Сообщение о делах в Бутане

Всё началось с того, что дядя Володя подошёл ко мне и спросил довольно неожиданно:
- Ты в Бутан съездить не хочешь?
- Когда?
- Вчера. Через две недели. Что я знаю о Бутане. Сразу в голову приходит дурацкая ассоциация Бутан-Пропан.
- Это приказ или предложение?
- Предложение в приказном порядке. Ознакомься с программой, списком группы. Почитай о стране, обычаях, культуре.
Оставшееся время я посвятила изучению той литературы и источников, что нашла в наших архивах и в интернете. С каждым днём интерес к Бутану возрастал, и объём исписанных страниц в моём молескине увеличивался. Бутан уже казался мне какой-то волшебной страной, и в  большинство фактов трудно было поверить. Основной затык произошёл на теме религии – особой форме тантрического буддизма. Решила расслабиться и понять всё уже на месте.

Однажды позвонила друг и спросил: ну когда ты уже там едешь в свой, как его, Батун?

Решили убить двух зайцев разом. Путешествие было спланировано таким образом, что в Бутан мы попадали из Непала, и возвращались обратно так же. Несколько дней я провела в Катманду в ожидании своей группы, попутно подрабатывая случайным экскурсоводом для других групп (в это же время наши гиды параллельно шли к базовому лагерю и на Бхоте-Коси), что оказалось очень полезным. Благодаря другу-индусу Арану, быстро разобралась в пантеоне всех индуистских божеств-боддхисатв-вахан.

В Бутан можно попасть тремя способами: на самолёте, пешком или на спине летающей тигрицы (с) Lonely Planet
Мы выбрали первый вариант. В Паро из Катманду летает самая крупная авиакомпания в мире: Druk Air. В его флоту аж два борта, тем не менее приличные новые Боинги.
По каким-то причинам наш вылет перенесли на день, и из-за этого пришлось перекраивать всю программу. Получилось спонтанно, но интересно.
Я слышала, кто-то пискнул, что это враки о том, что путешествовать в Бутане дорого. Ребята, это враки. Путешествовать в Бутане безумно дорого. Если вы конечно не путешественник-одиночка, прикинувшийся монахом-пиллигримом. Впервые массовый туризм в Бутане начался с 1974 г, когда на коронацию были приглашены журналисты из разных стран. До этого попасть сюда можно было только по приглашению короля или королевы, то есть практически невозможно. Первая коммерческая группа туристов организовал Ларс Эрик (Lindbaland Travel, США) и именно он подсказал правительству Бутана идею об ограничении количества туристов путём взимания больших налогов. Правительство вскоре установило квоту в размере 200 человек в год, 130 долл. с человека за день пребывания – большие деньги по тем временам. Сейчас кол-во туристов ограничивается только пропускной способностью отелей, а квота возросла до 250 долл с человека в день. В эту сумму уже включено проживание и питание (кроме любых напитков, включая воду). Однако стоимость тура зависит от качества отеля, в котором вы планируете останавливаться. И даже если вы с самолёта идёте в горы, где никаких отелей и лоджей не предусмотрено, вам всё равно придётся заплатить эту сумму. Таким образом, правительство сдерживает поток туристов.
И это видно. За всё путешествие нам встретилось не более двух десятков иностранных граждан (не считая столицы Тимпху, где у иностранцев есть свой бизнес).

«Всё, пиздец», сказал кто-то, когда мы пошли на снижение. Лида закрыла глаза и вцепилась в подлокотник сиденья. Наш самолётик, такой огромный на земле, а сейчас такой маленький, находился между двумя огромными горными хребтами. Мы приземлялись в долине, извернувшейся как змея. «Корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали» - пронеслось в голове. Аэропорт в Паро – один из сложнейших для взлёта и посадки, утверждает сайт компании Боинг. Все полёты осуществляются по правилу «visual flight», это значит, что все летать можно только при 100% видимости. В Бутане не летают ночью, в сумерки и в плохую погоду.

Горы повсюду. Крутые склоны переходят в пики, которые сменяются долинами  снова и снова. Бутан – это одни сплошные горы. Говорят, что Бутан заканчивается там, где большой камень, спущенный с последней горы на юге, останавливается.
Я хорошо помню это ощущение прибытия, когда ты только выходишь из самолёта, и делаешь первый глоток воздуха. И от этого момента  зависит, полюбишь ты это место или нет. Воздух тёплый и пахнет солнцем и хвоей. Мне здесь нравится.
Здание аэропорта напоминает пряничный домик. Внутри всё новое и чистое. На стене – фотографии всех пяти королей. Проходим таможенные формальности. Групповую визу мы получили ещё в Непале. В соседнее окошко выстроилась группа поляков.
На той стороне, уже в официальном Бутане нас встречает юноша моего примерно возраста в национальной одежде – халате типа кимоно и чёрных гольфиках. Я подхожу к нему, «Привет» - говорю. Я – Аня.
«Привет. Кузузампо-ла!» - улыбается мне, а сам ещё выше поднимает табличку с моим именем и всматривается в толпу прибывших.
«А где ваш турлидер?» – спрашивает.
«Турлидер – это я. Меня Аня зовут», - краснею я.
«Очень приятно, Сангей Дорджи».
Тут же мы его обозвали между собой солнечным геем. Мальчик оказался очень приятным в общении, симпатичным, и вообще, как сказала Лида, «чудо как хорош». Впрочем, как и большинство бутанцев – высокие скулы, пухлые губы, миндалевидные глаза, и волосы цвета воронова крыла, такие чёрные, что отливают синевой.
Впрочем, в первые минуты мне уже не было дела ни до глаз, ни до красот – меня потихоньку накрывала горняшка. Ругаясь на свой организм всякими плохими словами, я потихоньку залезла в автобус и прилегла на рюкзак. Так со мной всегда в первый день на высоте, нехватка кислорода выливается во все признаки страшного похмелья. Я уже знаю, что теперь главное - лежать и как можно меньше двигаться, пить воду литрами, а лучше всего поспать.
Очнулась я уже когда мы приехали в отель, после почти часовой поездки во сне от признаков горняшки не осталось и следа. Солнце сияло пуще прежнего, вокруг белым цветом цвели яблони. Отель был похож на сказочный дворец.
- «А бутанцы на сказочных гномов», -  сказала Лида, намывая уши.

Отдохнув после дороги я пошла осматривать окрестности. Долина Паро расстилается от Джомолхари на границе с Тибетом до слияние рек Паро Чу и Ванг Чу. Несложно догадаться, что река по-бутански (на языке дзонгка)  будет «чу». Очертания Чёрных Гор, которыми западный Бутан отделён от восточного, еле виднелись в полуденной дымке. Журчал ручей. Цвели яблони. Жужжали пчёлки. Голубая с нежным оттенком Паро Чу придавала всему пейзажу свежесть. Красота. Это то, чего так не хватало после запылённого и шумного Катманду.
В путеводителе Lonely Planet о Бутане так и написано, цитирую:
«Во время путешествия по этой гималайской стране, вас не будет покидать ощущение, что вы попали в Зазеркалье. Бутан одной ногой шагнул в современный мир с его компьютерами, телевидением, полноприводными автомобилями, а другой всё ещё как будто находится в средневековье. Здесь можно встретить монахов в традиционных оранжевых одеждах, которые набирают буддийские священные тексты на компьютере, лучников в национальных костюмах, с новейшими технологичными луками, стоимостью в несколько тысяч долларов.
Бутан часто сравнивают со Швейцарией, так напоминают его зелёные холмы Альпы Швейцарии с белыми домиками- шале, и снежными вершинами, то тут то там возникающими на горизонте».

