Через Хребет Нургуш

Легенда о Воровской тропе - одна из многочисленных легенд Саткинского завода, на которые он очень  богат. Так уж повелось. И местность вокруг располагает. И люди на заводе творческие. Здесь тебе и саткинские старообрядцы, здесь и шурале с йети. Здесь конечно и разбойники. В восемнадцатом, а более в девятнадцатом веках с Стакинского завода часто угоняли лошадей. Профессия конокрада не была уж такой редкой, ибо машины заменялись лошадьми и на них все держалось.

Лошадей с Сатки угоняли часто. Угоняли на юго-восток, в степную Башкирию. Для этих целей служила так называемая Воровская тропа, что проходила мимо озера Зюраткуль, по седловине между горой Лукаш и Большим Нургушем. И далее за хребет Уреньгу, в сторону озера Семибратского, в зауральские степи, где лошадей сбывали степнякам-башкирам. Существовало, и в какой-то мере до сих пор существует поверье, что тот, кто ходит по Воровской тропе и сам однажды станет вором. От того по тропе этой ходить не рекомендовалось. Однако тропа та натоптана и поныне. Правда воруют скорее всего не лошадей, а лес. Хотя может быть это просто туристы.

Интересна легенда про гору Свиридиху, что лежит между Нургушем и Уреньгой.

  С жизнью старообрядцев на Южном Урале связано множество рассказов, легенд и слухов. Смешных, красивых, нелепых и жутких Словом разных. Еще с середины 17 века в глухие южноуральские места устремились староверы из центральной России, спасаясь от преследования властей и церкви. Без внимания властей на Урале они тоже не оставались, однако факт остается фактом. Значительная часть населения заводских городов и поселков принадлежала к старой вере и старообрядцы Южного Урала составляли в горных заводах значительную часть населения.

Окрестные горы и тайга вокруг заводских поселений прятали во множестве отшельнические скиты.  До сих пор в урманах где нибудь на Зигальге, можно найти свидетельства былой тайной жизни. Не верите? А вы сходите разок в дебри речки Евлакты!

Я не ставил для себя задачи написать статью, посвященную отшельникам. Тут в пору книгу писать. И триллер будет еще тот! Суровый и упертый народ был в вере своей. Перескажу лишь одну историю, услышанную мной однажды близ озера Зюраткуль.

В межгорье хребта Нургуш и хребта Уреньга, в самых истоках Большого и Малого Березяков, торчит скальная гора Свиридиха или Свиридова релка. Свиридихой ее называли не всегда, а большее время была шишка та безымянной. Название же свое получила вот как. В Саткинском заводе у молодой кержачки по фамилии Свиридова умер муж. Взяла она тогда двоих малолетних детей-близнецов и ушла отшельничать в тайгу. Истоки Березяков и Большого Кыла и сейчас глухомань редко людьми посещаемая, а в конце позапрошлого века совсем дичь была. Годы прошли, подросли брат с сестрой и стали проситься в мир, к людям. А мать не отпускала. Решили они тогда бежать. Да только мать хватилась, дорогой поймала их и вернула домой. А чтобы не повадно было впредь, жестоко наказала – топором пятки отрубила обеим. Случилось заражение крови, и дети умерли. Убитая горем мать себя не пощадила тоже. Приковалась цепью дереву. Так и померла. Гора с тех пор и зовется Свиридихой. Местные говорят, что призраки брата с сестрой бродят окрест Свиридихи и плачут по ночам, взывая к состраданию.

Как-то несколько лет назад, не найдя в сумерках тропы на плато, пришлось мне заночевать в болотах под Нургушем, совсем рядом от Свиридихи. А хорошо, что не знал еще этой истории. Ибо сказано: "Меньше знаешь – крепче спишь"

      Окаменелым чудищем лежит Уреньга в болотистых приайских урманах. Блестит на солнце каменная чешуя ее россыпей, дырявят тучи вершинные гребни ее. И льют дожди на город, один из самых «мокрых» в стране.

   Бока Уреньги исполосованы шрамами «каменных рек» — курумов. То черт, видно, дороги мостил, и сам черт там ногу сломит. Из низовых пихтачей, куда и солнцу заглянуть боязно, куда в глухой, тайный час зазывают запоздалого путника зеленые огоньки, ведут чертовы дороги в поднебесье. Там в ветрах поднебесной равнины каменные глыбы дворцов. Без окон и дверей. Куда как причудливы скалы на Уреньге, с выдумкой поработали над ними дожди и ветра.

    Зимой здесь шабаш, и как не заплутаться в шершавых полотнищах вечной метели. Летом же — земной покой. Над колючим можжевеловым стланником, над блестящим ковром брусничников, над сизой синью голубичников, куда поднимается из пихтачей жировать таежная птица. А какие малинники в каменных россыпях! Не добрый ли чудодей-лесовик колдует над теми рубинами, обращая земные соки в целебный солнечный напиток. Зимой он согреет, исцелит задрогшее тело, вдохнет радость в занемогшую душу. Один только глоток его унесет тебя сюда, в солнечный, вольный лес, на отроги тающего лета.

