горбатом запорожце. То-то! Взял на всякий случай. Все равно брать подстилку под палатку, а так, глядишь (да простит меня Евгений) парашютик постелю, по весу одно и то же. Парашютик выручал меня и позавчера, и сегодня, на голом льду. Но всю ценность этого изделия я осознал лишь сейчас, продираясь сквозь ледовые джунгли. Вовремя придуманный способ сбрасывать тягу еще сильнее улучшил его «юзабилити». Ай да Корбут! Ай, молодец! Изменчивость силы ветра и ледовой обстановки постоянно заставляет менять конфигурацию изделия - от Одноуха до Треуха. Это порядком поднадоело. Думаю, как бы триммер или дипауэр к нему приспособить. Придумал! Надо три стропы оставить как есть, а три другие сделать на полтора метра длиннее, к куполу в точках их крепления подшить три колечка, длинные стропки пропустить в колечки и закрепить на куполе в тех же точках, где крепятся первые три. Если ветра мало, тянем к себе короткие стропы, купол становится шестиугольным, если много – травим их и висим на длинных, они сами соберут часть купола, образуя Треух. Промежуточные варианты – Широкоухий Треух с плавно меняющейся шириной морды и ушей. Двуухов и Одноухов можно упразднить. Как это все сделать доступным для управления из кокпита, дело техники. Ай да я молодец! Надо подарить идею Евгению. Нет, продать! Нет, все же подарить, неловко как-то. Вот так, умствуя лукаво, незаметно подошел к северной оконечности ледовой бойни. Незаметно, это не быстро. Наоборот, продвижение в ней показалось вечностью. Просто как-то внезапно кончились торосы, и чтобы четко обозначить границу этого безобразия, Байкал раскололся огромной становой щелью, подводя итог моим мытарствам. 7,5 км за полтора часа. Это очень быстро. Отстегиваю сани, снимаю лыжи. Пять минут отдыха. Фотографирую поле торосов, - впечатляет. Фотографирую себя на фоне границы-трещины. Переползаю ее, и дальше в путь. Уже вечереет, надо поторапливаться. Беру курс на Святой Нос, Нижнее изголовье. На нем есть какая-то мачта, должна быть сотовая связь. Успеть бы до вечера. Не успел. Пройдя еще 20 км, остаюсь без ветра. Одиннадцать часов, до Святого Носа еще 26 км. Пешком слишком поздно. Среди голых льдов нахожу клочок снега, забуриваюсь, ставлю палатку. Ужинать и спать. Здесь одно из самых ветреных мест на Байкале, предусмотрительно привязываю сани к ледобуру, укладываю в них все вещи. Газовая горелка и котелок остаются возле палатки. Промучившись с полчаса, все же выхожу на улицу, складываю кухню тоже в сани. Ветром или моими неосторожными движениями плитку можно уронить на бок, а потом искать где-нибудь в Усть-Баргузине. Благоговейно осознаю, что под палаткой более 1600 метров. Я примерно в центре озера. Надо мной - бездна звездного неба, подо мной – черная бездна Байкала. Торжественный момент, но откуда мурашки по коже? Ночь. На улице уже за 20. Зарываюсь в спальник, согреваюсь от стука зубов и засыпаю. Сон тяжел, что-то давит, не помню. Помню, вся ночь была тревожной, помню предутренний сон. Помню ведьму, в упор смотрящую на меня. Помню, как от ее взгляда начинаю подниматься в воздух, и принимаю горизонтальное положение. Помню беспомощность и какую-то обреченность. Начинаю задыхаться, вдруг чувствую, что я в спальнике завис под куполом палатки, опять ужас, беспомощность, вот-вот умру. Открываю глаза, ...падаю со своим спальником на землю. Холодный пот. Высовываюсь из мешка, расстегиваю палатку. Сердце колотится. Кое- как прихожу в себя. Ох, что-то неладное творится в этом месте!
