20 дней в горах Абхазии

Прямо перед входом в летник стоял таз, в котором находились две манящие полуторалитровые баклашки вина. Еще одна, пятилитровая, находилась внутри домика. Разогнав ос, бесстыдно сожравших практически полностью пачку сахара, мы приступили к своей трапезе. Нормы приличия мы соблюдали, но стоит заметить, что летник прямо таки ломился от переполнявшей его еды. Например, в качестве подставки под свечку тут использовалась нетронутая банка тушенки. Мешок помидоров уже начал портится, и та же судьба начинала грозить мешку огурцов. Мешок с камнями при проверке оказался мешком с хлебом. Но самым запоминающимся продуктом оказались две бутылочки ткемали, из красных и из желтых слив.

Утром уходить даже не хотелось, но мы все же тронулись в путь. Какие-то мелкие тропки окружающие летник со всех сторон сразу же исчезли. Тут то мы и призадумались, а как все это богатство сюда попало. Столько всего даже на лошади то не привезти, а уж если и лошадиных троп нет. Однако утром следующего дня будучи километрах в четырех от летника я услышал стрекот вертолета, и все стало на свои места. А мы даже начали жалеть, что никаких припасов с собой из домика не прихватили.

Вы наверное спросите почему всего 4 километра прошли? Ведь до вчерашнего дня мы разменивали километры десятками. Все просто. Исчезла тропа. Обозначенной хорошей и единственной дороги из верховий Бзыби в сторону Псху не было. Сначала мы честно ее искали. Весь правый берег Бзыби пересекал ручеек с небольшим овражком. Шанди ушел по ручейку километр вниз, до слияния с Бзыбью. Я ушел по ручью километр вверх пока склон не начал совсем круто уходить под небеса. Тропы нигде не было. Мы надеялись, что в нескольких местах, где на карте в эту мнимую тропу вливались другие, спускающиеся с верхних пастбищ, тропа снова оживет и возникнет под ногами. Надежды были тщетны. На второй день ходу от летника мы поняли, что одни в этом дремучем лесу. Не только геогрфически сейчас одни, но и во временном плане. До нас тут действительно много много лет не ступала нога человека. Косвенным подтверждением тому служили насечки на деревьях. Да, они иногда встречались, но продираясь от одного помеченного дерева к следующему мы понимали, что тропа безнадежно заросла. Сами засечки были удивительны. Датируемые 50-ми годами прошлого века они знакомили нас с невиданными доселе на деревьях буквами греческого и грузинского алфавитов. Правда сообщений за подписью Ясона и аргонавтов мы, сколько не высматривали, найти не смогли.

В середине первого дня гроза, громыхавшая до сих пор где-то недалеко по верховьям ущелий и окрестным скалам, настигла наконец-то путников. Мы выбрали высоченную пихту и засели под ней, а кругом полился ливень. Ливень не ослабевал, а только усиливался, и наконец, минут через 40 пробился сквозь густые хвойные лапы. Сидеть дальше стало бессмысленно, везде одинаково мокро. Пошли дальше. Быстро намокая и в тайне надеясь, что где-то в глубине рюкзака останутся сухие вещи для сна.

По нашему берегу пришел к Бзыби большой приток. Псыш. Опасения он вызывал порядочные, на карте обозначен идентично Бзыби (через которую пеправлялись вчера), а тут еще и проливной дождь идет. Псыш, разворотивший словно неосторожный будозерист свои берега, бурлил коричневой водой. Высматривая брод мы стояли на берегу под огромным деревом, и прямо из под его корней вырывался мощный проток. Псыш подмывал очередную жертву. Наконец брод высмотрен и мы выступаем на штурм. Было менее страшно, ибо опыт брожения уже есть. Только в этот раз из-за мутности воды совсем не видно дна, глубину следующего шага не оценить. Когда казалось все уже пройдено у дальнего берега оказалась яма, так что искупаться до пояса таки пришлось. При лихорадочном выбирании из этой ямы на берег я умудрился вышибить ногой прямо из речки форель. Мокрая серебрянная тушка отчаянно билась всем телом по камням и умудрилась таки спрыгнуть обратно в мутный поток Псыша.