Места возле Уреньги у местного населения издавна пользуются недоброй славой. Часто можно услышать рассказы, о встреченном в окрестностях Уреньги лешим и прочей нечистой силе. Надо сказать, что места вокруг хребта Уреньга действительно с чертовщинкой и одному там лучше не ходить.

            Склоны Уреньги, Ягодного хребта и долина между ними и Нургушом —  самые сокровенные места в парке — заповедная зона. Отныне сюда не ступит нога постороннего человека, ничто не будет тронуто. Это наиболее «экологическая» его часть. Сюда входят эталонные участки болот, лиственничников, горных тундр, речных долин, темнохвойной тайги. Это не только глухариный угол, но и медвежий. Уреньгинские урочища — одно из немногих мест в нашем краю, где уцелел еще хозяин тайги и чувствует себя вполне вольготно. Ему и охранять уреньгинские угодья.

 Давно это было, жили на Земле великаны и колдуны, а племена людей тогда еще были редки и малочисленны.

 В дремучих лесах между Европой и Сибирью жил в те времена богатырь великан Таганай, была у него возлюбленная - красавица Уреньга, был у него и заклятый враг - злая ведьма Юрма.

 У злой колдуньи Юрмы было волшебное зеркало, которое могло показать все, что происходит далеко-далеко, в любом месте, с любым человеком, о котором подумает хозяин этого волшебного зеркала.

 Задумала злая ведьма насолить великану Таганаю, но как это сделать, если он богатырь. Вот и решила она тогда погубить его возлюбленную красавицу Уреньгу.

 Когда Таганая не было дома, подарила она Уреньге белого коня. Не хотела Уреньга принимать подарок от злой ведьмы, да не устояла, уж слишком красив был этот конь. А через некоторое время, когда Таганая опять не было дома, прибежала старая ведьма к девушке с известием. Мол увидала она в своем волшебном зеркале, что лежит на земле ее возлюбленный и умирает от ран. Где? Спросила несчастная девушка, а старуха махнула рукой на запад - "Там, далеко, за горами, в тайге". Вскочила Уреньга на подаренного ведьмой коня и помчалась во весь опор, не различая дороги, только об одном думая, как спасти своего любимого. Ведьмин конь сначала скакал без устали, а затем сбросил девушку и умчался к своей хозяйке.

 Вернувшийся домой Таганай долго искал возлюбленную, но так и не нашел, ни ее саму, ни ее коня. Пошел он тогда к ведьме, и стал ее просить посмотреть в волшебном зеркале, где сейчас его Уреньга. А старуха злорадостно улыбаясь говорит ему: "На, сам смотри". Взял волшебное зеркало Таганай и увидел, что лежит его возлюбленная мертвая в дремучей тайге. Сразу став седым от горя, хотел он уже было уходить и стал прощаться, да заметил во дворе у ведьмы белого коня Уреньги. Тут и догадался богатырь, что всё подстроила злая колдунья. Убил он ведьму, а зеркало ее волшебное разбил, разлетелось оно осколками во все стороны. Затем пошел великан Таганай хоронить свою возлюбленную, да не дошел - умер по дороге от горя.

 Так и лежат теперь все трое в виде гор: на западе - красавица Уреньга, на севере - злая Юрма, а между ними - седой Таганай. Осколки волшебного зеркала стали озерами, и так их было много, что нигде нет столько озер, как к востоку от горы Юрмы.

Легенда «Клинок Уреньги». Легенда большая, поэтому коротко: «Много лет назад на месте Златоуста кочевье степняков-ордынцев жило. Люди охотой занимались, гнали смолу и деготь. Только пастухи, как и прежде, с весны до осени глубокой уводили в степи скот. Хозяином кочевья и несметных табунов скота был мурза Дженибек. И говорили, что скорей согнешь сосну, нежели волю его. Сам он собирал ясак с народа. И горе было тому, кто не мог заплатить ясак. Что хотел Дженибек, то и делал с подневольным человеком. Когда же не подчинялись ему люди и уходили дальше в степь, то страшно было, если их доставали цепкие руки Дженибека. Только пепел оставался от людских жилищ да кости белели на дорогах. Задумали пастухи проучить Дженибека, а больше того думали они - кому под силу такое. Известно, все пастухи и охотники бесстрашны. Но только один человек мог выполнить задуманное пастухами. Этим человеком была девушка Уреньга - «живущая лицом к огню». Уреньга кидала клинок так, что ни разу не промахнулась, была храбра, как смелый воин в бою, и не меньше ненавидела мурзу, чем пастухи. Ее мать погибла под плетями Дженибека. Задумали они Дженибека на прогулке подстеречь. Уреньга уже ждала, держа клинок наготове. Когда она кинула клинок, и он пролетел мимо уха Дженибека, тогда раздался жуткий вой. В страхе Дженибек поворотил коня обратно. А Уреньга - бесстрашная Уреньга, готовая встретиться одна с медведем, - вдруг потеряла мужество и силу... Кого-то она убила. «Но кого?» - думала девушка про себя. И вот, выйдя на дорогу, где должен был лежать клинок, увидала: на полянке беспомощно стоял на своих тоненьких ножках маленький лосенок. Он жалобно поглядел на Уреньгу и доверительно пошел к ней. И Уреньга застыла, поняв, в кого она попала: мать лосенка унесла ее клинок. Наутро Уреньга была ослеплена и слугами Дженибека отведена далеко в хребты. И, видать, так далеко ее увели, что потом люди, хоть им за это грозила смерть, как ни искали - не нашли. Только много-много лет спустя один охотник в горах наткнулся на скелет, весь обглоданный зверями, возле которого лежала девичья коса. Так погибла Уреньга. Всей душой она ненавидела Дженибека, а вот бороться с такими, как он, еще не научилась».

