Бийск - Манжерок - устье Эдигана - пер.Ороктойский (1650м) - пер.Чикетаман - тропа Иня-Тюнгур - Усть-Кокса - пер.Кырлыкский - Усть-Кан Всего около 725 км
Нитка маршрута Бийск Манжерок
 
1 июля 2000

Взвесил самодельную брезентовую велосумку на пружинных весах вместе с грузом, перед тем как привязать ее к багажнику, стрелка остановилась на 18 кг. В боковых карманах по круглому котелку, в них: пакет гречки, 3 банки тушенки, сахар, сухари.
В середине баула спальник (в допотопные времена он был пуховый),
палатка-«гробик» из рубашечной ткани и два отреза полиэтиленовой пленки к ней.
Ни одной спицы и никаких запчастей – только две камеры, клей «Момент» и бензин для зажигалок.

Хорошо ехать рано утром, пока трасса пуста, а воздух свежий и чистый. И можно двигаться по середине дороги даже такой заезженной, как Чуйский тракт.
Надо чем-то занять свой разум, а то начинает высчитывать шансы на успех и советует вернуться пока не поздно. Стал считать погибших на дороге животных и птиц. Насчитал шесть ворон и двух собак.
Вскоре ветер стал проверять, могу ли я двигаться ему навстречу.
Ему на помощь пришел дождь.

В Березовке я выжал тельняшку и пошел спрашивать молока.
«Ой, а я только што корову подоила, а молоко поросятам вылила».
«Ничего вы – богато живете…»
Делать нечего, прошел на берег протоки Катуни и сварил гречневую кашу.

Уже настал полдень, и я лениво покрутил педали. Продукты можно было бы и в Майме купить. На подъемчике в Манжероке проколол заднее колесо. Разбортовал и в покрышке нащупал осколок зеленого бутылочного стекла.

К вечеру добрался до лесочка возле памятника товарищу Шишкову.
2 июля

Утром обнаруживаю, что заднее подспустило. Но может это от холодной росы?
В Чемале купил полторашку молока на берегу излучины возле поворота на Толгоек встал на обед.
Проплыл катамаран-четверка, крича: «Люди спасите нас!»
Дорога асфальтированная закончилась.
В Еланде два аборигена меняли колесо у запорожца.
«ЭЭЭ! Брат! Ты куда? Тормози!»
Я махнул рукой на юг и с максимальной скоростью, какая возможна на гравийке, проехал мимо.
Мрачные места пошли - ни деревца, ни кустика.
На пустынных полях заросли дурмантравы и сорняки в рост человека.
Горы становятся выше, и солнце закатывается быстрее.
Надо искать ночевку сворачиваю к реке, но неудачно, недалеко от дороги нашел только ровную площадку и доски для костра.
Ручей рядом называется Эдиган, что означает Cтаршая сестра.
Разложил проколотую камеру, накачал, сунул в ручей, засек место, где идут пузыри, и воткнул туда заостренную спичку.
И тут услышал шум мотора.
А трасса то глухая. Как от Чемала ехал - ни одной машины не встретил.
Вынимаю из чехла финский нож для разделки рыбы.
Легкая пластмассовая рукоятка и длинное узкое лезвие.
Втыкаю его в землю до рукоятки со стороны правой руки, прикрываю рукавом, и продолжаю клеить камеру.
Вот показывается грузовик «ЗИЛ».
Останавливается в шести метрах от меня. Вылазят трое мужиков лет под сорок.
У шофера большой выпирающий живот – это не есть хорошо.
А вот усатый напарник его, худой - это просто прекрасно.
Ну, а третий - пьян и не держится на ногах (этот не в счет),
но бутылку и стакан держит крепко и, по-видимому, мертвой хваткой.
«Давай, садись, подвезем»
«Мне в другую сторону»
«Куда?»
«Правым берегом до Ини»
«Ну, до Куюса ты доедешь, а дальше дороги нет»
«Я на карте видел тропу»
«Тропа есть, но как ты перейдешь Кадрин?»
«Вброд»
«Тебе переплывать его придется. Выпей с нами»
«Я не пью»
«Больной что ли? Ты один едешь? Тебя убьют здесь и не найдет никто!»
«На одного полезет только трус, а о чем говорить с трусом?»
«Ну, по пьяни могут. Вот мы, например. Да ладно шутим. Мы здесь новый мост строим.
И если ты так уж хочешь попасть в Иню, то тебе проще будет переехать по нему на левый берег, через Ороктой перевалить, и ты попадешь на тракт.
А если пойдешь тропой от Куюса - пропадешь. Там узкая тропа по обрыву. Пешком то пролезешь, а с великом тяжело будет. Да и у медведей гон сейчас идет.
Ну ладно удачи тебе. Если кто доjбется в Куюсе скажи, что Серегу Тазрашева знаешь».