Итоги дня: Пройдено по ЖПС 122км, по генеральному курсу – 112км. На кайтах прошел 18км, остальное на буксировщике. На нем же преодолел сплошное поле торосов длиной 7,5 км. Достиг глубочайшей точки Байкала, ночевал практически в центре озера. Ходовой день 12 часов 18 минут.
|
Понедельник, 12 апреля. День 6
Утро, солнышко заглядывает прямо в глаз. «Просыпайся»,- говорит. На улице спокойно. Расстегиваю палатку, ожидая, когда испарится изморось, погружаюсь в дрему. На душе уже спокойнее. Утро выдалось солнечным морозным и безветренным. Готовлю завтрак, пакую обоз и выдвигаюсь пешим порядком в сторону Нижнего Изголовья. Там мне обещали сеанс связи. Пешая прогулка с утра очень полезна, нужно разбудить организм, подготовить к серьезным нагрузкам. Час ходьбы, и вот я подхожу к зоне снега, лед заканчивается, слегка задуло. Пробую запустить Спид3, медленно и лениво, но он все же наполняется воздухом, летит. Направляюсь все на тот же мыс, еду, время от времени проверяя телефон. Связи все нет. Упираюсь в небольшое поле торосов, страшного пока ничего, но нет желания вернуться во вчерашний кошмар. Решил оставить это занятие и идти дальше. Есть еще Верхнее Изголовье, оттуда позвоню. Вчерашние сумерки были мрачными, горизонт затянут и Ушканьи острова так и не открылись. Сегодня же на ясном горизонте отчетливо виден Большой Ушканий. Малые пока скрыты за линией горизонта. Иду широкими бакштагами, держа курс на остров. Дует юг, может чуть-чуть с востока. Покрытие ровное, честно заслужил. Чувствую себя снова кайтером. Достаю фотоаппарат, сегодня можно снимать на ходу. На правом галсе мне позирует Святой Нос, на левом – Байкальский Хребет. Где-то там далеко, на западе-северо-западе, Лена. Солнце на снегу вырисовывает четкую тень человека, рюкзака, планки. Для потехи снимаю эту тень, вытянув руку на солнце. Хорошего из этой затеи ничего не вышло, ни разу не попал в удачный ракурс. Снимаю Спид3, летящий над горизонтом и цепляющий нижним ухом то Ушканий остров, то Святой Нос. Вот народились малые Ушканьи, сразу двойня. Иду в проход между правым из них и Верхним Изголовьем.
На льду, прямо по курсу, перед Верхнем Изголовьем стоит УАЗик, возле копошатся рыбаки. Подъезжаю тихо, пугаю мужиков. Сажаю кайт лишь со второго раза, дует крепко. Обещали напоить чаем, да вот незадача, - выпили весь сами. Спрашиваю про сотовую связь и далеко ли до Давши. Связь искать нужно глубоко в Чивыркуйском заливе, километрах в сорока отсюда. А до Давши около 90 км. Предлагают остаться с ними, переночевать на Большом Ушканьем. Ну, Ушканий я уже прошел, назад нет смысла возвращаться. Впереди еще половина ходового дня. Повезет, успею до Давши. Быстренько убираю свой пятнадцатиметровый надувной матрац, достаю восьмерку и, отбив на ЖПС следующую точку на Давше, двигаю в путь. Впереди опять становая щель, обрамленная громадными глыбами торосов. Крадусь в поисках прохода. Вот, вроде удачное место, плавный, присыпанный снегом въезд на гряду. Остается убедиться, что и за ним столь же безопасно. Подъезжаю вплотную и сбрасываю тягу до нуля. Лыжи останавливаются на подъеме, трещина и та ее сторона так и не открылись моему взору. Чуть качнув кайтом, проезжаю еще пару метров, и правая лыжа ныряет под льдину. Ох, только бы не дернуло сейчас. Сдаю назад, высвобождаю лыжу, повторяю все снова. Опять лыжа застревает, наконец, с третьей попытки ставлю ногу поверх ее, и быстро, пока не скатился назад из этой удобной стартовой позиции, перевожу кайт, снова назад, планку на себя и перелетаю щель всем составом. Санки, жалобно хрюкнув, протиснулись между торосов, высоко подлетели и приземлились «на отлично», на оба полоза, как настоящий гимнаст. Снова поле с редкими заснеженными торосами. Ухожу мористее, чтобы не тратить на них драгоценного времени. Вдруг, прямо