Паро Дзонг, в который мы хотели попасть в первый же день, был закрыт на реконструкцию. Зато мы посетили Национальный Музей, расположенный в сторожевой башне этого дзонга. На входе Сангей попросил нас сдать ему всю фото и видео технику, объяснив строгим запретом на съёмку внутри музея. Камеры можно оставить в специально отведённой для этого комнате с охранником. Кроме нас в этот день в музее никого не было, никакого персонала.
В Бутане не разрешается снимать и фотографировать внутри храмов и определённых помещений (во внутренних дворах монастырей можно), и Сангей пресекал любые попытки, даже если вокруг не было ни одной живой души. Твердил одно и то же – «не положено», «вам нужно покинуть помещение» и тд. Однажды когда мы сидели в одой из комнат храма, я незаметно (как мне показалось) включила камеру и спрятала её под рюкзак, прикрыв красную лампочку рукой. Сангей тут же как коршун налетел и чуть ли скандал не устроил с битьём посуды – «Я! Тебе! Больше! не верю!» - кричал – «Ты не понимаешь, что у вас могут отобрать технику и разбить её на ваших глазах. Они (монахи) имеют полное на это право! Меня лишат лицензии!». Пришлось пообещать что впредь ни-ни.

Национальный музей Бутана напоминает краеведческий музей города Череповец. В нём собрано практически всё – начиная от оружия древнего – мечей и кинжалов, одежды, заканчивая восковыми моделями фруктов, произрастающих на территории королевства. Больше всего меня поразило чучело птицы-носорога в разделе «фауна», такая чудовища обитает только в южных районах, в джунглях на границе с Индией. Целый этаж музея занимает огромная коллекция почтовых марок.
Я ещё не говорила, что бутанские марки особо ценны для филателистов? Целые серии выходили в единичных экземплярах. Началось всё в 1954 году, когда в Бутан приехали на медовый месяц молодожёны Бёрт и Сьюзи Тодд. В то время о таком королевстве Бутан многие даже не догадывались. Бёрт в Бутан вообще-то прибыл о приглашению короля, иначе тогда быть не могло –  в качестве переводчика. И призадумались Тодд с королём – как бы сделать, чтобы о Бутане стало известно всему миру?
А помните, раньше было такое увлечение в 80-х и начале 90-х – в квартирах или в гаражах оборудовали мини-радиостанции, и любители со всего мира обменивались открытками-телеграммами  со всех концов света? На этих телеграммах были написаны какие-то мне до сих пор непонятные буквы и коды. Ну речь не об этом, это я почему-то вспомнила.  Нет, всё же кто-нибудь объяснит, о чём они писали друг другу, эти радиофренды?
Дело же было задолго до эпохи интернета.
И вот значит этот Тодд, затейник и энтузиаст, предложил королю Бутана выпускать почтовые марки, но не простые, а особенные! И понеслось – выпускали марки с трёхмерным изображением, рельефные, шёлковые, стальные, с ароматом жасмина, даже «говорящие» марки, мини-пластинки с записями. На них были изображены как правило либо Бутанцы, либо всё, что связано с королевством – дзонги, дома, лучники, цветы и животные. В течение нескольких лет бутанские марки были одним из источников дохода королевства, на прибыль от их продажи строились железные дороги, электрические сети. Интересно, что первая почтовая авиамарка появилась в Бутане ещё до появления там аэропорта. Такие дела.

Вообще влияние иностранцев на бутанских королей было значительным, я бы сказала основополагающим в деле развития государства. Хорошо, что это только на пользу пошло. Пока что я не видела ни в одной стране мира такое, как у бутанцев, стремление с сохранение к сохранению и обереганию собственных традиций. Вот например национальная мужская одежда бутанцев – гхо. Его носит всё мужское население, от первоклашек до стариков, если они находятся в школе или на работе, или посещают административные здания и монастыри.
- «Иными словами, гхо ты носить не обязан, но без него тебя никуда и не пустят». – объясняет Сангей. - «У меня всего около 15 разных гхо, на всякие случаи. Этот – мой любимый». На нём сегодня строгий шёлковый, тёмно-серого цвета, с безупречно чистыми белоснежными манжетами и воротником. «Если очень жарко, можно всегда освободить верхнюю часть и обвязать вокруг пояса» -  и под гхо обнаруживается зелёная майка «Puma» с вышивкой золотыми нитями,  из последней коллекции. Секс.
Кроме того, положение обязывает носить гхо определённой длины. Школьники могут сверкать коленками, студенты и служащие должны их прикрывать, а госслужащие и старики носят гхо длиной до икр.
Женщины в свою очередь  носят «киру», комплект из длинного куска ткани наподобие юбки и пиджака.
Но одежда это не единственное, что отличает бутанцев от других народов. Единый стиль в оформлении домов. Они выбелены и разукрашены несложным орнаментом из цветов и символов буддизма. Обязательные резные наличники, террасы, балкончики. Почти нет броских рекламных вывесок. Лавки и магазины обозначены табличками – белые буквы на голубом фоне – стандарт. И названия у них нехитрые, например, лавка № 323, следующая за ней уже будет № 324 и так далее. Практически все названия и вывески продублированы на английском.
В соответствие с буддийской религией, бутанцы не могут убивать никакие живые существа. В одном из путеводителей был упомянут такой факт:
В своё время в Бутане пытались развивать производство высококачественного шёлка, на иностранные инвестиции. Но бутанцы отказались бросать коконы шелкопряда в кипящую воду, как этого требует технология. Вместо этого, они позволяли червям вылезти из кокона естественным образом, что значительно сказывалось на качестве шёлка. По сей день в Бутане шёлк импортируют из соседней Индии и Китая.

После трёхчасового осмотра музея мы основательно проголодались, и решили пообедать в одном из отелей Паро. Практически все рестораны и кафе для туристов предлагают стол-буфет, или шведский стол. Еда простая: рис красный или белый, варёный картофель, различные овощи, сочная спаржа, лапша. Здоровая еда. Бутанцы любят остренькое, и на каждом столе можно найти традиционное блюдо - эма датси, обжигающие перчики-чили с сыром. Из мясных блюд популярна свинина в любом виде, предлагают также говядину со шпинатом и курицу в чесночном соусе, и момо -это вроде наших пельмешек, с различными начинками.  Всё, кроме напитков, включено в стоимость. В барах  есть выбор алкогольных напитков. Из местного алкоголя представлен Бутанский ром Dragon (на этикетке написано, что доходы от продажи идут на содержание бутанской армии), местное медовое вино (мутная беловатая субстанция в стеклянных бутылках) и довольно сносное нефильтрованное пиво – Red Panda. Над баром висит портрет молодого короля.
Кстати, о короле. Буквально перед нашим приездом в апреле 2008 года Бутан принял резолюцию, по которой системой правления страны была выбрана демократия. О этом нам не без гордости и как-то по-комсомольски патриотично объявил Сангей.
Ранее в течении всего 20 века, более 100 лет Бутан считался последним буддийским королевством в Гималаях. Но во главе демократической партии сейчас находится… король! Короля в Бутане любят и почитают, его портреты висят повсюду – над барной стойкой в ресторанах, в магазинах, школах.
В сёлах и деревушках до сих пор можно найти доски с информацией о выборах, мол, впервые демократические выборы! Голосуйте за демократическую партию Бутана! Мы победим!
С любовью, Ваш король.

В городе у нас было мало времени - хотелось успеть попасть на развалины старой крепости-дзонга Друкгьел до темноты.