Давным-давно на месте сегодняшнего города Златоуста стояло кочевье степняков-ордынцев.

Хозяином всех окрестных земель и несметных табунов лошадей был некий Джанибек потомок какого-то хана. Был он жаден и жесток. Обдирал народ до нитки и никто не мог от него ускользнуть. Стонали все под этакой тиранией и задумались пастухи: надо бы этого бешеного олигарха как-то сковырнуть. Но кому это под силу?

В тех местах жила удивительная девушка - Уреньга - "живущая лицом к огню". Она имела клинок - подарок своего отца. Отец привез клинок откуда-то из южных стран и научил дочь мастерски им пользоваться. Она никогда не промахивалась им на охоте.

Да, удивительный был клинок Уреньги! Если согнуть его в кольцо - конец к рукоятке - не ломался! Резал легко железо словно это был хлеб, звонко врезался в сосну, не чернел от времени. А как загорались глаза у джигитов при виде клинка Уреньги когда он тысячами искр сверкал, брошенный  Уреньгой.

Джанибек везде ездил с охраной, боялся людей, слишком уж много зла всем натворил. Но верили пастухи, что Уреньга сделает как надо. Пролетит ее клинок у самого уха Джданибека и не заденет, а ему урок будет на  всю жизнь. Пусть знает старая рысь, что клинок может угодить и в самое сердце.

Отправился как-то Джанибек на перевал, а Уреньга уже его ждала, держа клинок наготове.  Бросила клинок, он пролетел возле уха Джанибека и вдруг раздался смертельный вой. Джанибек и его люди в страхе рванули назад. А Уреньга - бесстрашная Уреньга, готовая встретиться один на один с медведем,- вдруг потеряла мужество и волю...Кого-то она убила. Но кого?

Пастух Бикбулат, услышав вой кинулся к Уреньге. И вот, выйдя на дорогу, они пошли в лес, в ту сторону, где должен был лежать клинок, и тут они увидели на полянке маленького беспомощного лосенка, который стоял на своих тоненьких ножках. Он жалобно поглядел на Уреньгу и доверительно потянулся к ней.

- Бежим, Уреньга! - закричал Бикбулат - Бежим скорее. Джанибек скоро пошлет погоню, а клинок найдем потом. Но Уреньга словно оцепенела, она поняла, что клинок угодил случайно  в мать лосенка.

Погоня примчалась ветром. Не успели убежать Бикбулат и Уреньга. Обоих схватили. Пощады просить не стали, знали как жесток был хан, никого не прощал. Прикончили слуги Бикбулата, а Уреньгу ослепили и увели далеко в хребты. Так погибли Уреньга и Бикбулат.

Женька Сыромолотов, добрый гений пацаны нашего околотка, отвлекая от хулиганских соблазнов, все зеленое время таскал нас в леса. Чуть прогреет горы после снегопада — «по поселку» на Багруш. Ближе к макушке лета за румянеющей с солнцебока земляникой — на Салтанку. Самые дальние вылазки выходили у нас на отрогах тающего лета «по малину» — на уреньгинские сопки. Самые –р ассамые малинники рдели рубиновым соком на тамошних курумах. Там-то я и услышал от Женьки впервые об этом таинственном пути-дороженьке. Довольно явственно перепоясывал он уреньгинский перевал меж Голой горой и Третьей сопкой. В такой-то глухомани!

   На наше недоумение по поводу этой смело ныряющей с перевала в беспроглядные урманы дорожке он обмолвился уважительно:

   — Казанская тропа... Ее Пугачев со своим войском прорубил, когда на Казань шел, потому и названа Казанской.

   Позднее слышал не раз от златоустовских кузюков такое толкование. В студентах сам провел по ней через уремы тургруппу и в подтверждение встретил на ней поселок лесорубов Казаны на речке Куваш. А потом начались сомнения...