Уезжают. Придавливаю камеру булыжником и залезаю в палатку.
Пытаюсь уснуть. Под утро только проваливаюсь ненадолго в царство сна.
3 июля

Я не знал тогда, что это место называется Тельдекпень, что в переводе с теленгитского означает Ущелье Поднявшейся Воды. Еще его называют Эдиганский порог.
На следующий год, в августе 2001, мы пройдем втроем на катамаране под этим самым мостом и врежемся бортом в правую стенку скал. Рама выгнется ромбом, а сидящего на корме капитана захлестнет вал и команды, которые он будет пытаться кричать, мы все равно не услышим из-за грохота и рева. А в июне 2003 порвем здесь шкуру рафта.
Но все это будет потом, а сейчас я поднимаюсь по первому от моста логу. Через пару часов начинаю подозревать, что иду не туда. Должна быть деревня - ее нет. Какая-то глухая тропа и вдруг услышал хриплое рычание из-за кустов с противоположного берега. И в жаркий день выступил у меня на лбу холодный пот.
Сверяюсь с картой, да, ошибся - это ручей Карасу. Быстро съехал вниз и вскоре увидел поселок Ороктой (Тропа зверей). Станция метро «Таганская» отделана мрамором, добытым в долине реки Ороктой.
В первом же доме меня запустили внутрь и налили молока. Два карапуза и очень красивая алтаечка такая, что глаз не оторвать. Смотрю на ее сынишку:
«Надо же сам когда-то таким же был»
Просто хочется подольше задержаться здесь в сенях ее избы.
Странно, она не расспрашивает меня ни о чем, и так ведет себя, как будто я каждый день прихожу к ней покупать молоко, а деревня-то ведь богом и людьми забытая.

Медленно прохожу школу в центре села. Кучка мужиков о чем-то тихо говорят. А я как призрак иду куда-то мимо них. За деревней меня нагоняет охотник на коне с собакой. Увидев, как я перехожу речку в босоножках по чавкающей грязи, он сказал про мой велосипед:
«Это разве транспорт. Вот конь - это да. Я на нем куда хочешь проеду и ног не замочу, и на гору верхом довезет. Держи веревку. Обмотай вокруг рамы»
Но идти на таком буксире оказалось еще тяжелее. Конь шел рывками, и пристроиться к его четырехтактному темпу было очень трудно.
«Видел я много таких как ты. И чего вам дома не сидится?
В прошлом году тут велосипедисты заблудились. Дорогу у меня спрашивали. Я им объяснил – они все равно не туда ушли. А ты, случайно, не конокрад? А то был тут у нас проездом один товарищ.
Остановился на ночлег, а утром ни его - ни коня нашего.
Ну, ладно, сейчас будет развилка, тебе, чтоб на перевал выйти –
прямо надо идти и не вздумай вправо сворачивать.
А под перевалом у меня избушка есть - там заночевать можешь.
Эхе-хе-х. Дай-то бог тебе дойти».