Руины крепости Друкгьел Дзонг расположены в 14 км от Паро. Его возвели в 17 веке чтобы контролировать путь из Тибета. В то время Бутан и Тибет  находились  в постоянной войне. Одной из особенностей дзонга были фальшивые ворота, которые фактически вели в тупик, во внутренний замкнутый двор крепости. Дзонг превратился в руины сравнительно недавно - во время пожара в 1951 г. До этого Дзонг появлялся даже на обложке National Geographic в 1914 г.

История Бутана до появления первого монарха очень запутана. До 1600х гг в Бутане не было централизованного правления, и какой-либо столицы. Каждая долина управлялась собственным королём или вождём клана. В 1616 г некий тибетский монах Нгаванг Намгьел, был вовлечён в серъёзный клерикальный диспут  в своём монастыре, когда к нему явилось видение божества в виде ворона, летящего на юг. Монах покинул Тибет и отправился на северо-запад Бутана, пересёк Гималайский хребет, и там стал выдающимся лидером. Поначало ему пришлось несладко – приходилось отражать многочисленные набеги со стороны Тибета, и одновременно объединять несколько долин под своим руководством. Намгьял принял титул Шабдрунг, что означает «тот, чьим ногам покоряются». Результаты его деяний очевидны, и ими пользуются  и по сей день, начиная от свода законов и заканчивая множеством дзонгов, монастырей-крепостей, в которых была сосредоточена религиозная и политическая власть.
Перед смертью Шабдрунг разработал дуальную систему управления, по которой разделялась власть духовная и светская. Монашество отныне управлялось избираемым лидером, Дже Кенпо, а административная и политические дела находились под ведением временного правителя, Дези, и нескольких чиновников, пенлопов. Реинкарнации Шабдрунга считались главами обоих систем.
С годами правда, эта система стала давать сбой. Пенлопы взяли на себя всю полноту власти, назначали и убирали Дези и Дже Кенпо по своему усмотрению, политические распри привели к общей внутренней нестабильности. Письменные источники перечисляют серию конфликтов, начиная от дворцовых интриг (один из наиболее интересных случаев  - когда политическому противнику в качестве подарка был послан шёлковый  халат-гхо с вирусом оспы), поджигания дзонгов и похищений (особенно жён) до массовых убийств и гражданских войн. Конец беспорядкам наступил  в конце 19 в., когда на политической сцене возник один человек, Угьен Вангчук, пенлоп г. Тонгса, как сильная и властная фигура, и подчинил всех остальных пенлопов под свою возрастающую централизованную власть. В 1907 г. пенлопы, ламы, народные представители собрались  в Пунакхе и проголосовали за установление наследственной монархии, избрав Угьена Вангчука, «Друк Гьялпо», Драгоценным Правителем Народа Страны Дракона.
Удивительным образом реинкарнация прежнего шабдрунга исчезла без объяснений из историчесих книг сразу после этого события. Когда я поитнересовалась о судьбе шабдрунга у нашего гида, он замялся, потом сказал, что настоящая его инкарнация живёт где-то в Индии.
- «Он там родился?»
- «Нет, родился он здесь, но сейчас.. он там живёт».
Стало понятно, что ничего от него не добъёшься.
В Пунакхе я задала этот же вопрос Сангею, и он рассказал мне следующую историю:
Где до между 1920 и 1930 годами, он точно не уверен когда, тогдашний шабдрунг стал строить козни монарху, и вскоре таинственно умер якобы во сне, но всем было понятно, что он был убит, задушен шёлковым шарфом. Также  всем известно, что тот человек, что убил его, сильно заболел, сошёл с ума, и умер. Следующий реинкарнированный Шабдрунг был найден где-то на востоке страны, но он также исчез. Ходят слухи, что его сбросили из окна  дзонга Ташиганг. А когда он падал вниз, птица пыталась спасти его, но люди из дзонга кинули в неё камень, река вынесла его на берег, но пришли люди и утопили его. Так он и умер.
Потом Сангей рассказал, что следующий Шабдрунг был найден и тайно вывезен из Бутана во время Индо-Китайской войны, и сейчас живёт в Нью Дели.
- «Как ты думаешь, сколько в этой истории правды?»
- «А кто его знает…»
Я думаю обо всех этих недосказанных историях, которые я слышала со времени моего нахождения здесь и о том, что эта таинственность делает их убедительными.
Вся история Бутана кажется комбинацией офицальных, неофициальных и запретных фактов. Взять например эту историю с Шабдрунгом: я не знаю, кого спросить и где найти полную, достоверную информацию. Нет возможности узнать всё со стопроцентной точностью. Возможно, это случилось, это могло случиться, я слышала, что это случилось…

Города в Бутане небольшие, в столице проживает всего около 100 000 жителей. В Паро же в три раза меньшн. Вот это центральная площадь. В цетре - гигантский молитвенный барабан, у нас на этом месте обычно вечный огонь. Все строения -  двухэтажные, на первых этажах как правило магазины и различные общественные заведения. Улицы чистые, аккурантые. Слева на тротуаре видно автомобили. Хочется отметить, что с машинами, как и с дорогами, в Бутане всё хорошо. В основном встречаются японские и корейские джипы прошлого года выпуска. Сангей объяснил, что король стал закупает автомобили у изготовителя оптом, соответственно по оптовой цене, и почти по себестоимости же их берут местные жители. Обычно тот, у кого есть собственный джип, в той или иной мере связан с туристическим бизнесом

Основная проблема в Бутане уже на протяжении двадцати лет – бродячие собаки. Ночью от их лая даже мёртвый проснётся. Вот вам история: у одной женщины была лавка, где она продавала момо, рис и чай. И на заднем дворе завелась целая стая дворняжек, которые таскали всё съедобное, что плохо лежало. Однажды в город заехал мужичонка на грузовике, зашёл к женщине в лавку, заказал порцию риса с чаем. Женщина пожаловалась ему на дворняг и попросила отвезти собак подальше от города, в глухую деревню за плату. Мужик заманил собак в кузов грузовика, получил деньги и уехал.
Через две недели у лавки останавливается тот же грузовичок, выходит мужчинка и открывает кузов, из которого с радостным лаем выскакивают уже подросшие щенки. В той деревне, куда он их увёз, заплатили в два раза больше за то, чтобы он ради бога вернул собак обратно.

В городских  магазинчиках, как в Греции, всё есть. Продают всё, от чипсов до телевизоров. Очень много сладостей, увядшие бананы и манго, индийские консервированные пирожные из цветочной пыльцы, разнообразный рис, томаты, фасоль, лапша. Часто за прилавком работают совсем маленькие дети, что-то разбирают, сотрируют. Любой ребёнок может зайти и просто так взять конфету. 

Вечером, вернувшись в отель мы узнали что же такое бутанская баня. 
Она представляет собой яму, глубиной около полуметра и шириной около 2 метров. Яма разделена деревянной перегородкой на 2 части, одна из них раза в два больше чем другая. В меньшую часть закладывают раскалённые большие камни, они шипят и нагревают воду как раз до такой температуры, когда можно ещё терпеть. В другой части нужно сидеть. 

Я вспоминала сказку про Конька-Горбунка, когда залезала в почти кипящую воду.  А температура воздуха поздно вечером почти +15 градусов - хороший контраст. Лежишь себе в этой яме, тебе приносят чай зелёный, звёзды над головой падают - фантастика.

