Нет, в голове как-то не укладывается, что вот она - Севилья. Вопрос, что мы тут забыли, долго мучил меня прошедшие дни. И, наконец, я вспомнила, что где-то на этих улицах живет донья Анна, Фигаро дурачит господ, и размахивает помазком один небезызвестный цирюльник. Но на узких улочках все это как-то не вспоминается. К примеру, только сейчас я поняла, что мы так и не видели Командора. Зато весь день играли в другую сказку.
Когда мы с Медведем увидели указатель на Канзас-сити, то сразу поняли - мы в Волшебной стране. Медведь тут же, без кастинга, был назначен на роль Тотошки. Урсус рычал, ворчал и отказывался быть комнатной собачкой. Но подумайте сами, вряд ли наш Миша будет мародерствовать обувь с расплющенных трупов, носить платьица и заплетать косички. В некоторых вопросах со мной договориться проще.
От вокзала мы пошли по зеленой велосипедной дорожке, огороженной желтым кирпичом. То и дело нам попадались игрушечные крыши, в которых когда-то, возможно, были изумруды. В ближайшем баре с мороженым местный живун, в колпаке, но без колокольчиков, поделился с нами точным указанием дороги до Гудвина и, посмотрев на наш печальный вид, еще и бесплатно поделился дыней.
Мне же хотелось крови. И поскольку ни одну Бастинду и ни одну Гингему Кобби завалить мне еще не дала, я пристала к аборигену с вопросом "Где место упокоения Кармен?". После распетой оперы и ссылок на первоисточники мы, с помощью Медведя, выяснили о чем речь. Оказалось, что Кармен здесь - такое же распространенное имя как Лола. Все Кармены поголовно танцуют фламенко, разбивают мужские сердца, ломают человеческие судьбы и выносят коней из горящих касас. По сему наверняка на каждом перекрестке зарыто по парочке таких дамочек, но сам владелец кафе не в курсе. Джульетту показывать у него получалось гораздо лучше.
Замок обманщика Гудвина успешно маскировался под ресторанчик. Поэтому вычислить в нем хостл не было никакой возможности. В логове Великого и Ужасного на подоконниках нарисованы фальшивые клавиши, а за дверью прячется большая голова. Та самая, из испытания. А еще Гудвин, как и положено, соврал нам про интернет: у нас в номере он был.
По прибытии Мишка попросил у Гудвина душ, а я – контрольный в голову. Ибо, Донна Роза, я старый солдат и не знаю слов любви. Но, как и в случае с Элли, фиг мне, а не фокус. По-сему мы пошли рассматривать уютную и на удивление чистую Севилью без анестезии.
После набережной, полной пальм, после скромного морского музея с некоторой панорамой, мы с Медведем разделились. Лично я отправилась смотреть местную арену для общения с быками, а Медведь сказал, что играть с едой глупо и неприлично. К сожалению, на арену можно было выйти только быку или стаду с экскурсоводом. А поскольку мне хотелось пообщаться с кровавым песком местного Колизея в одиночестве, увы, я так и не знаю как оно.
Встречу назначили у местного собора, отлично просматривающегося в панораме из-за размеров. Мы только не учли, что шпилей его в узких и извилистых улочках города не видно из-за балконов и крыш. Пришлось ориентироваться по названиям близ лежащих достопримечательностей. А с моим акцентом все они звучали как-то неприлично. Так что мальчик жестами показывал, что его зовут Хуан и ему срочно нужно помолиться в очень большом катедрале. Все, встреченные мной, аборигены не говорили по-английски, но пантомиму любили, уважали и участвовали.
Собор Креста…(?) выглядит не хуже Нотер Дама. Горгульи страшны и непристойны, святые хитры и суровы, а обойти эту дуру в поисках основного входа с непривычки не просто. Зато за запертыми дверьми здесь скрываются белорясовые монахи, а внутри есть статуя Иосифа с младенцем. Ну и святой с лицом Чарухчана. Что тоже очень любопытно.
Остаток вечера мы с Медведем просто пытались заблудиться среди узких улочек, чаще забитых свадебными и шляпными магазинами. Здесь в подворотнях поют под гитару, раздают листовки с приглашением на вечер фламенко, а бесхозные дети шумно играют на пустых мостовых. В этом городе тротуары созданы для оптимистов: настолько узкие, что передвигаться по ним боком могут только дистрофики. Зато местные Шумахеры предпочитают мотоциклы и презирают повороты. В Севилье есть две статуи Дону Хуану и памятник задумчивому Моцарту. Каменные тореадоры и мужики на конях тоже в достатке. Здесь ночи золотисто-апельсинового цвета фонарей, брусчатые мостовые не отполированы подошвами редких прохожих, а белое вино хорошо сочетается с кальмарами в панировке и усталостью перед сном.
Здесь даже, судя по карте, есть парки. Но они закрываются на ночь. Потому мы едем в Кордобу. День на разграбление города – не такой уж короткий срок.