Крестным ходом от Архангельска до Диксона

  И  начинается  слалом. Такой  же  захватывающий, как  сплав  на  плоту  по  горной  реке. Задним  умом  понимаю, что ничего  страшного  для  нас  тут  не  произойдет – скорости  не  те. Лед  вокруг  нас,  но  всегда  есть  проходы, часто  они  открываются  в  последний  момент и мы  устремляем  туда  свою  лодку, не  видя  дальнейшего  пути.  Идем  в  азарте, подогреваемые  ощущением приближающегося,  но  еще  не  видимого берега Ямала, мы  скользим  мимо  льдин.  И  только  два  раза  вылетели  на  «плес», из  которого  не  было  выхода и  пришлось  «выскребаться»  оттуда  остро  к  ветру, буквально  в  нескольких  сантиметров  расходясь  с  льдинами. Ветер  усилился и с  бокового перешел  на  попутный и  мы  в  азарте  слалома  дали  перейти  гику,  при  этом лодку бросило  на  борт.
 Восемь  часов  продолжался  наш  путь  во  льдах, который  давно должен  был  закончится,  если  верить «Гидромету». Но  новые  льдины  все  выплывали  из  тумана друг за  другом, и  мы  обходили  их снова и снова.  оявилось  ощущение,  что  все  уже  заканчивается. Мы  вышли  на  чистую  воду,  оставляя  навсегда  мир серых  погибающих в  тепле  ледовых полей,  и  через  несколько  минут  распознали  впереди  темную, низкую  полоску  ямальского  берега.  Хотелось  на  берег. Разжечь  костер и  скинуть напряжение. Так  мы  и  сделали, на несколько часов погрузившись  в  созерцание  настоящего  огня.
  Рано утром, преодолев  береговой  бар, вышли. Теперь мы  идем вдоль берега  Ямала, радостным для  себя, северным курсом. Ветер  слабый, встречный. Галсы  между  ледовыми  полями  и  берегом  не  получаются, гребем по  очереди. Под  утро  попутный юго-восточный  ветер приподнял  «колдунчики»  на  вантах и  стал  набирать  силу. Через  полчаса  мы  уже  летели, еще  через  час  брали риф  на  гроте. Волна  выросла, оставаясь  крутой  и  несколько  волн, пройдя  над  кормой, обрушились  в  кокпит. Лодку  валяло  и  корежило  на бакштаге  и я  опасался , что  нас  с  отцом  Дмитрием  выбросит  из  кокпита.. Но  этим  дело  не  кончилось. Впереди  по  курсу  заблестели  на  солнце  дрейфующие  льды.  Орудуя  румпелем и подставляя  большим  волнам корму, я пытался  решить  две  проблемы: переход  на  штормовые  паруса и  что  делать  со  льдами на  нашем  пути. Дело  усугублялось  тем, что под  берегом  их  невозможно  было  обойти, там  победно  сверкал  не  вышедший еще из  залива  лед.
  Лед  приближался, уже было  видно  как волны  обрушиваются на  передний  край  льдин и  какая  там  круговерть  из вздыбленной в  небо  воды с ледовыми обломками в ней. У  нас  оставалось  всего  несколько  минут. Но  тут  взгляд  зацепился  за  изъян в  ледовой  кромке, который  стал  быстро  превращаться в  нечто, подобное  нише, а  через несколько  минут и  в  коридор  между  полями. Подворот  рулем, и лодка  влетает  в  проход  между  полями! Грохот  моря  остался  позади.  Здесь же только  свист  ветра в  снастях и ощущение  струящегося  по  спине  пота.
  19 июля.. Идем еще несколько  часов, прячась  от  волн, подворачивая  к  ледовым  полям, пока  на  нашем  пути  не  распахивается  чистое  от  льда  море. Ветер  как  по  команде,  начинает «скисать», мы  переходим  на  весла и к  вечеру, рассекая  штевнем почти  зеркальную  воду, не  вспоминая уже  утренние  свои  приключения  во  льдах,  подгребаем  к  высокому  берегу, на  котором  между несколькими  домиками  красуется громадный  ветряк  с  махавшими двумя, оставшимися от четырех рук-крыльев.. Это  метеостанция  Марресаля, (Марре-Сале), по-ненецки - Мыс Оленьего рога.  
 «Это  одна из самых старых полярных станций в Арктике. Построена в 1914 году  вскоре после открытия полярной станции Югорский Шар (в 1913 г.).  С этих станций  вообще  вся современная арктическая  навигация начиналась» - сказал  нам  начальник  станции  Чикмарев  Александр  Павлович. С гордостью  сказал.  С некоторым вызовом.
 А вот строки из дневника  полярника Чукова, побывавшего здесь в 2006 году: «И все же от посещения этой станции остался какой-то грустный осадок. К виду загибающихся или заброшенных полярок за последние годы мы уже успели привыкнуть. Но здесь было что-то другое. Какая-то болезненная безмятежность на грани с безразличием. Бани нет и не надо. Дизельную и так называемые мастерские занесло снегом через выбитые стекла – не беда. Ни один дизель не работает. Чуть дышит какая-то киловаттная «абэшка» – и ладно. Вся электросеть в доме питается от автомобильного аккумулятора, стоящего на разломанном стуле – и хорошо».  Но мы-то нынче ночуем на  кроватях. Утром  отец  Дмитрий  освящает новую дизельную и вроде нет поломанных стульев. Потом он проводит  молебен и  в  путь. Впереди - поселок  Харасавэй, или по-ненецки Кривулина. Коса перед поселком и впрямь саблевидная…Харасавэй, как полярная станция на 40 лет моложе Марресаля, хотя главное на этом заковыристом мысу состоит в добыче газа и нефти, а не сбор метеоданных.