Image 1 of 1 Maximize imageRestore image

Итак, мы отправляемся в первый, шестидневный треккинг по маршруту Druk Path, по тропе, которая с древнейших времён соединяла два крупных города Бутана - Паро и нынешнюю столицу Тимпху. После проведения автомобильной дороги в объезд высоких перевалов, необходимость в этом пути отпала, но и по сей день можно встретить здесь пастухов-кочевников со стадами яков, или горстку угрюмых русских туристов. Говорят, провинившихся солдат заставляют предолеть весь маршрут за 36 часов. Я думаю, это невозможно. Сангей думает иначе, он сам его проходил за два дня. Хвастун.
Почти всё снаряжение для треккинга я покупала в Катманду, но много и не понадобилось. Тяжёлые треккинговые ботинки я сняла в конце первого же дня и больше не надевала. Тёплую куртку достала лишь однажды.

В первый день нас отвезли к Музею, где уже ждали наши сопровождающие в количестве 7 человек: повар, два гида и ословоды с ослами и пони. Понятное дело, мы люди избалованные, и двадцать килограмм на себе не потащим. Лошадки ухоженные, не под стать своим хозяевам. Заметно, что за ними хорошо следят и прилично кормят - рёбер не видно. 
Высота на начале трека 2 470 метров. Погода отличная - светит солнце, температура около 20 градусов. Распределили свои вещи по мешкам, загрузили их на осликов, Володя дал команду "Пописдофали!" - и мы отправились в далёкое пешее путешествие.
В первый день мы только набирали высоту, около 1 200 м вверх. Первые два часа дорога широкая, по такой и на машине проехать можно. То тут то там встречаются дома фермеров, яблоневые сады, иногда собака какая облает. Возле дома видим мужчину и женщину, они занимались производством кирпича на дому. Процесс этот очень простой: месишь глину и грязь, потом эту смесь укладываешь в деревянную форму и оставляешь сушиться на солнце. Получается отличный строительный материал. Из таких вот кирпичиков и выстроены все бутанские дома. 
Через некоторое время дорога резко сужается и уходит в сосновый лес, превращаясь там в хорошо утоптанную тропинку. Сосны нагрелись от солнца и приятно пахнут смолой. В тени деревьев подниматься намного легче. Пока ещё достаточно кислорода, чтобы идти, не останавливаясь, себе в удовольствие.
К полудню выходим на широкую открытую поляну, окружённую со всех сторон еловым лесом. Небольшая остановка на ланч. Часть группы уже режется в преф, а кто-то просто отдыхает - Ильдар как оказалось, на муравейнике, а Лида присела на огромный корень. После, куда бы Ильдар не садился, вставал с большим трудом - так как везь зад был в густой еловой смоле; а Лида  вообще никуда не садилась, потому что больно.

Ослики постоянно нас обгоняли, их приходилось пропускать вперёд, залезая на камни чтобы дать им дорогу.
На шестой час пути начинаю чувствовать усталость. Сердце бьётся чаще - это мы набрали первую тысячу. Останавливаюсь через каждые пять минут, чтобы отдышаться. 
Володя идёт замыкающим, так что мне придётся не отставать от самых первых, а они несутся в гору со скоростью осликов.
Наконец, перевал и развилка. Сангей ждёт отстающих, и напевает "Last Christmas you gave me your heart" на хорошем бутанском английском. Песенка застревает у меня в голове на весь оставшийся вечер.
Первая стоянка немного ниже перевала - в котловане. И никаких признаков водоёма, а так хочется искупаться. Убиваю в себе горожанина. Солнце уже садится, начинает холодать. Мы уже поставили палатки, ереоделись в лагерное. Все шутят над мягкими тапочками Саши, по прозвищу Мистер Кастрол за то, что на всё его снаряжении стоит логопип "Castrol". В этих тапочках он похож на Санта Клауса. Достали раскладные стульчики, вязаные перуанские шапочки, бутылочку виски - прямо как буржуи какие. Только костра не хватает.  В Бутане не разрешают деревья рубить в заповедниках (ну это понятно), а Бутан  - это и есть один большой заповедник. И леса в Бутане вековые. Деревья стоят исполинского размера, невероятной высоты. 
Разбрелись собирать сушняк, еловые ветки, кто что найдёт. Наконец, заполыхало. Все сели вокруг костра и пустили  по кругу. Недосчитываетм четверых. Они лежат в палатках  - горняшка. Только из одной доносится роскошный храп - это дядя Володя отдыхает, утомился. 
От головной боли спасает чуток алкоголя и массаж затылка, чем мы и занимаемся - мужчины вспивают, мы делаем им массаж. В это время бутанская часть группы расставляет высокие голубые палатки - туалеты типа "сортир", повар готовит ужин. Мы все в нетерпении  и перого, и второго.
Ужин. Мало того, что его накрыли в отдельной обеденной палатке, но и посуда! приборы! фарфоровые тарелки!... Сервис удивительный. Я вспоминаю Непал, когда на ужин мы сами себе готовили варёный картофель, по одной на брата. 
Еда нехитрая, но довольно вкусная и сытная: томатный супчик с чесноком, рагу из говядины и овощей, картошка, "аспарагус" и даже десерт - консервированные ананасы!

После ужина мы садимся у костра, туристы на раскладных стульчиках, гиды прямо на земле. Доржди приносит термос с горячим чаем и разливает его по кружкам. Наши сопровождающие – целая семья, отец, дядья, братья – все мужчины. Лошади и ослы, на которых перевозятся все наши вещи, продукты и кухня принадлежат им. Среди них двое мальчишек лет девяти-одиннадцати. Они плохо говорят по-английски, и Сангей у нас в роли переводчика. Старшие всё больше молчат, а мальчишки разговорчивые. Им столько всего хочется рассказать: о женщине из их деревни, которая умеет разговаривать с мертвыми, как однажды кто-то встретил демона и заболел, о свирепом волосатом чудище, что живёт высоко в горах и питается только человеческим мясом. Они рассказывают, кем они хотят стать: водителем, фермером. Мы интересуемся, ходят ли они в школу. Да, отвечает младший, он ходил два года в школу, но потом родители - он показывает на отца – сказали хватит, пора работать.
Они рассказывают о своей семье – кто из мужчин пьёт арру, а кто нет, и при этом заливаются смехом, у кого есть стеклянные окна в домах, кто из членов семьи умер, когда это случилось и почему. Они рассказывают о Боге. Бог – это Сангей, Будда, и ещё Бог это Гуру Ринпоче. А ещё Ченресисиг и Джамбаянг, боддхисантвы сострадания и мудрости
 – тоже боги. Ла Шама. Много Богов. Я спрашиваю, верят ли они в рай и ад. «Да, да» – отвечают – «Будешь хорошим, попадёшь к Гуру Ринпоче, будешь плохой, попадёшь под землю». Я спрашиваю, что значит быть хорошим. Это значит, - говорят, быть добрым, не убивать никого, даже птичку, даже жука.
- «Но ведь вы едите мясо» - спрашиваю
Они кивают.
- «Разве это не плохо?»
Нет, говорят, сами они животных не убивают. «Только едим, не убиваем».
Я вспоминаю истории, которые мне рассказывали про свиней. Их пригоняли пастись на высокий утёс, а когда поросёнок случайно падал вниз, считалось, что он умер сам.
Откуда-то появляется бутылка виски и медные рюмки. Предлагает Сангею и старшим ословодам и повару. Они отказываются, но после недолгих уговоров Сангей всё же пробует и после долго морщится. Мы не пьём очень крепкие напитки, мы к ним не привыкли – говорит. На следующий день Сангей мучился ужасным похмельем.