Разбивать лагерь решили на папоротниковом поле под раскидистыми кронами грабов и буков. Мы были настолько промокшими, что в этот вечер даже потратили время на костер. Разжечь его в мокром лесу было непросто, но помогла горелка, на которую первоначально я навалил множество веток, а потом выдернул из под них горелку. Дождь, взявший передышку на ночь, снова пошел с утра. Но мы уже успели вылезти из палатки и собраться. Ничего пережидать на этот раз не стали и пошли по азимуту. Внимательно изучив карту, мы старались идти в том направлении и на той высоте, где на карте пролегала тропа. Сразу после Псыша Бзыбь начинает уходить в свой верхний каньон, а тропа отчаливает от русла постепенно все выше и выше, если ошибиться высотой или азимутом можно оказаться на слишком крутом склоне перед каким-нибудь обрывом. Впрочем у нас это все равно успешно получалось.

Безтропье превратило местность в настоящие джунгли. Запомнился спуск к ручью с обрыва, в котором мы подобно черепашкам-ниндзя, просто держась за лианы и без опоры для ног спускались несколько метров. Папоротники, крапива, лопухи выше человеческого роста. Приходилось размахивать треккинговой палкой словно мачете, но это не сильно помогало. Конечности быстро покрылись царапинами, ссадинами, синяками и ожогами. Исполинсие деревья, поваленные поперек азимута, через некоторые из которых не удавалось перелезть, и мы подобно спелеогом лезли под ними. Все это - под непрекращающийся аккомпонемент дождя. Прямо из под ног вспархивает перепуганная куропатка, резким стартом пугая нас самих. А вот "вспорхнул" из под ног и медведь. Ливень был настолько сильным, что спрятавшийся в какой-то яме косолапый просто не услышал подбирающихся людей, среагировав, только когда осталось менее полуметра. Мы его тоже не видели. Выскочив словно чертик из табакерки небольшой мишка (соразмерно человеку) дал резкого деру, только и сверкали его ладони. Мы даже испугаться не успели, правда бежать вдогонку тоже не стали.

Вообще согласно неофициальной статистике горники и альпинисты, будучи в каком-нибудь суровом автономном путешествии в своих беседах 5% уделяют женщинам, 10% уделяют обсуждению погоды и сложностей предстоящего маршрута и 85% бесед посвящают гастрономическ темам. У нас же получался совсем другой расклад. Гастрономия и женщины процентов по 5, столько же высокоинтеллектуальные беседы об искусстве и литературе, а все остальное - впечатления о творящемся вокруг нас и предстоящих испытаниях. Беседа выглядела примерно так:
- ###### !
- ###### ! А вот это вот настоящий ######.
- Ой, ###, вот это ###### так ###### !
- Ух, ты, а посмотрите вон там что будет?!
- Да, это по-настоящему достойный ###### !

Особенно тяжелым было то место, где нарисованная на карте тропа пошла вверх, выбираясь к альпикам. Склон густого труднопроходимого леса просто резко и круто ушел вверх (когда-то существовавшая тропа видимо наворачивала здесь серпантин). Но мы набрали уже такую физическую форму и ходовую скорость, что лишь с энтузиазмом бросились на новое препятствие. И вот, спустя двое суток пути со средней скоростью 300 метров в час, мы вырвались на альпийские луга и наконец-то получили возможность оглядеться. Словно по сигналу в этот момент прекратился дождь. Пройденная долина верховий Бзыби, дышащая свежестью и какой-то своей заповедной первобытностью, лежала у наших ног. Могучая и шумная река, слышимая даже здесь, блестит далекой полоской в лучах солнца. Картину довершал мощный хребет ощетинившийся пиками вершин и труднопроходимыми щелями перевалов ведущих в российский Домбай.

Путников, прошедших сквозь огонь, медные трубы, воду, и еще много раз воду, а также джунгли, остановили маленькие невзрачные кустики. Это была черника (обычная, не с человеческий рост). Ее было столько много, что мы забыли обо всем на свете и надолго засели в ее зарослях. По характеру передвижения, питания и пищеварения мы уже давно ассоциировали себя с медведями. Опомнились, только когда стало реально темнеть. На наше счастье на альпиках обнаружился ручеек, возле которого смогли найти маленький пяточок ровной местности. На тучи мошкары внимания уже не обращали.