из горизонта, на меня летят три точки, разрастаясь на глазах в кавалькаду квадрациклистов. Машут, требуют остановиться. Останавливаюсь: «Есть ли чай?»,- спрашиваю. Обещают все устроить. Сажаю кайт, прошу подержать за наветренное ухо, пока я не отцеплюсь. «Наветренное» путают с «подветренным», показываю рукой куда идти, что делать. Нет, кайт взлетает, чуть не отстригнув стропами ушки незадачливых помощников. Подальше от греха держу кайт в зените, постоянно напоминая про обещанный чай. Главный расспрашивает, что это за диковинный способ передвижения, сколько мне лет. «А, еще молодой», говорит. Тут же кричит деда, зовет заценить мое снаряжение, потрогать руками, и на ухо мне заговорщицки шепчет: «Дед на год тебя старше». Дед щупает руками мой комбез, спрашивает, не холодно ли в нем? Ветер крепкий и порывистый. На порывах дергает с места. Вожак, не желая разговаривать с моим затылком, все норовит зайти вперед, между кайтом и мной, встает на лыжи, чтоб я не ехал. Дед занимает аналогичную диспозицию, но уже между мной и санями. Объясняю, что это не безопасно, главарю раз в тридцать секунд говорю, чтоб слез с лыж. Парни все из себя, пальцы во все стороны, пахнет от них не чаем. За пазухой «Иридиум», спутниковый телефон. Диктую номер, делают звонок. Никто не берет трубку. Называю другой номер, опять тишина. Обещают сами позвонить попозже, а пока предлагают откушать водочки вместо чая: «Ну, нет чая, нафига он, если есть водка?» «Нет, за рулем не пью». Удивляются: «А мы вот пьем, и ничего». Вожак стаи просит дать порулить, тянется к планке, на порывах опять наступает мне на лыжи. Дед снова встал между мной и санями. Нет, пора тикать, пока сам жив, и не поломал никого. Прощаюсь, еду, осмысливая случившееся. Да, будь у меня «Иридиум», и я, наверное, тоже рисовал бы пальцами на снегу, как весенний глухарь крыльями…
Взяв курс на Давшу, то и дело задаю себе вопрос: ну зачем, зачем мне Давша? Ребята позвонят домой, раз обещали, а я тем временем, не делая ненужных правых галсов, пойду прямо на Северобайкальск. А вдруг не позвонят? Ведь у них водка в ушах булькает, уже небось, позабыли, что со мной встречались. Нет, все же на Давшу. «Вон какие ночи холодные», - уговариваю себя,- «лучше в теплой избушке поспать, чем в палатке». Вот снова поле торосов, заметенных снегом, совсем непохожих на те, что встречал на среднем Байкале. Выглядят, как будто погрузились в зимнюю спячку. Не блестят, укрылись снежным одеялом. Прохожу медленно, ветер выдыхается. У меня появляются сомнения, что увижу Давшу сегодня. Пройдя торсы, меняю кайт. Поздно, теперь едва хватает и Спида3. Вспоминаю про дополнительные двадцатиметровые стропы, сажаю купол, не давая ему сдуться, прилаживаю дополнительные стропки, запускаю. Действительно, толк есть. Но к этому времени солнце уходит спать куда-то за Байкальский Хребет, ветер на пару с ним. Я опять наедине со снегом, вылупившейся на закатном небе Венерой, да Сириусом, занявшем почетное место на небосводе: теперь, пока Луна еще не родилась, а у Юпитера отпуск, вплоть до осени, он на ночном небе главный.
Смотрю в ЖПС, до Давши напрямую 25 км, по глубокому снегу часов 7. Идти бессмысленно. Завтра, как задует, за час доеду. Ставлю лагерь. Не зная, как будет дуть ночью, ледобуры ввинчиваю со стороны западных ветров, ох лучше бы я их не доставал из рюкзака вовсе. Плохо горит газ, то и дело трясу баллон. Мой «Реактор» каждый раз отзывается на это громким гудением, как бы одобряя мои действия. Странно, почему плохо горит газ? По паспортным данным до -30 градусов, а сейчас -20, не ниже. Спальник слегка отсыревший, не уютно в нем. Завтра надо просушить. Завтра позвонить. Завтра сходить за погодой в Интернет, спланировать дальнейший маршрут. Так и засыпаю, весь в заботах о «завтра».