   Что Казаны появились в числе первых селений этих, до сих пор самых малообжитых у нас мест, свидетельствуют события, описанные златоустовским учителем-краеведом А. А. Галавтиным. В XVIII веке да и позднее Златоустовский завод имел постоянные штаты лишь на основном железоделательном производстве, используя труд временных рабочих на лесоповале и в рудниках. Рубили лес (а требовалось его — не счесть, плавили металл на древесном угле) и ломали руду крестьяне Приуралья и Поволжья добровольно-принудительно по кабальному найму и приписанные к заводу.

   По сведениям Галавтина, работали на завод 1200 чувашей. Осенью 450 из них, выполнившие «урок», были отпущены, а остальные оставлены дорабатывать положенное «по ряду» (условиям найма). И вдруг по тайному сговору все они как один ушли в бега — двинулись в организованном порядке, чуть ли не строем, в дальний путь в родные деревни. Такого здесь до того не случалось. Через месяц беглецы уже пали на колени перед домом губернатора в Казани с челобитной на златоустовских заводчиков, которые заставляли их «робить сверх ряда», драли как Сидорову козу и морили голодом.

   Мы остановились на этом, хотя и не рядовом, но совсем не исключительном случае из уральской не слишком развлекательной истории, именовавшейся в народе горной каторгой, потому что действие закручивалось в Казанах. Именно отсюда ушли «обязавшиеся» (так именовали наемных) чуваши. «Казанами назывался поселок на берегу реки Куваш. Были там построены четыре барака, скотный двор, сарай и дом для администрации. В каждом из бараков на нарах в два этажа могли разместиться человек полтораста», — пишет краевед и делает попытку объяснить название: еду, мол, варили на такую ораву в огромных котлах — казанах, вот и Казаны. Галавтин так и назвал свой исторический очерк — «Казаны», указав время событий очень конкретно — октябрь 1772 года. Но послушайте, Пугачев-то запалил свой пожар на год позднее и прошелся по этим уремам через полтора. Зачем же ему было рубить тропу, если до него по ней до Казани дошли лесорубы-бедолаги?

   Может, перепутал краевед в датах? Нет, именно во время казанского непокорства проследовал через кувашские уремы Петр Симон Паллас. Уж он-то не мог ошибиться, как всякий педантичный немец, он заносил в свои «дневные записи» скрупулезно все путевые ориентиры. И вот что удивительно: — на колесах, на экипажах — с дорожными удобствами и основательной поклажей. Более того, эти места пришлись на середину мая. Самое половодье, к примеру, при переправе через Ай ученый чуть не утонул. Лично бывал, знаю, в кувашинских уремах тогда ни пройти, ни проехать. Снег еще в уремном полумраке, а под ним вода местами по пояс. Не на руках же пронесли экипаж с Палласом и всю его поклажу. Значит, следили еще за Старо-Казанской дорогой, чистили от прироста, настилали в низинах гати и лежневки.

  Нет, неправа легенда, утверждающая будто Казанскую тропу прорубил Пугачев, направляясь с войском в Казань. Она ждала его готовенькая. Позлодействовав в Оренбуржье и потеряв почти полностью свое воинство у Татищевой и Троицкой крепостей, а также в Маскайском урочище непо­далеку от Чебаркуля, он залег зализывать раны в верховьях Миасса. Михельсон ждал его у Чебаркульской крепости, чтобы добить, а он оставил его с носом, обойдя по Казанской дороге через Урал-тау. Михельсон пошел тогда через Златоустовский завод в Саткинский, надеясь нагнать, пока мятежная гидра не нарастит отрубленные головы.

   23 мая пугачевское воинство было разгромлено у Мягушиной. 27 мая Михельсон покинул Златоустовский завод, а через четыре дня Пугачев был тут как тут. Узнав о беззащитности завода, он спустился со Старо-Казанской дороги из верховьев Ая. Порубив местное начальство на куски, «сей изверг и злодей рода человеческого», как именовали его уцелевшие в докладных прошениях, разграбил завод начисто, сжег дотла, увел уцелевших с собой и стакнулся с Михельсоном уже у Саткинского завода.

   Как же Михельсон прокараулил Пугачева у Чебаркуля? Дело в том, что уже в то время Казанская дорога через Уреньгу и Казаны считалась старой. Через зауральские крепости и горные заводы был проложен новый тракт, названный Бирским, потому что в Предуралье он выходил на Бирск. Челябинская — Чебаркульская крепости — Златоустовский завод — деревни Медведева и Куваши (появилась позднее) — Саткинский завод — Верхние Киги и далее на Бирск. По нему шел Михельсон, по нему от Саткинского завода на Каму и Волгу шел и Пугачев. Был тогда еще в ходу и не в плохом состоянии и старый путь. Его скрупулезно обозначил Паллас, пересекая Урал: Уфа — Симский завод — долина Сима и Юрюзани — Тюбеляк-аул (Тюбеляс) — Бакал-аркассе — Саткинский завод — Улу-Сатка (Большая) — Юрак-тау (Зюраткуль). Затем будем внимательнее. Вдоль Улу-Сатки он ехал на юго-восток, оставляя Юрак по правую руку, пересек речку Жага (?) и Куваш. Отсюда путь лежал прямиком на высокую, безлесную Урангетау. Бесспорно, здесь речь идет о Голой горе, через перевал возле которой Старо-Казанская дорога пересекала хребет. С Уреньги болотистый, но нетрудный спуск в Айскую долину (возле Веселовки), далее невысокий перевал Уральского хребта у горы Бяшмек, где «водится множество кречетов — ловчих соколов, башкиры их ловят тенетами и продают с выгодою». Спуск с материковой стены в верховья Миасса у речки Иремель. Далее Кундравинская слобода — озеро Еланчик — Чебаркульская крепость — выход на новый Бирский тракт.