Утром среди бурных зарослей альпийских лугов обнаружилась худенькая тропинка, ведущая в сторону хребта и перевала Гваштхва. На самой хребте, прямо на тропинке, обнаружились огромные и красивые подосиновики, коих мы набрали два мешка, с целью отобедать, когда спустимся по ниже к воде и дровам. Куда спускаться было уже видно, огромная поляна с названием Грибза словно подчеркивала выбранное нами обеденное меню. Сразу же после выхода из леса на поляне обнаружился домик. Не простой продуваемый и холодный летник, а настоящий, отлично сколоченный из бревен домик с крутопокатной крышей. Такие крыши тут делают во избежания их провалов зимой и всеной от выпадающего, но не задерживающегося на таком углу снега. В домике были хозяева, дед Василий и его внучок Пашка. И хотя времени было всего полдень, хозяева заслуживали того, чтобы приостоновить наши бегущие вперед к Псху планы и задержаться здесь. Домик оказался пожалуй самым удивительным местом за все время путешествия. Мы варили грибной суп в огромном котле, Павлик видел на нарах и взбалтывал трехлитровую банку с молоком (к вечеру в ней образовалось очень вкусное масло), а дед Василий сидел и рассказывал истории своей жизни и истории села Псху. Он – чистый псхинец в пятом поколении.

Из дневника Шанди:
Был тут у нас один мужичок. Во время войны попал в плен, переметнулся к немцам и обучался на шпиона. После победы его хотели расстрелять, но он написал слезное письмо Калинину – мол, нас, грузин, и так мало осталось, пожалейте-помилуйте! Дедушка смягчился, и его всего лишь посадили на двадцать пять лет. Отсидел свое, вернулся в колхоз. Председатель и спрашивает – чему, дескать, обучен?
- Диверсионно-подрывной деятельности! – отвечает тот.
- А кем хочешь работать в колхозе?
- По специальности!
Плюнул председатель, не взял его. Тогда тот фактически отобрал у колхоза старый земельный надел своей семьи – с диверсантом все боялись связываться. Там и жил до старости…

Один горшечник целый год лепил горшки из глины, а потом все сделанное вез продавать на ярмарку. И вот как-то перевернулась его телега, разбился весь товар. Сидит он, плачет. К счастью, проходил мимо добрый человек и подучил его размолоть черепки в порошок и продавать его как средство от блох. Послушался горшечник, и так бойко торговал, что выручил вдвое больше обычного. Почти все продал, и тут одна бабка его спрашивает:
- Милок, как применять твое снадобье?
А тот и отвечает:
- Очень просто! Надо поймать блоху, открыть ей рот, всыпать немного порошка и отпустить. Она будет чахнуть, чахнуть, и скоро сдохнет.

А еще у нас один парень очень любил милицию. Работал он милиционером в Псху, продал все милицейские винтовки и заявил, что их украли. Его, конечно, уволили, он и уехал к морю. А потом нашли одну из винтовок, собрали доказательства. Надо было его сажать, но прежде – доставить обратно в село. А в Сухуми служил тогда начальником милиции один хитрый мингрел. Он пригласил к себе парня и говорит: появилась у меня снова вакансия милиционера в Псху. Думаю ее тебе отдать. Хочешь?
- Как не хочу! – отвечает парень. Уж очень он милицию любил.
- Вот и отлично, - говорит мингрел. – Я им и письмо написал, только с почтальоном его лучше не отправлять. Сам знаешь, должность хорошая, а село маленькое, чтобы отдать своему, могут и на почте перехватить…
- Так я сам доставлю! – вызвался парень. На том и порешили.
Приходит он в Псху, в отделение милиции, отдает конверт, участковый достает письмо и читает: “Приказываю привести арестованного такого-то!”
- Так это же – я! – воскликнул парень. Сам себя доставил под арест.
Потом, когда отсидел, первым делом пришел к тому мингрелу с лопатой. Зарублю! – говорит. Но, слово за слово, помирились. Оба они шибко милицию любили, а это сближает.