Итоги дня: Пройдено по ЖПС 145км, по генеральному курсу – 115км. Практически весь день на кайтах, в основном на Спид 3, пешком - 5 км. Самый кайтовый день за все путешествие. Ходовой день 10 часов 15 минут.
|
Вторник, 13 апреля. День 7
Ночью я крепко примерз, больше всего мерзли колени. Мое кемпинговое снаряжение рассчитано на легкий морозец, -10-15градусов. Сегодня ночью, как мне сказал уже потом давшинский метеоролог, было -25. Выбравшись из спальника, пришлось изрядно попрыгать, чтоб согреться. Быстренько завтракаю, меряю температуру – минус 17, а ведь уже далеко не раннее утро. Убираю палатку, отцепив ее от ледобуров. «Не забыть их вывернуть», - мелькает дежурная мысль. Каждое утро напоминаю себе об этом. И каждый раз срабатывает. Не сработало сегодня, - ушел, оставив их крепко ввернутыми в лед, присыпанные снегом. Один, мой любимый, титановый, другой - новый, это был его первый поход. Пропал, так сказать, по неопытности. Ветра сегодня нет, идти придется пешком, как ни крути. В треккинговых ботинках по целине плохо - черпаю снег. Переобуваюсь в горнолыжные. Иду прямо в направлении берега, надеюсь найти там дорогу или бураний след. Примерно через час нашел. Похоже на зимник, колея не широкая, видать ходят легковушки да УАЗики. Я еще не знал что это основной зимний путь, проложенный из Северобайкальска в Усть-Баргузин, думал что это с Давши ездят на рыбалку. Иду по дороге. Вчера я ненароком прижался слишком к берегу. Компас на навигаторе настойчиво вел меня в берег, хотя след на карте всем своим видом говорил, что иду я правильно. Я поверил компасу. И напрасно, он завирал вправо градусов на двадцать. Не знаю, ошибка ли это в программном обеспечении «Гармин», либо результат русификации прибора. Надо будет разобраться. Понятно, почему я не видел вечером никаких огней, Давша скрыта мысом. С другой стороны, я оказался ближе к берегу, ближе к дороге. Пройдя еще час по дороге, чувствую, в лицо задуло. Сначала как-то слабо, даже едва уловимо, со временем все уверенней и уверенней. Останавливаюсь померить ветер. Мало. На попутных курсах уже бы ехал, но в лавировку на этом покрытии и с санями нужно 5-6 м/с. Продолжаю идти пешком. Наконец, ветер настроился на работу. Бегом разворачиваю Спид3, поднимаю. Лавировка хороша. Уверенно приближаюсь к Давше. Покрытие – просто сказка, складывается впечатление, что Северный Байкал создан именно для кайт-путешествий. Час лавировки, и я в заливе, внутри которого уже хорошо различимы домики Давши. Напротив устья речки Давша, небольшое поле торошения, поднимаюсь выше на ветер, чтобы обойти его, и на левом галсе ухожу вглубь залива. Ищу глазами удобное место для швартовки, побаиваюсь живой горной речки, впадающей где-то рядом. Вдруг на льду различаю людей, направляюсь прямо на них. Подойдя ближе, вижу мужчину, женщину и двоих ребятишек. Ищу глазами место, куда посадить кайт. Прошу, чтоб детей убрали в сторону, мужчину прошу словить змея. Кайт пойман, посажен на пять с небольшим минусом. Так я знакомлюсь с семьей Давшинских метеорологов: Анатолием, Ольгой и их дошколятами. Быстро напросился на чай. Не успел убрать кайт, как с берега спустился крепкий, высокий мужчина, в темных очках. Поздоровался, велел зайти в контору, отметиться. Это Юрий, он здесь самый главный. Он отвечает за порядок, спокойствие этого заповедного места. А места здесь действительно заповедные. Не успели дойти до дома метеорологов, как повстречали следы и белок, и соболя, и глухаря. Осторожно интересуюсь: «А как у вас тут со следами медведей?» Толя смеется: «Рано еще, спят». Возле дома на привязи сидит лайка, увидев незнакомого, начинает заливисто