   Итак, развенчана легенда об «авторстве» Пугачева в прокладке Казанской тропы-дороги. Уже в его пору она была старой. Так кто же проторил ее, в какие времена? Это одна из древнейших дорог через Урал. «Возможно, ею пользовались еще скифы», — читаем мы в книге «Как были открыты Уральские горы». Она шла из Казани по Каме, Белой, Уфе, пересекая Урал, выходила в верховья Миасса, по нему вела на Исеть и далее в Сибирские просторы с отходом в Среднюю Азию. Конечно, скифам здесь делать было нечего, не их вотчины, не их интересы, но времена возможны еще более древние.

   Колумб челябинских древностей каменного века Г. Н. Матюшин на основе своих многочисленных находок на наших предгорных озерах утверждает, что пути из Азии в Европу были проложены еще в каменном веке. Люди следовали тогда «голубыми дорогами» — вдоль рек, и перекрестком их был Зюраткуль. Взгляните на карту, именно здесь и на хребтах южнее сплетаются в узелках верховья наших рек, текущих во все стороны света, — Ай, Юрюзань, Белая, Урал, Уй и Миасс. Лишь вдоль речек можно было пройти тогда через лесной океан. Там же, где надо было перейти с речки на речку, ориентиром служили горы. Так и шли с Миасса через Уральский хребет в верховья Ая, а отсюда через Уреньгу с прицелом на Зюраткуль и Большую Сатку и тот же Ай, срезав большой крюк, или на Калагозу и Березяк, срезав еще больший крюк, на Юрюзань и Уфу. Вот первые ориентиры Скифской, Старо-Казанской (Сибирской) дороги — долины рек, переходы между ними в местах самых удобных для передвижения, надежных по ориентирам.

   Восстановить именные ориентиры древнейших путей через Южноуралье пытается челябинский краевед В. В. Поздеев. Для расшифровки названий ему пришлось углубиться в словари не только башкир, которые считаются исконными обитателями наших мест, но и в финно-угорские, иранские и иных индоевропейских народов, потому что до башкир здесь жили их предки. И только после этого ему удалось представить древнейшую дорожную сеть по современной карте, именно сеть, потому что «не одна через поле дороженька пролегла». Среди них улавливается в названиях озер, гор и рек и Скифская, Старо-Казанская (Сибирская) дорога. Пройдемся по ней из Сибири в Европу. Уже тогда она имела обходы и спрямления для облегчения или ускорения пути. В предгорья она входила с Исети по Миассу и Синаре. С Миасса северная ветвь более легкая, в обход Таганайского горного узла огибает Юрму и по долинам Кусы, Ая и Куваша подходит к Казанам. Куса — дорожная, кочевая река, у башкир «кусеу» — кочевать, переходить с места на место. Дорожные по названию горы и ручей Кисиганские возле Куваша. У тюрков «кичиг», «кисиг» — «брод», «ан» — «место».

  Отсюда более легкий путь в обход гор с севера по Бирскому тракту. Южная шла напрямик — на Олимпиев кордон в долину Юрюзани, из нее на Сим, который выводил в башкирское Пре дура лье у Аши. Поздеев, кстати, видит родство Аши и Исети. По его мнению, в корне названий имя древнего уральского племени асса (ас, ис), которое вело эту дорогу и оставило пометки в начале и конце горного пути в названиях рек. Именно это племя запечатлел Геродот, как легендарых исседонов. Позволим свести название племен и к «миес», которое созвучно (миес-ис) и в некоторых финно- угорских языках означает «человек» и давшее имя реки Миасс. «Дон» — «река» у скифов-северо-иранцев, в их передаче исседоны — это обитатели берегов реки Исеть. Аша и Исеть — это как бы ворота горного пути в стране «ас-ис-»миас».