Подъем на перевал по карте я определил не более 5 км, но заползал на него 3 часа. Шел моросящий дождь, дорога раскисла, и по ней сверху текли ручьи. Местами я вел велосипед как сани - колеса не крутились, а скользили забитые глинистой грязью. Поскользнулся и упал, а встать не было сил. Сердце стучало так, что гулко отдавалось в висках. Вот до той березки доползу - там передохну. Встаю, делаю несколько шагов и падаю. Лежу в потоках воды - все равно уже весь грязный и мокрый.
Я не знаю, зачем я сюда забрался и куда иду, но как только сердце успокоится, я встану и продолжу свой путь. Сердце - это такая сущность, что терпит до поры до времени, а потом бац… Наверно здесь очень красиво, если идти в солнечный день налегке и собирать кедровые шишки.

Где же летовка, что на карте напечатана? Неужели еще один проклятый подъем. Бросаю велосипед - нужно искать домик.
Ночевать придется на перевале. Ноги не сгибаются, а шаркают по земле. Вот сарай - можно влезть в окно. Дверь открыта, прогоревшая печка и нары у стены. Готовить нет сил. Cпать, спать и только спать. Забыться, отключиться от этого бесконечного дождя, от усталости, проникшей в мозг.
Главное - дотащить до летовки велосипед и достать спальник и коврик.
В щель на крыше льется струйка воды как раз в лицо, когда лежишь головой к окну.
Где полиэтилен? Просто закроюсь сверху. Все к чертям! Черный бездонный провал, вращаясь, уносит меня.
4 июля

Проснулся оттого, что что-то изменилось в мире. Ночь. Лунный свет сквозь щели в стенах. Тишина. Дождь прекратился. Желудок обиженно заурчал - его ведь лишили ужина. Так и быть - заслужил банку тушенки. Вскрыл, заглотил, и ничего не почувствовал.
Теперь спать до утра, но что-то еще изменилось, пока я спал.
Как будто кто-то рядом и не один. Нет, это не люди. Но что они делают здесь? Где-то слева от моего убежища. Да, нет, и справа тоже.
Что это за хриплый отрывистый лай? Где так можно простудить голос? Два хриплых ворчания и один тонкий голосок.
Стая… Почуяли обессиленную добычу, кружат и вдыхают мои запахи.
Хрип приближается. Окно надо закрыть. Чем? А вот оторвать доски от нар. Крест накрест закрываю окно двумя досками, дверь плотно захлопываю.

Тишина. Может - ушли? Нет вот еще ближе хрип и шелест травы.
Или это ветер, а может, это шишки упали на землю и так глухо шлепнулись?

Солнце! Ты знаешь, я ждал тебя целую вечность! И вот ты пришло!
И этот мир изменился. Я, наверное, никогда не смогу рассказать людям, что я здесь испытал. Да и какой в этом смысл?
Они скажут: «Ну, артист,… а может, тебе все это приснилось?»
Ведь свидетелями были только я и… они.

Дальше только вниз до самого тракта, но по такой дороге ехать вниз так же тяжело как и наверх - сплошное месиво глины и грязи. Проваливаюсь по щиколотку при каждом шаге. Перехожу ручей в низине и чувствую, как затягивает по колено в трясину.
Слышу мычание, значит недалеко ферма.

А вот и стадо. Коренастый белый бык увидел меня одним из первых,
перестал жевать и повернул голову. Я прошел мимо него и кивнул головой. Он развернулся и пошел параллельно мне. Все стадо молча, перестав пастись, двинулось за ним. Я остановился. Бык прошел чуть поодаль. Оглянулся на меня и тоже встал. За ним встали все остальные, и как по команде оглянулись на меня. Делаю несколько шагов - стадо опять движется. Я останавливаюсь и стадо тоже. Что такое? Бык вопрошающе смотрит на меня. Ну что ж, если вы хотите меня сопровождать, ладно.