Посреди ночи просыпаюсь от странного шума. Кажется, что где-то неподалёку гудит рой пчёл, но мелодично.
Гул переходит в ритмичный шум, раздаётся звук трубы - долгий, гулкий, протяжный. По телу бегут мурашки.
Начинаю различать ритм барабана, звонкий гонг. И это монотонное пение, которое прерывается только низким горловым пением, но не рядом, а как будто на другой стороне перевала. Рядом зашевелилась и проснулась Лида. Мы стараемся понять что происходит. Пришли к выводу, что это наши ословоды совершают ночной ритуал, да мало ли что может быть - и с этой мыслью засыпаем.

Просыпаемся под звон колокольчиков, и мелодичный свист мальчишки-погонщика..
Проснуться в горах – это всё равно что начать жить заново. Солнечные лучи прорываются сквозь ущелья, озаряя долины и окрашивая горные пики в розовый цвет. Умываемся в ледяном, аж руки сводит, горном ручейке, и сразу же – по привычке – на пробежку. Бегать на высоте больше трёх тысяч это ныне роскошь, поэтому бег заменяет более лояльные полчаса йоги.
На завтрак – о роскошь – жареные сосиски, яичница, фасоль, тосты с джемом, мёдом и шоколадной пастой. Тут же свежее парное молоко. Не лошадиное ли? - закралось подозрение. Нет, нас уверяют что ячье.
Сразу после завтрака собираем лагерь, и, с новыми силами начинаем подъём.
Во второй день нам предстоит набрать, по словам Сангея, всего 400 метров. Усталости в мышцах после вчерашнего подъёма не чувствую, и даже беру с собой больше веса, дополнительные полтора литра воды. Воду здесь можно без опаски наливать прямо из ручья, хотя бутанцы на всякий случай выставляют котёл кипячёной воды. Добавляю в бутылку с водой половинку лимона – получается отличный освежающий напиток. Нам выдают с собой маленькие коробочки сока манго и сандвичи на ланч.
Выбираемся из котлована на хребет, чуть пониже перевала и оказываемся на широком открытом месте. На этой высоте лес разбавлен кое-где альпийскими лугами, на которых цветными пятнами растут фиолетовые цветы примулы, здесь их называют «барабанными палочками», и голубой мак – редкий вид, занесённый в Красную Книгу. В сотне метрах впереди белеют стены старого монастыря – дзонга. Вот откуда ночью до лагеря доносились странные звуки. Монастырь оказался действующим, и нам разрешили в него войти.
Двор монастыря отделён от внешнего мира стеной, сложенный из камней, покрытых белой извёсткой. Во дворе стоит каменная печка, чёрная от копоти. В ней каждое утро сжигают подношения местной богине-покровительнице. Обычно это лапы можжевельника, немного цампы и ароматного масла. Тут же находится странное сооружение из переплетённых веток, похожее на конус рождественской ёлки без ветвей. Внутри сооружения обнаруживаются какие-то кусочки еды. Местный парнишка объясняет, что это приманка для злых и похотливых духов, которые, позарившись на еду, оказываются в ловушке.

Из верхних окон храма высовываются любопытные мордашки молодых мальчишек – монахов, и каждый раз когда кто-то пытается их сфотографировать, они прячутся за деревянными узорными решётками. Им тоже любопытно поглазеть на безумных иностранцев, которые приехали сюда «ходить пешком по горам». Сангей приглашает нас пройти внутрь храма. Для этого надо оставить снаружи обувь, фотоаппараты и головные уборы. Глазам требуется немного времени, чтобы привыкнуть к тёмной комнате храма после яркого солнца. Свет сюда проникает через маленькие закопченные окошки, и несколько масляных свечей горят на алтаре, освещая четырёхметровую статую Будды Шакьямуни.
Настоятель монастыря подходит к Сангею, и тот встаёт перед ним на колени – ладони сложены, и читает над ним молитву, в процессе которой Сангей простирается трёхкратно перед статуей Будды. Затем монах подносит медный кувшинчик с водой и Сангей подставляет ему ладони для умывания. Наш бутанский друг получил благословение.
Мы поводим какое то время в храме, фотографируем, расспрашиваем, получаем ответы, интересуемся, и вскоре снова выдвигаемся в путь.
Первые полчаса идём вдоль широкого хребта. Отсюда открывается роскошный вид на долину Паро. Повсюду растёт густая трава, уже пожелтевшая от жаркого солнца. Тут же пасутся стада яков, принадлежащих монастырю. Отсюда нам утром в лагерь принесли парное молоко. Альпийский луг сменяется бором из невысоких сосенок, тропинка петляет то вверх, то вниз среди зарослей можжевельника и цветущих рододендронов. Идти здесь легко и интересно.
Через час пути 20-минутный крутой подьём, и мы оказываемся в широком седле на высоте 3 550 м., а перед нами дремучий вековой лес.
Деревья здесь никогда не знали топора и пилы, и некоторые стволы лиственниц не объять и троим. Действительно, в этом лесу совершенно иная энергетика. Иногда могучие стволы лежат прямо на тропинке – сгнили от старости и сами упали, нам приходится перелезать через них. Между деревьев почти нет густой растительности – только кусты рододендронов с цветами всевозможных оттенков – белые, голубые, розовые и ярко-красные, жёлтые и даже синие. Лесной пол выстелен ковров из сухого мха, ромашек и примул. Всё чаще стали встречаться стволы как будто выжженные изнутри. Нам объясняют, что раньше в этом лесу жили дикие пчёлы-убийцы, и людям пришлось выжигать их гнёзда в деревьях.

Постепенно в лесу становится всё темнее, хотя время только к полудню, а пейзаж всё мрачнее. Мы входим во влажный лес, здесь ветви деревьев покрыты густым слоем зелёного мха, который напоминает зловещую паутину. Кажется, что мы попали в сказочное царство, и вот-вот наткнемся на дворец Кащея. Я немного отстаю от остальных, чтобы почувствовать как это – остаться одной в таком лесу. Страшно и тихо. Ни одного солнечного лучика никогда не попадает сюда. И наверняка здесь много всяких ползучих ядовитых тварей. 

Небольшой свал – и мы попадаем в совершенно другой лес. Деревья стоят как будто обглоданные каким-то великаном, голые стволы как гигантские зубочистки воткнутые в землю. В прошлом году здесь было нашествие саранчи, ненасытные насекомые оставили на своём пути полосу мёртвого леса на склоне горы.
Снова крутой подъём, и мы оказываемся на другой стороне холма, на западной его части. Это открытое, просторное место, щедро политое солнечным светом. 

Отсюда хорошо видно снежные вершины Джомолхари. Прямо из под ног из высокой травы вылетает пара радужных фазанов. Ещё два часа пути вдоль хребта, постепенно набирая 250 метров, и выходим к месту нашей следующей стоянки. Это открытое место прямо на склоне холма, открытое ветру и солнцу. Но даже к вечеру температура не спадает ниже 20 градусов, в общем, чувствуем себя вполне комфортно. Недалеко протекает ручеёк, и на стоянке организован каменный колодец с ледяной и кристально чистой водой. Мы даже можем немного сполоснуться, освежиться.
Недалеко от нашего лагеря стоит хижина скотоводов-кочевников, сооружение из камней и шестов, покрытое мешковиной. 