И это далеко не все. Истории про Черную Воду рассказывал. Оказывается там, где мы бродили Бзыбь и пили вино в летнике, выше по течению, километрах в восьми находится источник воды, с поистинне оживляющими свойствами. Предпишут врачи смерть человеку через пару месяцев, а он идет и пьет ту воду, и не умирает. Только ее нельзя ни в коем случае с алкоголем смешивать. Попасть к источнику непросто, либо несколько дней на конях, либо вертолетом. Или историю про летчика, который как закончилась война поступил работать на линии Сухум – Псху. Да так его заедала эта рутинная работа, что любил пошалить. Бывает перевернет вверх дном самолет и летит, пассажиры в панике, мешки с картошкой и куры вываливаются за борт... Много чего еще рассказывал дед. Нам бы сидеть с диктофоном, записывать все это, а потом книжки издавать. Но вот пришли с пастбища коровы и телята. Они у него сами приходят в положенное время, никого никуда загонять не надо. Еще бы, когда такой вкусняшкой кормят. Перед коровой ведро с помоями, остатками грибного супа, сывороткой и какой-то ботвой. Следующая послушно стоит в своей очереди, а дед и Пашка лихо доят одну буренку за другой. Надо ли сомневаться, что нас тут тоже накормили. Более всего остального мы сожрали тут огромное количество бутербродов из домашнего хлеба, свежевзбитого масла и псхинского меда, который щедро наливался прямо на хлеб из двухлитрововй баклашки.

Барометр на стене дома деда Василия. В зависимости от отклонений усиков можно строить прогноз погоды на ближайшие сутки. Телевизора тут нет, да и гвоорят по нему прогноз все равно неверно.

Дед рассказывает, что был тут какой-то путешественник, написал про другого мужика в Псху, который самогон варит, и в интернете фотографии положил. Вот дед Василий и просил нас очень написать, что самогон варить – это кто угодно в Псху сможет, а вот сыр... И начал прямо при нас варить сыр. Сычуг в пятилитровой бутылке висел тут прямо на стене. Котелок с белой массой медленно перемешивался и варился, периодически его снимали с костра, и дед начинал мять его руками. Сырная масса медленно тянулась напоминая собой тесто. Из теста лепились диски и отлеживались в бочке с солью. А уже отлежавшиеся диски красовались высоко под потолком, на специальной лежанке, где им следовало коптиться в костровом быму. Уже утром, отправляя нас в путь-дорогу дед Василий накормил нас этим сыром. Сыр был настолько обалденный, что видя наши довольные морды дед решил выдать нам сыра с собой. По меткому замечанию Шанди картина чем-то напоминала библейскую: убеленный сединами старик, кряхтя лезет куда-то в самое небо, где снимает солнечный диск и дарит его путникам. Будучи очень прожорливыми этот солнечный диск мы впоследствии не трогали, и довезли до самой Москвы.

Словно удачное предзнаменование в дорогу, прямо в поле утром отелилась корова. Мокрый теленочек лежал на траве, хлопал глазами и силися встать, чего ему никак не удавалось. Вокруг теленка бегал Пашка. Теперь, когда они через три-четыре дня пойдут возвращаться в Псху через перевал Чамашха, теленка ему нести на руках. Живут они тут поллета, и первую половину жили на пасеках в районе Пшицы, собирая мед. Нам тоже пора на Чамашху. Отсюда ее прекрасно видно. Проходим сначала километра четыре поперек всей огромной поляны Грибза, на которой заметно еще два таких же домика-хозяйства, и снова углубляемся в лес. Но на этот раз с тропами все отлично, силы восстановлены и мы просто взлетаем к Чамашхе. Отсюда с альпиков снова видна вся поляна Грибзха и домик деда Василия на дальнем ее конце. Мысленно прощаемся с этим удивительным человеком, и поворачиваем взоры на запад, в долину реки Баул спускающуюся в Псхинскую котловину.

Image 1 of 1 Maximize imageRestore image р.Убыш - р.Псыш - пер. Гваштхва - поляна Грибза - пер. Чамашха