Вся ложбина перекрыта сеткой рабица. Ворота заперты на замок, но рядом висит ключ.Вскоре увидел дом и дисковую пилораму. Внутри пусто и возле печки горы обрезков. А ведь неплохо бы и пообедать. А здесь и дрова готовы.Развожу огонь и ставлю на печку котелки с водой.
К дому подъехал «Камаз» и просигналил.
«Помоги прицеп зацепить»
«А далеко он?»
«Рядом, садись»
Запрыгнул в кабину:
«Но у меня тут каша варится»
«Да мы быстро»
Подъехали, я накинул кольцо на крюк, и шофер подвез меня обратно к лесопилке.
«А чо ты один-то? - взял бы бабу с собой»
«Я бы с ней не дошел…»

Солнце высушило дорогу и вскоре я пролетаю село Нижняя Талда и оказываюсь на тракте между Караколом и Шашикманом (Скала страж).
Проезжаю Онгудай трое навстречу:
«Издалека наверно едет. А мы его сейчас остановим…»

Недалеко от Хабаровки небольшой подлесок слева от дороги на берегу Ильгуменя приютил меня на ночь.
5 июля

«Внимание!!! Начинается подъем на перевал Чике-Таман»
Поднимаюсь пешком. На изгибе серпантина задумался,
может имеет смысл подняться в лоб, чем повторять петлю?
Это для машин сделано, а всяким велосипедистам то зачем?
Но подъем слишком крут и сыпуч.
Солнце сделало меня краснокожим на Черт-Атамане.
Забрался наверх. Спуск долгожданный. Прохладный ветер свистит в ушах.
Притормаживаю на поворотах.
Проносится навстречу «Камаз» - немного с ним разминулись.
Интересные пошли столбики: 664, 665, 666…
В задней покрышке слышу хлопок и вижу, как она обмякла как раз рядом с этим столбиком. А что - место для обеда сгодится. В ручье нахожу полторашку минералки.
Меняю камеру и сразу клею проколотую (уже вторую).

Возле устья Большого Яломана (Орлиное гнездо) на песчаном пляже стоят палатки и ждут порогов катамараны. Местная женщина говорит: «Доброго пути».
Проезжают матрасники и бибикают (потом я их встречу перед Кырлыкским перевалом).
Иня (плечо). Ищу отделение связи. Древняя бабка сидит на скамейке у входа на почту,
подобная каменному изваянию. Все люди замолкают, когда я вхожу, и пропускают меня без очереди к окошку. Они рассматривают меня, не моргая. Становится жутковато.
Я наверно должен что-то им сказать, но молчу. Что же это за деревня такая - Иня?
Ничего подобного на своем пути до сих пор не встречал.
Отправляю телеграмму, в ней три буквы: «жив».

Покупаю две булки черного хлеба.
У магазина один русский оказался среди всех:
«Вы куда едете?»
«В Тюнгур, тропой, через Инегень »
«Я завтра тоже туда еду на мотоцикле. Давайте вместе - там тяжело»
«На тропе встретимся»

Жарко невыносимо. Проскакиваю поворот на подвесной мост.
Навстречу движется «ЗИЛ» и резко тормозит рядом со мной.
«Куда едешь?»
«В Инегень»
«Ты проехал. Садись. Подвезем. Покажем»
В кузове трое - в кабине двое.
Подвожу велосипед, и за переднюю вилку его вытягивают наверх. Залезаю.
В кузове обломки породы.
«Откуда едешь? Один что ли? Как? Вообще никого что ли больше нет?
Слушай, брат, дай нам 20 рублей - мы выпьем за твое здоровье. Поехали с нами в Иню. Хочешь алтаечку на ночь? Алтаечки они знаешь какие! »
«Денег нет »
«А что у тебя в сумке? Мы посмотрим, что нам понравится - то и возьмем. Это - что?»
«Палатка - сам шил»
«А фигня какая-то»
Застегиваю молнию на велосумке, которую он начал расстегивать.
«Ты че-еее!!!»