лаять, будто всю свою жизнь готовилась к этому моменту. Толя сетует, что даже побегать нельзя ее отпустить, заповедник. В Давше уже год, жизнь в заповеднике для него мучение. Не мыслит он своего существования без леса, охоты, рыбалки. «Уйду»,- говорит,- «уйду туда, где ружье можно в руки взять». Попив чая, послушав рассказы про здешнюю жизнь, иду в контору, соблюдаю установленный порядок. По пути заходим к дяде Саше, местному старожилу. Так его называет метеоролог, а вообще он Александр Дмитриевич, ученый-биолог, по совместительству комендант местной гостиницы, в которой мне предстоит ночевать. Увидев меня, пугается, несет расческу, пытается меня расчесать. Я возмущенно отстраняю его руку. Объясняю: «У меня там живность совсем недавно определилась в семейные пары, и только начался рост популяции. Вы же своим вмешательством разрушаете гнездовья, уничтожаете кормовую базу, в общем, нарушаете естественный биоценоз. А еще ученый!» Отстал дед, понял, что не прав. Предлагает чаю, копченого омуля. Более вкусно приготовленного омуля я не ел ни до, ни после. Какой-то секрет знает. Ученый, одним словом. Выпрашиваем у него таксофонную карту, теперь, наконец, можно звонить домой по спутниковому таксофону. Юрий уже заждался. Сух и строг, как подобает официальному лицу. Регистрирует меня в каком-то журнале. В графе «транспортное средство» указывает «Кайт». Ура! Кайт признан транспортным средством! Оплачиваю проживание в гостинице, получаю квитанцию с печатью Баргузинского заповедника. Надо сохранить на память. Юрий инструктирует, как подобает себя вести на территории заповедника: «Не шуметь, не мусорить, не разбрасывать остатки пищи». И акцент на самом главном: «Желтого снега не должно быть нигде»! Все, теперь в «номера». Иду снова к дяде Саше, не терпится увидеть свои апартаменты. Гостиницей оказался обычный рубленый дом, с печкой, четырьмя кроватями. Дом не топлен, холодно. На мой молчаливый вопрос дядя Саша отвечает: «Вот колун, вот дрова. Вот чайник, вот снег. Снег топишь, льешь в умывальник. Не сорить, за собой все убрать. Горничных нет». Затапливаю печь, стаскиваю в гостиницу вещи, иду в гости к командиру. В избе уютно, чувствуется женское присутствие. Жена приехала недавно, проживет в заповеднике свои привычные полгода, изучая млекопитающих, потом опять в Подмосковье к школьнику-сыну. Хозяева угощают, рассказывают про жизнь в заповеднике. Дикие животные здесь свободно разгуливают по поселку. На окнах решетки, медведь иногда бурогозит, в окна лезет. На чай-то его не приглашают, как меня. Рассказывают про былую славу Давши, огромная армия биологов работала здесь с момента основания заповедника вплоть до перестроечных времен. Потом, как и везде, на науку не хватило денег. Остались самые стойкие, а о полном жизни поселке напоминают лишь улицы с опустевшими и ветшающими день ото дня домами. Хотелось спросить: «Как высокое начальство, не докучает со своими забавами?» Да не решился, слишком провокационный вопрос. Уже поздно, беседа затянулась, допиваю третью кружку чая, опустошил стол в радиусе вытянутой руки. Пора и честь знать. Печь давно потухла, топлю снова. Основательно отсыревший спальник надо хорошенько просушить. И вообще, надо подумать о синтетике, устал я от пухового спальника, не практично.
Итоги дня: Пройдено по ЖПС 38 км, по генеральному курсу – 23 км. Пешком 18 км, на кайте - 20 км в лавировку. Очень некстати Давша оказалась слишком близко, до конца светового дня можно было пройти еще 30-40 км на ветер. Знать, что это последний ветреный день, изменил бы тактику, дошел хотя бы до мыса Кабаньего. Ходовой день короткий, 6 часов 50 минут.
|