Здесь живёт целая семья: мама, папа и трое детишек. Сангей приглашает меня посмотреть как они живут. Мы пришли как раз на обед – все сидят в тесном кругу, нас приглашают присоединиться. Пища нехитрая – только что испечённый хлеб, ячье молоко и ячий же сыр, жёлтый и твёрдый как камень. У семьи есть десяток яков – летом они пасутся на высокогорьях, а в холодное время года спускаются в долину. В углу замечаю что-то вроде старого магнитофона, с бабинами. Признаков электричества не нахожу. 
Женщина просит рассказать, что есть у меня дома. Мне почему-то приходит в голову пылесос и стиральная машинка. Сангей пытается перевести это на дзонгка. Бог знает, что они себе напредставляли. Звучало это примерно так: длинная трубка, которая засасывает грязь и пыль, и коробка, которая стирает одежду.
У меня с собой припасены карамельки для детей и калькулятор для взрослых.
Мама что-то говорит девочке, и она приносит мне щенка, двух месяцев, не больше. Это подарок, поясняет Сангей. Я вежливо отказываюсь, но они настаивают. Бери, хорошая собака, хорошо охраняет! Я смотрю на Сангея, он кивает, бери, мол.
В Бутане есть негласное правило приёма подарков, простой алгоритм: предложение – отказ, предложение-отказ, предложение-приём. После третьего предложения мы забираем щенка и со словами благодарности прощаемся, и уходим обратно в лагерь.
Там щенка охотно принимают ословоды, собака им нужна.
В один из вечеров Сангей рассказывает об местном обычае – night hunting, или попросту ночной охоте. В бутанском доме вся семья как правило спит в одном месте – сёстры, бабушки, матери – на одной большом деревянном настиле. Смысл охоты в том, чтобы ночью через окно пробраться в дом, найти там свою пассию, и осторожно пробраться до тела, не разбудив остальных членов семьи. Девушка и парень автоматически считаются супругами, если молодой человек заснёт и наутро пару обнаружат вместе. «Бывают и такие случаи», - говорит Сангей, «когда в темноте трудно различить кто где лежит и тогда нечаянно можно пристроиться к какой-нибудь пробабке. Тогда нужно притвориться заблудшим котом», - и тут же демонстрирует навыки мяуканья. Хотя, обычно девушка заранее говорит парню, какая она по счёту от окна.
Ночью просыпаюсь от ужасной зубной боли. Дурацкий коренной болит как никогда, невозможно терпеть. Вспоминаю, что утром отдала аптечку Сангею. Бужу Лиду, нет ли у неё что нибудь типа кетанова? Только иммодиум и спазмолгон. Следующие полчаса проходят в агонии. Не в силах терпеть, вылезаю из палатки, ночь, темнота. Хоть глаза выколи. На костровом еле тлеют угли.
Все бутанцы спят в одной большой палатке, я хожу вокруг пытаясь собраться. Наконец, открываю молнию, долго пытаюсь привыкнуть к темноте, и среди спящих различить Сангея. Приходится будить первого у входа – это не так уж легко. Где Сангей – спрашиваю? Это наш повар, узнаю его по вязаной шапке. «Пятый отсюда», - говорит.
Осторожно, чтобы не разбудить остальных, пробираюсь вглубь палатки. Он единственный, кто спит в спальном мешке. Извини, говорю, мне нужна аптечка. Что случилось? – Зуб болитневозможнотерпеть. Получаю аптечку, выбираюсь наружу.
Нахожу кетанов, сразу делаю иньекцию, сажусь к тлеющему костру, чтоб хоть немного согреться. Какие только мысли не приходят в голову человеку, у которого чудовищно болит зуб. Точнее, мысли только о том, как от этой боли избавиться. Например, можно вертеть головой или в моём случае читать «ом мане падме хум». Через пять минут жизнь налаживается. Ещё через пять минут замечаю, как хорошо вокруг, на небе россыпью яркие звёзды, я таких ещё никогда не видала.

Слышен «вжжик» - кто-то расстегнул молнию палатки, и сделал мокрое дело прямо подле неё. Спать уже не хочется совсем. На всякий случай съедаю таблетку обезбаливающего и ползу обратно спать.

Дима говорит, что в Бутане он чувствует что-то вроде временного искажения, и я понимаю, что он имеет в виду. Время здесь не мчится с бешеным темпом. Изменения происходят очень медленно. Деды и внуки носят одну и ту же одежду, они делают ту же работу, знают те же песни. Внучка не считает свою бабушку скушным отжившим реликтом. Здесь время словно застыло. Стеклянные окна, электричество, вакцинация, школа. Всё, что происходит в деревне, отражается на каждом её жителе, это история каждого человечка в отдельности. Это не то, что происходит с незнакомцем на другом конце города, на той стороне океана, новости в газете сегодня завтра будут вытеснены другими, более свежими - последние девайсы, технологии, хай-энд…
Пока невозможно предугадать, с какой скоростью будет происходить развитие.
Уже сейчас заметно, как внешний мир наступает, и всё ускоряется. Старики будут качать головами и вздыхать над молодёжью. Целостность, которая так здесь мне нравится, будет утеряна, но тем не менее я не могу сказать, что развитие – это плохо, и что люди должны продолжать тянуть свою лямку, теряя четырёх детей из восьми и заканчивая жизнь в пятьдесят лет. Развитие привносит целый набор новых проблем, только что расправившись со старыми.
«Это нормально – воспринимать окружающий мир и всё то красивое, что в есть в нём» - говорит Сангей – «просто мы не должны привязываться к нему. Нам нужно помнить, что мир не постоянен, однако не потому ли он так прекрасен?».
Мы говорим о практиках тантрического буддизма, мне кажется, они противоречат учению Будды о предрассудках и бессмысленных ритуалах. Сангей говорит, что только ламы знают истинное значение ритуалов. «Людям доступно только примитивное обяснение. Например, когда на алтаре мы заполняем чаши водой, мы не должны пролить ни одной капли, потому что это привлечёт демонов. Но на самом деле мы не должны пролить ни одной капли потому, что нам надо делать это с осторожностью, и если мы не сконцентрируемся, мы сделаем всё неправильно. Но люди не могут понять этого, и ламы выдумали все эти истории с демонами».
- «Значит, в демонов ты не веришь?»
- «Нет, я верю. Просто мы не можем о них говорить, поэтому лучше верить, правда?»
Кажется, мне потребуется больше времени, чтобы во всём разобраться. Будда учил, что Бога нет, поэтому буддизм не теистичен, а уж тантрический буддизм с его пантеоном божеств совсем противоречит традиционной школе. Сангей не видит в этом никакого противоречия: «Будда говорил, что бога нет, но в то же время мы почитаем его как бога, и кроме него ещё других божеств. Вот мой отец считает, что дело не в том, во что ты веришь или что ты говоришь, а то, что ты делаешь. Например, ты должна знать, буддисты верят, что все живые существа в прошлой жизни были нашими матерями»
- «Да, я читала об этом».
- «Так вот, главное не в том, веришь ты в это или нет. Главное, чтобы ты относилась ко всем живым существам также, как бы ты относилась к своей матери. С той же любовью и уважением. Конечно, для нас бутанцев, лучше всего и верить, и делать. Но если ты веришь, но не делаешь, тогда твоя вера бессмысленна».
Учёные считают, что буддизм развился как реакция на негативные элементы индуизма, в частности на жёсткую кастовую систему и чрезмерный, бессмысленный ритуализм, который складывался в течение нескольких столетий в Индии. Тем не менее, индуизм и буддизм неотделимы друг от друга. Большинство индуистских божеств вошли в буддийский пантеон, и эти системы разделяют общие идеи, такие как реинкарнация и карма. Более того, к тому времени как буддизм распространился в Гималаях, он перенял многое из индийского тантризма. Кстати, Бутан – единственное государство в мире, где Тантрический Буддизм является государственной религией.
«Больше о нашей религии ты узнаешь на практиках в монастырях после треккинга» - обещает Сангей.