«Я собираю и записываю алтайский фольклор. Лучше расскажите мне что-нибудь»
«А ты дай нам хотя бы 20 рублей - мы тебе такое расскажем.
Мы не верим ни в Аллаха, ни в Магомета, ни в Исуса Христа. Наш бог - Аржан.
Он провел рукой в горах, и потекла Катунь там, где он пальцем провел»
Машина останавливается
«Велосипед поможете снять?»
«Поможем, поможем, мы тебе так сейчас поможем»
Спрыгиваю и сразу же сажусь на велосипед, но «Говорун» хватает сзади за багажник.
«Ты куда поехал? Ты куда бежишь? »
Подходит и три раза бьет в живот. Слабые удары - я не задохнулся.
Напрягаю пресс и лицом к нему медленно отхожу к кабине грузовика.
И шофер, и пассажиры молча смотрят на импровизированный концерт.
Снова подбегает и ладонями бьет по ушам и снова по прессу.
Это – ерунда. Мои закадычные школьные друзья молотили меня, ломая зубы и ребра. Пропинывали на вдох, и хохотали, когда я, харкая кровью, дергался в судорогах на земле. Рассказы о диких и жестоких нравах алтайцев - это миф.
Дерьма хватает во всех нациях. Простые русские парни могут выбить вам глаз возле подъезда вашего дома за то, что не дадите закурить…

Встаю посередине дороги.
Смотрю прямо в глаза своему экзекутору и протягиваю руку:
«Я вас не трогал. Счастливого пути»
Шофер на своем языке злобно крикнул ему.
Что-то мелькнуло в его глазах. Зрачки расширенные.
«Мы то доберемся, но вот доберешься ли ты? Вот в чем вопрос…»
Но он пожал руку, вернулся к машине и запрыгнул в кузов.
«Ехай в свой Инегень, но тебе там будет жопа!»

Назад пути нет. Перехожу по подвесному мосту на другой берег
и сворачиваю с грунтовой дороги в ложбину.

Я был в одних шортах и босоножках. Надеваю пятнистые штаны и тельняшку.
Достаю топорик и засовываю его за ремень. Подвешиваю в чехле с правой руки
финский нож. По крайней мере, врасплох меня теперь не возьмут.
Одного да с собой заберу.

Неторопливо еду по дороге. Она сужается и идет по обрыву. Внизу шумит Катунь.
Вдруг слышу сзади приближающийся треск мотоцикла. Встаю на пятачке за валуном.
Достаю топорик. Надо бить первым сверху вниз.
А если он в каске? Получится ли расколоть ее?
Потом столкнуть с обрыва вместе с мотоциклом. Иначе туда полечу я.

Вот он близко. Показывается из-за поворота. Делаю резкий шаг и замахиваюсь…
Стоп!!! Это одинокий пожилой усатый алтаец с грустными и уставшими глазами.
«Здравствуйте (быстро прячу топор).
Скажите, пожалуйста, я дойду этой дорогой до Тюнгура?»
«Сегодня не успеешь - тебе там не ехать, а больше идти придется.
А ты откуда и как здесь оказался?»
Вкратце пересказываю ему последние события.
«И что тебе дома не сидится? А как тебя звать?
А то менты будут опознание трупа проводить… »


Записываю на бумажке свою фамилию и имя и передаю ему.
Он сворачивает ее, заводит старый «Иж» и уезжает.
Пора искать место для ночевки.
Поднялся от дороги вверх по ручью Нижний Инегень (Наклонившийся).
Cжевал хлеб и запил водой из ручья. И тут заметил спускающегося охотника на коне.
Подхожу. Он молча меня выслушивает и потом говорит:
«Я здесь родился, вырос, и без ружья никуда не хожу»

В ручье я привалил камнем банку тушенки на ночь и забыл ее.
Если будете в тех местах – поищите, может - повезет?
6 июля