   На карте Зауралья три озерка с нелепым названием Рыги, самое западное из них — неподалеку от каслинского многоозерья, остальные — в удалении на восток, а возле села и озера Кадкуль есть озерко-тезка латышской столицы — Рига. Более того, перевалив Уральские горы возле Катав-Ивановска, мы встретим поселок и речку опять же с названием Рыги. По-поздеевски, это вехи все той же Старо-Сибирской (Казанской) дороги, память о сарматских веках. По-ирански «раг» — «путь», «дорога». Кстати, обратите внимание на созвучие в словах «раг — дорога». Дорогу объясняют от слова драть, мол, колесами продрали до колеи, вот и дорога — драный путь. А может, дорога от древнего слова «раг»? Кстати, возле зауральского озерца Рыги расположено более крупное Айдыкуль. Краеведу видится в нем иранское слово «ада» — «стоянка». Отдохнули на Стояночном озере и в путь мимо Par (Рыги)-озера на Скифскую дорогу — Казанскую тропу через Урал.

   Тысячелетия работала Старо-Сибирская дорога, как главный столбовой путь из Европы в Сибирь, потом как второстепенная, и уже в наше время стала зарастать лесом и быльем. В горноуралье, у Казанов и Зюраткуля, началось это в после- военье, когда на самом трудном участке ее в ложбине между Уреньгой и Зюраткулем стали вырубаться вековечные урманы. Вдоль и поперек перехлестнули их лесовозные дороги. Возросло заново значение старинных Казанов, именно эта деревушка стала столицей гигантского лесоповала. Но то была последняя вспышка гаснущей звезды. Я был в Казанах в начале шестидесятых, уже тогда селение умирало, напоминая огромное лесное кладбище. Запомнились полумертвые улицы. Две-три жилые избы, десятки с упокойными дощатыми крестами на окнах. Особенно запомнились горы опилок вокруг к тому времени уже заглохшей лесопилки и необозримый древесный «бурелом» от сучьев, коры и обрези до почти что мачтовых, точеных свечечек сосновых лесин. Ох уж эта российская неряшливая расточительность! Сколько леса зазря повалено, обратившись в тлен в Казанах!

   Что-то там сейчас на угре над бурным Кувашем? Найду ли я теперь место Казанов, хотя и оно приметное. Считай, едва ли не единственный сухой остров в уремном море, обрамленном Уреньгой и Зюраткульскими хребтами. Наверное, выведет меня сюда зрительная память, если подниматься по Кувашу, а по Казанской тропе ходу уже не будет в сплошном зеленом мраке урмана, куда и солнечному лучу в самый сияющий день не пробиться.

   Древней дороги давно уже нет. К чему она и кому нужна, когда по соседству прострелил горы и долы стремительный Уфимский тракт. По нему мигом пролетишь эти выморочные болота. Однако в отдельных местах Казанская тропа еще не заросла, вполне хожая, нужная людскому общению. Пунктир стародавнего пути через материковую стену сохранился.

   В саткинских пределах это так называемая «северная дорога» от бывшего Олимпиева кордона на один из перевалов («первый») Нургуша. Принадлежность ее к древнему пути документально доказал саткинский краевед Виталий Чернецов, отыскав «Купчую Саткинской дачи» «от 1757 года июня 27 дня». В ней идет речь о разделе границ между «господином бароном Строгановым... и симбирских купцов заводов содержателями» Твердышевым и Мясниковым. Эта граница проложена «с вершины (истоков) речки Девяти Кылов тридцать верст по горе, где лежит Старая Казанская дорога, к вершине речки Малых Кылов». Вот этот участок и именуется ныне «северной дорогой». Неплохо сохранился и участок Казанской тропы на уреньгинском перевале — особое ее место. Потому что здесь находилось древнее капище, как и в Зюраткулье. Поклонялись каменным истуканам Трех братьев и деревянным на белокаменной Голой горе, чтоб даровали всесильные боги удачу в охоте и опасном пути. Конечно же, это памятник нашим далеким предкам и его нужно хранить.

Горное сердце края. Исторические, культурные, природные достопримечательности Саткинского района. — Челябинск: издательство «Рифей», 1994. С. 101-106

Об озере Зюраткуле,  жемчужине южноуральских гор, — бытует много легенд. Некоторые из них хочется рассказать.

Легенда первая. Амина

Давным-давно это было. Когда именно, никто не помнит. Жило на берегах маленького горного озера племя охотников и рыбаков. Никто никогда не нарушал обычаи этих людей. Шли годы, десятилетия, века. Рождались дети, подрастали, женились, старились, умирали. Но вот один случай пошатнул вековые устои племени. О нем далеко разошлась молва среди жителей гор.

Родилась в этом племени девочка. Росла, ничем не отличалась от других сверстниц. Незаметно повзрослела и вдруг с годами превратилась в девушку невиданной красоты. О ней заговорили, ее заметили. Многие охотники захотели взять Амину (так звали красавицу) себе в жены. Даже сам вождь племени, Великий Повелитель Гор, могучий богатырь Таганай, который держал на своих плечах ночное солнце — Луну, и тот добивался любви Амины. Но сердце девушки тянулось только к молодому, красивому и отважному охотнику Акбулату. Он тоже любил ее и считался первым женихом.