22  июля. В Харасавэе будем сидеть аж четверо суток. Это похоже на зализывание ран. Поселок газовиков – это уже не полярная совковость, а нечто стройное и организованное. Со смехом читаю дневник Чукова двухлетней давности. Здесь ему уже все нравилось.:
 «В который уже раз поражаемся той отзывчивости, присущей северянам, и искренней готовности помочь всякому, кто нуждается в помощи. Мы со своими «проблемами» буквально переходим из одних рук в другие и, в результате, уже к середине дня наш пострадавший вездеход красуется с новым стеклом в живописной деревянной раме. Не хватает только резных наличников. Успели пообедать в цивилизованных условиях, благо в поселке аж пять столовых. Поразились до неприличия низкими ценами, напомнившими нам уже далекие советские времена».
 Как раз в одной из столовых Дмитрий отслужил молебен, а потом освятил местную пожарную часть. Этого при Чукове не было. Режим жизни здесь деловой и напряженный. Ваты газовиков длятся два месяца и расслабиться, вспомнив о Боге, совсем нелишне.
26 июля. вышли  из  Харасавэя. Весь  путь  до  северной  части  Ямала – под знаком  привычных северных  и  северо-восточных  ветров. Лавировка, с уходом  длинным  галсом  в  море, и коротким – к берегу. Лодка  под  властью  каких то невидимых,  противных течений. Потом  ушли под  самый  берег и  поймали  там  ломовой  галфинд,  аж  взяли  второй  риф. Неслись рядом  с  барашками берегового бара по  краю  ветра, по краю  метровых  глубин. А что  делать?! Надо  чем то  компенсировать отсутствие двигателя  на  нашей  лодке.
Пролив  Малыгина – боковой  сильный  ветер - пролетели  на  одном  дыхании. К северу остался остров Белый. Пролив этот в 18 веке был крепким орешком для многих мореплавателей и Малыгин первым его одолел. «Гидромет»  предупредил  о  шторме и мы  успели  приблизиться  к острову  Шокальского, где  нас  несло  вдоль  берега  сильным  приливным  течением (в Обскую  губу), которое  мы  ни как не  могли  «пробить», хотя  ветер  в  паруса окреп до 12-14 м/сек. Течение вдоль западного берега о. Шокальский было не  менее 4-5 узлов, иначе чем же тогда объяснить, что нас, ловких, так подхватило! Лодка надрывалась  в ветре  под  всей  парусиной, но  не  приближалась к спасительному  берегу.  Совершенно  случайно, против логики, поменяли  галс, и плоттер Джи-Пи-Эс стал  показывать  ход к берегу. Вот  он, рядом. Якорь в  воду, но до берега не дотягиваем, сдувает вбок, Андрей бросается  в  воду, за  ним  отец Дмитрий. Оба по   грудь  в  воде подтаскивают лодку к берегу. Это  случилось 1  августа в 14 час. 30 мин., одновременно  с  затмением  солнца.  Дмитрий не удержался и еще не согревшись, возится с камерой и снимает затмение в самый его пик. Здесь была остановка  на  трое суток, пока  не  продул  жесткий  северо-восток. Все это  время лодка в прибойной  зоне на  якоре, на  отжимном  ветре выделывала пируэты  как  на  хорошем  волнении. По  берегу,  как  в  пургу,  неслась  поземка  из  песка. Ребята  поставили  палатку, а  я  остался  и  летал  вместе с лодкой  и все  удивлялся, почему не  приходит  морская  болезнь, топил печку,  читал и даже  что- то ел.
  6 августа  Вчера покинули  остров при  переходе  ветра на  северо-запад.  С  отливом быстро обогнули  остров, уйдя  из  пределов  действия приливных  течений  Обской губы. Ветер утих, потащило в  сторону пролива  Малыгина. Впиваясь  веслами  в  воду,  мы  сделали  попытку «пробить» течение в  сторону северо-востока, но наша  скорость  при этом  не  превышала половины  узла, бросили  якорь,  дождались  ветра и снова двинулись к Диксону.. Шквалило  из  под  туч, так что сбрасывали грот полностью и летели на  одном  стакселе,  устремляясь в арки из ярких радуг. Но  грозы  нас  щадили  и  мы  не  вымокли.
  Сегодня меня тянет на статистику или подведение итогов, если хотите. Сегодня в 11.20 объявил команде, что начались 80-е сутки нашего похода. Еще я поведал моим спутникам, что в Диксоне наш лаг покажет 2640 километров пройденного нами пути от Архангельска. И здесь начинается самые  печальные цифры.  Получается, что мы прошли всего треть пути до Провидения, затратив на это более половины навигационного сезона в Арктике. Ледовая обстановка для нашей лодки оказалась крайне тяжелой. И этому одно лишь, но яркое доказательство: из 80 суток похода было  лишь 33 ходовых дня. Остальные 47 мы отсиживались, дожидаясь чистой воды или хотя бы полыньи в этих трех пройденных нами ледовитых морях – Белом, Баренцевом и Карском. Сейчас уже полночь прошла. Смотрите, ребята, впереди залитый полуночным солнцем Диксон, а нам  впору было бы уходить из Тикси..
   7 августа.  Час ночи. На  осколках  западного  ветра, с  помутненными от  недосыпу  мозгами,  влетели  в  Диксон.  Была солнечная, глубокая  ночь. Пограничник, нарушая  традицию, с легкой и доброй улыбкой, смотрел на нас с пирса,  встречая «Русь  Святую». В Диксоне нас ожидала неизвестность и уж точно коренная ломка первоначальных замыслов… Но Диксона мы достигли и попробуйте не радоваться на нашем месте, что бы это ни означало в цифрах…