У Бутанцев нет фамилий (за исключением королевской семьи и непальцев, проживающих на юге страны). Только два (в редких случаях три) имени, которые даются ламой через две недели после рождения, традиционные имена тибетского происхождения. Сложно определить пол человека по его имени, так как подавляющее большинство имён может относится как к женщине, так и к мужчине. Нашего гида звали Сангей Дорджи, и мы его звали просто по первому имени Сангей («просвещённый»), а его сестру зовут Дорджи Карма. Таким образом, порядок имён может быть какой угодно, и принадлежность к какой-либо семье трудно угадать.

Я записывала названия всех растений, которые встречались на нашем пути, но запомнила только «пакма нам» -  бутанская марихуана. Растёт повсюду в диком виде. Обычно она идёт на корм свиньям, отсюда и название – пакма нам – пища свиней.

Утром мы немного заплутали – тропинки здесь совсем не видно, и мы шли наугад – сначала карабкались вверх по крутому склону, потоптались немного у вершины, спустились снова вниз, и наконец, нашли нужную тропу. Шли в основном вдоль хребта. Лес остался совсем внизу, и альпийские луга сменились арктическими. На крутых подъёмах обколола ладони и ноги об колючки, пытаясь за них уцепиться. За сегодняшний день набрали ещё четыре сотни метров. Осталась далеко позади долина Паро, и перед самым свалом в последний раз позвонила мужу. 

На перевале – остановка на ланч, повар достаёт приготовленные с утра котелки с горячим, яблоки и термоса с чаем. На высоте почти 4 000 метров значительно прохладнее от близких ледников, и мужчины разжигают костёр из сухих веток, чтобы дать нам немного согреться.
Оказывается, мы забыли чайные пакетики в каком-то из мешков, а мешки ушли далеко вперёд вместе с осликами. В термосах пустой кипяток. Тут срабатывает смекалка, Юля достаёт из своего рюкзака припасённый пакетик сухофруктов, и бросает содержимое в термос. Через 15 минут получается неплохой компот. У Никиты нашлась плитка горького шоколада, леденцы, а такие мелочи на третий день треккинга ценятся чуть ли не на вес золота.
Обедаем на перевале с потрясающим видом на озеро Джимиланг. В переводе с дзонгка название озера означает «песочный бык». С этим местом связана легенда о том, как однажды семья кочевников пасла стада яков недалеко от озера, и вдруг к ним вышел из озера бык, как будто сделанный из песка, и присоединился к стаду. 
Возле этого озера и разбили лагерь.
Наши бутанские гиды считают, что я сказочно богата. Они спрашивают, сколько я зарабатываю. «Яллама! Ты очень богата». Я пытаюсь обьяснить: в моей стране,это не богатство. Моя семья такая же обычная, как ваша. Но в сравнении с ними мы чудовищные богатейчики.
Кроме того, мы чудовищные просиральщики.
В языке бутанцев для понятий «выкинуть» и «потерять» используют
одно и то же слово,  и так же нет различия между «хотеть» и «нуждаться». Если вещь выкидывают, она больше не может быть использована, иными словами, непригодна, а если ты что-то хочешь, то вероятнее всего, ты в этом и нуждаешься.
В западных языках есть множество слов, которых нет на языке дзонгка, в основном это существительные, обозначающие предметы: двигатель, пылесос, машина, самолёт, напульсник, принтер. Зато в словаре дзонгка есть одно слово для понятия «старший брат», «младшая сестра» и пр., а также два варианта одних и тех же фраз и слов: для ежедневного общения и для выражения почтения. Для понятия «подарок», например, есть три слова: «подарок для человека выше статусом», «подарок для человека ниже статусом» и «подарок между людьми равных статусов».
В деревнях почти никто не ведёт записи, регистрации, учёта населения, но каждый знает, кто кому приходится родственником, почему тот или иной человек ушёл из деревни, какими дурными знаками сопровождался его отъезд, болезни и неудачи, которые преследовали его после, что за подношения были сделаны богам и последовало ли за этим избавление. Здесь мир мал настолько, что знания возможны без фамилий, записей, свидетельств рождений и смерти. Этот мир мал, но мне он кажется шире, старше и сложнее, чем тот, в котором живём мы, где история подогнана под даты и разбита на главы и подглавы, мы читаем её раз или два в жизни, и забываем навсегда. Мы записываем историю, и нам не надо её запоминать. В Бутане историю рассказывают таким образом, чтобы она запомнилась, история потому и запоминается, что её передают устно. На языке дзонгка слово «история» означает буквально «рассказывать о том, что было».
Следующий день набрали ещё 800 метров, (предварительно спустившись на 400), и наш Миша совсем поник от горняшки, а с ним ещё одна барышня. Шли они очень медленно, в свою силу, сильно отставая от остальных. Поэтому весь путь за этот день занял около 7 часов, вместо обычных четырёх. 

Иногда на тропе встречаются сооружения, сложеные из камней - туры. Они посвящены тому или иному богу горы, и являются явным признаком близости перевала.
Вечером вышли к месту стоянки – озеру Симкотра. У Бутанцев это озеро считается сильно священным, поэтому ловить рыбу и купаться в нём нельзя. Самим бутанцам. Наши хлопцы были по этому поводу другого мнения. Сразу по приходу ословоды разожгли небольшой костёр, с ароматными травками и цампой – чтобы задобрить духов озера. 
Разбили лагерь, и , пока бутанцы были заняты приготовлением ужина, Саша с братом пошли купаться, благо температура была аж 10 градусов, а искупнуться на четвертый день хотелось очень. Тем более в святом озере – как не смыть все грехи.
Вернувшись, они рассказали о вооот такущей форели, что прямо кишмя кишит в озере.
Тут мужики возбудились, в них проснулись настоящие рыбаки. Оказалось, что у нас нет ни одной удочки, ни лески, ни крючка. Собрав совет племени, решили делать снасти из подручных материалов.
Крючок соорудили из трёх иголок – раскалили на костре, согнули – отличный крючок получился! Мушек наделали из конского волоса, леску достали из моего браслета, ну а удилище – из альпенштока. Потратили на всё около часа.
Тем временем над нашими головами сгущались серые тучи.
И именно в тот момент, когда в первый раз мы закинули удочки, пошёл самый настоящий град. ТАКОГО града я ещё никогда не видела, честное слово. Нам пришлось побросать удочки и бежать под тенты. Там уже схоронились наши бутанцы. Обвинив нас в оскорблении духа озера, они отказались кормить нас ужином, пока стихия не успокоится.
Через некоторое время град превратился в снег, и уже легкими хлопьями падал на землю.
Мы расползлись по палаткам, чтобы немного утеплиться. Такого изменения в погоде никто не ожидал. Утеплившись, все поползли поближе к костру, ибо какой толк сидеть в холодной палатке, посреди дня.
Саша, чувствуя свою вину, достал из закромов бутылку виски и кусок сала, и было всем счастье. До темноты мы играли в мафию, а те, кого убивали, убегали играть в снежки. В общем, вечерок получился ещё тот. Было весело, несмотря на холод.

Спали уже в обнимку с бутылками, наполненными тёплой водой – так было гораздо уютнее.