Однажды охотники ушли в дальние горы. В стойбище остались одни женщины и дети. Тоскуя по Акбулату, Амина пришла на берег озера и спустилась к воде. Светила ночная красавица Луна, покоясь на невидимых плечах Таганая. Озерная гладь не колыхалась и отражала в себе окружающий мир, как в огромном опрокинутом зеркале. Амина наклонилась к воде и застыла от удивления. На нее глядела невиданной красоты и прелести девушка. Не сразу поняла Амина, что это была именно она. Она была прекраснее всех своих соплеменниц, прекраснее всех женщин страны Повелителя Гор. И сердце девушки возликовало. С той поры каждую ночь она приходила к озеру и любовалась собой, реже стала вспоминать Акбулата.

Вскоре Амина забыла юношу-охотника и стала с нетерпением поджидать возвращения богатыря Таганая, чтобы взобраться на его плечи и осветить ночной мир своей красотой и лучезарным блеском. «Разве я не прекраснее Луны? Только я одна достойна быть женой Великого Победителя Гор!..« — внушала она сама себе, и при этом Амина весело хохотала, воображая, как оттолкнет от себя безусого Акбулата.

Но сердце девушки, возмущенное изменой, вдруг сильно забилось, больно затрепетало, выскользнуло из груди и растворилось в озере. Амина застыла в немом изваянии, а потом превратилась в каменного истукана.

Весть о несчастье дошла до охотников. С горя молодой Акбу-лат ушел от товарищей и поднялся на высокую гору. Тоскуя по любимой девушке, отвергшей его любовь, он поседел и умер от печали. Охотники похоронили юношу, соорудив на его могиле огромный каменный курган. С того времени эту гору стали называть Уван, т. е. «гора с курганом» или просто «курганная гора».

Сильно был омрачен гибелью девушки и богатырь Таганай. Он навсегда покинул племя, ушел далеко в горы и там навечно остановился в виде массивной каменной вершины. Но по-прежнему он держит на своих плечах ночное светило — Луну. Ведь Таганай так и понимается — «подставка луны».

Как в призрачном тумане, проплыли тысячелетия. Камень, в который превратилась Амина, рассыпался, и теперь его осколки в виде отдельных острых ребер торчат из земли на Каменном мысу возле старых одиноких лиственниц. Эту груду кварцитовых глыб в форме слегка вытянутого холма в наши дни именуют Каменной или Безымянной сопкой. Неизменным осталось лишь озеро. Только вода в нем с тех пор стала всегда холодной и кристально чистой, как вечный укор лучезарной Амине за то, что она охладела к юному Акбулату. И стали это горное озеро называть Юрак-куль, т. е. озеро потерянного сердца или просто сердце-озеро, на дне которого, согласно древней легенде, покоится мятежное сердце красавицы Амины. А уж Зюраткулем оно стало позднее.

Легенда записана со слов старожила города Сатки Нестерова Степана Ивановича в марте 1978 года.

Легенда вторая. Сердце-озеро

Напечатана в журнале «Уральский следопыт» (апрель 1980 года) в статье уральского писателя Б. С. Рябинина «Сердце-озеро».

«Поэтическая легенда повествует: красавица башкирка, утратив любовь дорогого ей человека, утопила в глубине вод свое сердце, и стало „Сердце-озеро“ (от башкирских слов „зюрак“ или „юрак“ — „сердце“, „куль“ — „озеро“). И по форме Зюрат-куль, если глянуть на него сверху, напоминает сердце…»

Легенда третья. Могильное озеро

Жила на диком горном озере у батыра Салавата Юлаева красивая невеста по имени Амина. Была она дочерью знатного башкирского князя. Сильно любил ее Салават. И она его тоже. Но пришел в наши края мужицкий царь Пугачев, увидел красавицу и решил жениться на ней. Девушку силой привели в царский шатер. Перепугалась Амина, вырвалась из рук казаков, дикой козой выскочила из шатра и убежала разыскивать Салавата. Но не нашла возлюбленного. С горя остановилась она на берегу и горько заплакала. Сердце девушки разволновалось, больно забилось, выскользнуло из груди и растворилось в озерной воде. Амина застыла на месте и превратилась в немое каменное изваяние. Сильно огорчился Е. И. Пугачев и решил оживить красавицу Амину. Для этого он приказал прорыть глубокую канаву, спустить воды озера в реку Большую Сатку и осушить дно, чтобы достать утонувшее сердце и вернуть его окаменевшей Амине. Но прорыть канаву не успели, так как пугачевцам пришлось вступить в бой с екатерининскими войсками, а затем и уйти в другие края.

Шли годы, тянулись десятилетия и даже целые столетия. Камень, в который превратилась Амина, рассыпался, и теперь его обломки в виде отдельных кварцитовых глыб торчат из земли на Каменном мысу возле старых, одиноких лиственниц. Эту груду камней в форме слегка вытянутого холма теперь именуют Каменной релкой (гривкой) или Безымянной сопкой. Озеро же с тех пор стали звать Зираткулем, т. е. «могильным озером», на дне которого, по легенде, покоится мятежное сердце красавицы Амины, невесты батыра Салавата, не захотевшей выйти замуж за Емельяна Ивановича Пугачева. А уж позднее озеро стали называть Зюраткулем — «сердцем-озером». Канава же, вырытая повстанцами, до сих пор хорошо заметна и напоминает нам о пылкой любви мужицкого царя к юной башкирской княжне.

Легенда четвертая. Волшебное зеркало Юрмы

Душещипательная легенда рассказывает, что в глубокую старину красавица Юрма, капризная невеста, в гневе разбила волшебное зеркало, подаренное ей богатырем Семигором. Один маленький осколок улетел далеко в горы и превратился в прекрасное озеро, чистое, прозрачное, как слезы прелестной девушки. С тех пор это озеро, как магнит, как волшебство, притягивает к себе людей. Побывав один раз, они оставляют здесь навсегда частицу своего сердца, своей души, а потом вновь стремятся на его берега, будто на свидание с любимой. Не случайно озеро так и называется — Зюраткуль, что значит сердце-озеро.

Легенда записана со слов златоустовских и челябинских туристов на озере Зюраткуль летом 1986 года.

Легенда пятая. Йораткуль

Зюраткуль воспет А. П. Флеровским, Г. Н. Матюшиным, Е. А. Федоровым, Н. А. Глебовым, Б. С. Рябининым, Н. К. Кондратковской, Р. А. Дышаленковой и другими. Не обошло его вниманием и устное поэтическое народное творчество.

Легенда о Хасановом холме записана летом 1986 года от саткинских жителей и зюраткульских дачников Коростелевых, Коноваловых и Крапивиных. Был у батыра Салавата молодой храбрый воин Хасан. Назначил его Салават сотником и велел вести джигитов в бой. Но окружили Хасанову сотню царские солдаты на берегу светлого озера Йораткуля. Жестокой и неравной была битва. Всех джигитов порубили. Самого Хасана тяжело ранили, и он упал под копыта коней. Очнулся Хасан, приподнялся, оглянулся вокруг- никого в живых нет, только черные вороны кружили над окровавленными трупами его братьев. Похоронил Хасан их с честью и поклялся не покидать дорогие могилы до конца своей жизни.

Долго еще прожил Хасан, женился, вырастил детей и в преклонных летах умер на том же светлом озере Йораткуле. Сыновья и внуки похоронили его рядом с могилами мужественных джигитов, павших от пуль и копий царских солдат. Озеро с тех пор стали называть Зираткулем, т. е. «могильным озером», а место захоронения — Хасановым холмом или Хасановой горкой. А уж Зюраткулем оно стало позднее.

Эта невысокая, чуть вытянутая горка возвышается недалеко от Каменного мыса и нынешней озерной плотины. Вершина у нее почти плоская, а на пологих склонах поднялись хмурые ели и пихты. Могучие деревья как бы охраняют вечный покой молодых воинов. Возле заросших травами башкирских могил в наши дни раскинулось небольшое зюраткульское кладбище, где хоронят местных жителей.

Малый Нургуш -  менее посещаемый, зато более дикий, красивый и таинственный хребет.

 Эта загадочная история произошла в 70-х годах ХХ века в районе этого самого Малого. Пятеро охотников отправились на охоту, предупредив на всякий случай, что заночуют в лесной избушке. Однако с охоты так и не вернулись. На поиски пропавших отправилась группа спасателей. Когда они добрались до избушки, то дверь ее оказалась запертой изнутри. На стуки в дверь и крики никто не реагировал. Взломав дверь, увидели, что все пятеро удобно расположились за столом и, казалось бы, дремлют. Но, к сожалению, это было не так — все охотники были мертвы. Что же самое удивительное — никаких внешних повреждений на них не было. Чем был прерван их ужин? Отравление? Но, как позже показали исследования, ничего подобного не было. Кроме того, на их лицах — изумление, перемешанное с нечеловеческим страхом.

 Спустя много лет группа туристов поднялась на ту же самую гору. Выбрав место стоянки, путешественники расположились, чтобы отдохнуть и приступить к разбивке лагеря. И тут их всех вдруг охватило чувство такого несусветного ужаса, что не сговариваясь, они бросили все свое снаряжение и бросились бежать подальше от этого страшного места.

 А через какое-то время вновь произошло нечто подобное. Группа опытных туристов отправилась обследовать окрестности стол злополучной горы, да так и не вернулась. Отыскали их на склоне Нургуша — все туристы оказались мертвы. Кожа их имела шоколадный оттенок, а на лицах и широко раскрытых глазах застыла гримаса ужаса. Реконструкция произошедшего показывает, что туристы, сняв верхнюю одежду и обувь, расположились в палатке. Ничего вроде не предвещало беды, и вдруг в одно мгновение некая неведомая сила выгнала их всех наружу. Они разрезали палатку ножом и, все побросав, бросились вниз по склону.