Image 1 of 1 Maximize imageRestore image Тропа вдоль хребта

В последний день преодолеваем перевал в 4 500 м. Это самый трудный подъём, сказывается недостаток кислорода. Тропа от тающего снега стала скользкой, ботинки утопают в грязи. Иногда приходится босиком переходить ледяные ручьи. К полудню солнце расходится и становится немного теплее. 
Наконец, перевал. 
На вершине сложен курган из белых камней. Обтрёпанные ветром молитвенные флажки. Печатные буквы уже почти невозможно различить. Вид отсюда необыкновенный: снежные вершины вдоль северной границы как белая ледяная крепость на фоне голубого неба, а внизу плодородная долина Тимпху. Между югом и севером – волны горных хребтов Бутана. Все фотографируют. Я пытаюсь запечатлеть этот вид у себя в голове, чтобы в любое время и в любом месте закрыть глаза и увидеть его снова.
Отдыхаем, восстанавливаем силы - теперь можно немного расслабиться, впереди только свал.
С утра приняли решение пройти двухдневное расстояние за один день. Это немного, всего 7 часов, но зато всё время вниз. Нужно смотреть под ноги, и только изредка останавливаемся чтобы оглядеться. 
На третий час свала начинают ныть колени.  Ещё через час уже не иду - бегу. 

Всё чаще попадаются на пути люди.
Вот паломник, идёт в монастырь на недельный пост. 
Это, похоже, тоже паломница. На голове у неё шапка от дождя. Хитроумное изобретение. Капли дождя должны стекать по "хвостикам" - всё просто.

Чем ниже мы спускаемся, тем больше встречаем людей. Чувствуется близость города. За нами уже несколько монастырей. Я удивляюсь силе и выносливости бутанцев, они почти каждый день преодолевают подъём в 2000 метров, чтобы совершить подношение или помолиться в одном их храмов наверху. Считается, что чем выше находится храм, тем ближе он к Богам.
Знаете, что мне больше всего нравится в Бутане? Ты идёшь по лесу и выходишь к деревне, и нет никакой границы между ними. Ты не находишься на природе в один момент, и в цивилизации в другой. Дома построены из глины, камней и дерева, все материалы взяты из ближайшего окружения. Всё очень гармонично.
Ландшафт даёт ощущение обширного пространства и в то же время интимности: тонкая бардовая ниточка – это тропинка, карабкающаяся по огромному зелёному склону, плюшевая долина зажата между двумя крутыми хребтами, деревенька из трёх домов, окружённая дремучим лесом, рисовые поля, белый храм как будто светится на фоне тенистой скалы. Поселения вписываются в ландшафт: нет ничего БОЛЬШЕ, чем необходимо, всего как раз столько, сколько надо. This is just enough.

Дима считает, что я слишком идеализирую Бутан.
- «Тебе нравятся только то, чего нет в нашей культуре. Этот допромышленный мир, гармония с природой, вся эта шангри ла, бла-бла-бла».
- «Но люди здесь в безопасности и кажутся счастливыми»
- «И бедными»
- «Да, но они не нищие»
- «Какая разница?»
Я говорю, что жизнь в деревне может быть трудной и короткой, но люди кажутся такими счастливыми даже с тем, что они имеют, таким образом, они реализуют свою веру (желание материального богатства и личной выгоды приводит к страданиям).
- «Они довольны потому, что они не знают лучшей жизни. Насколько глубоки их ценности? Они не выбирали этот образ жизни. Если бы эти люди могли позволить себе машины и современную бытовую технику, они бы давно их имели.  Впусти глобальный рынок с его соблазнительными предложениями, и посмотрим, как быстро всё изменится. В твоём воображении Бутан может быть чем угодно. Но только бутанцы знают, какой он на самом деле».
Мне нечего на это ответить.

На нашем пути старый монастырь. Делаем передышку, тем более здесь недалеко протекает река, наконец можно по-настоящему искупаться.
Рисунки на стенах монастыря с годами потемнели, а вот красные и синие цвета стали даже богаче и насыщенней, вместо того, чтобы высветлеть. Дверь в храм заперта на замок, мы не можем войти внутрь. Тогда мы просто обходим храм по часовой стрелке, раскручивая молитвенные барабаны, вделанные внутрь каменной стены. На медных барабанах вечная надпись «ом мани падме хум», мантра благополучия для всех живых существ. Считается, что вращая их, к тебе снисходит благословение и добродетель, если, конечно, делать это вдумчиво. Я кручу барабаны, но мои мысли крутятся где-то в другом месте.
Я не нахожу того чего ищу, в отрывочных чтениях буддийских текстов во время отдыха. Я читаю теорию и соглашаюсь с ней. Думаю, что всё это имеет смысл, но мои мысли остаются прежними.  Ничто в этом мире не постоянно, всё меняется, рушится, умирает, и поэтому привязанность к людям и вещам приносит столько страданий. Восьмеричный путь – это путь к прекращению страданий. Затем я вспоминаю поэмы Неруды и думаю, что же такого плохого в привязанности, и существовала ли бы вообще поэзия, если бы не было привязанности. Почему бы нам не бросится в эту жизнь с головой и полюбить этот мир, таким изменчивым?
В этом месте есть что-то абсолютно совершенное. Храм старый, но в отличном состоянии, в прохладной тени кедров, окружён аккуратно разбитыми рисовыми полями. Под полуденным солнцем всё сверкает, но ничто не движется, кроме реки. И снова это чувство – будто мы не должны быть здесь, мы не вписываемся в этот пейзаж. Я пытаюсь представить себе, кем бы я могла стать, если бы родилась и прожила всю жизнь в этом месте. Чего бы мне хотелось, если бы я выросла без рекламы, которая подсказывает мне , что я должна хотеть. Даже не имея ничего, люди могут быть счастливыми.

Мы спускаемся к реке, в той части, где она образует что-то вроде заводи. Дно слишком мелкое, чтобы плавать , но мы снимаем обувь, одежду и просто сидим в прохладной воде. Дети с интересов наблюдают за нами, десятком взрослых иностранцев, без дела сидящих в реке. Они стягивают с себя школьную форму, и стирают её прямо в реке, передавая друг другу кусок мыла, а потом рубашки и штанишки развешивают на деревьях.

Следующие пять дней мы проведём, путешествуя по главным городам Бутана, посетим старинные крепости-дзонги, среди которых наибольшее впечатление на меня произвёл дзонг в г. Пунакха.

Со временем я начинаю запоминать некоторые правила повседневной жизни: нельзя свистеть в доме (можно насвистеть духов), или перешагивать через книги. Перед тем как сделать первый глоток чая, нужно немножко выплеснуть на землю, в качестве подношения вечно голодным духам. Я учусь есть рис как бутанцы, правой рукой. Я привыкаю пить чай с маслом и есть перцы чили на завтрак.
Я узнаю, что «большое спасибо» на дзонгка звучит как «Наме саме каджинче». «Наме» означает «нет неба», «саме» - «нет земли». Все вместе означает «я благодарен тебе больше неба и земли».

Последний день в Бутане.
На рекламном буклете в отеле Бутан описывается как последняя Шангри-Ла.
К отелю подъезжает туристический автобус. Разодетые в дорогие гортексовые ветровлагопуленепробиваемые куртки и тяжёлые треккинговые ботинки, они выглядят как инопланетяне. Мы переглядываемся: «турииисты». Как будто мы сами не такие.
В Бутан непросто попасть, это не страна, в которую едут все как только назревает отпуск, это настолько необычное и желанное место, что меня накрывает гордость, как будто моё пребывание в Бутане – это моё личное достижение, а не удачное стечение обстоятельств. 

Путешествия должны воспитывать в нас скромность, но ни в коем случае не гордость. Все мы туристы, неважно насколько мы сюда приехали – на неделю или на год, мы просто прохожие. 

PS. Нормально быть бедным, если ты добрый, нормально быть ленивым, если ты щедрый, самое дурное – это быть высокомерным.
«…Но показывать свою гордость» - рассказывали мне – «это очень, очень плохо».

Image 1 of 1 Maximize imageRestore image Пунакха Дзонг