Проснулся рано. Проезжая через село поздоровался с охотником.
«Живой? А вчера менты из Ини приезжали. По твою душу, однако. Но я ничего не сказал»
«Спасибо»
Менты - это выросшие дети-садисты, детишки-подонки. Когда они оканчивают школу, то понимают, что трудиться - западло, а пристраиваться в жизни как-то надо.
Профессия мента дает им полную возможность реализовать свои склонности пытать и избивать беззащитных людей и, не вспотев, отбирать деньги у работяг.
На холме вижу две избы, резной столб коновязи и юрту. Внутри газета на алтайском языке и коллекция водочных бутылок. У поворота дорога заканчивается, стоит сарай, и дальше по левому берегу Катуни начинается тропа.
Вскоре читаю надпись на скале: «Скотоперегон Монголия – Бийск 68».
Сколько овец попадало в пропасть?
И если бы знали эти овцы что, проделав путь в 500 км по горным кручам и перевалам,
они попадут на конвейер смерти в Мясокомбинате - смогли они тогда бы поднять восстание и растоптать обманщика-пастуха?
Ведь он обещал привести их на пастбища с густой сочной травой и родниковой водой.

Увы. Я тогда еще не прочитал «Затворника и Шестипалого» и не знал,
что Пелевин раскрыл подобную тему на примере бройлерной птицефабрики.

С тропы выхожу на лужок. На нем пасутся кони. Один ослепительно белый,
как единорог. Подхожу к каменному изваянию. Глаза его открыты на юг.
Вижу старика пастуха.
«Сынок! У тебя выпить есть?»
«Прости. Я не подумал о тебе и не взял. А далеко ли до Тюнгура?»
«К вечеру будешь»

Взбираюсь по извилистому подъему. Наверху захоронение партизана.
Пытаюсь прочитать фамилию – не разобрать.
Вскоре спуск и долинка небольшой реки Тургунда (Быстрая).
Пасутся коровы, людей не видно.
Достаю котелок и начинаю подкрадываться к самой крупной из них.
«Не бойся! Я только выдою из тебя литра два молока»
Она вздрогнула и прыжками пересекла поляну.
За ней вскочило все стадо, мирно дремавшее в тени берез.
«Далеко не убежите! Там дальше Катунь и Аккемский прорыв…»
Выбежав на галечный берег, корова останавливается и разворачивается.
Пытается дернуться влево и я туда, она вправо и я тут как тут.
Тогда она нагибает голову и мычит. Кажется, пришло мое время убегать.

Прыгаю в ручей и по камням перебираюсь на другой берег.
Что-то есть расхотелось.
На заросшей травой полянке увидел старую почерневшую пастушью избу.
На столе записка:
«Сегодня черт знает какой день как мы вышли из Тюнгура. Нас четверо…»
Дальше не разобрать - размыло чернила водой.
И снова продолжаю свой путь по тропинке, теряющейся среди зарослей травы,
стебли которой в рост горбатого человека. Катунь шумит слева за горочкой.
Опять подъем. Это, пожалуй, самая высокая точка на тропе.
Видны белки Катунского хребта и спина реки внизу. Спускаюсь вниз, и тут стальная проволока попадает в заднее колесо и выбивает сразу три спицы, накручиваясь на ось.
Запасных спиц я не брал ни одной. Будет восьмерка, но ехать можно.

В одном из грязных дворов Тюнгура варят в чане баранину.
Подвесной мост и возле него на берегу группа туристов.
Подхожу к ним, но они отмахиваются. Один пожилой говорит:
«Мы из Латвии. По-русски только я говорю. Чего вы хотите?»
«Вы ждете машину? Можно мне с вами уехать?»
«Да, нас еще вчера должен был забрать автобус ПАЗ.
Шофер, который привез нас с вокзала Бийска, обещал вернуться, но попросил предоплату. Вот мы его ждем, а он так и не появился… »

Я рассказываю ему о своем походе. Он угощает горячим какао и крекерами.
«Да нелегко тебе пришлось. К тому же ехать на таком велосипеде.
Я занимался велотуризмом. В прошлом году мы проехали 1200 км по Скандинавскому полуострову вдоль побережья. Везли с собой примус, потому что рубить даже веточки на деревьях в Швеции, Финляндии и Норвегии запрещено.
Я ведь сам наполовину русский. Когда Латвию освобождали в 1944, отец был тяжело ранен, а в местном госпитале работала моя будущая мать».

К вечеру подъехали два «УАЗа». Латвийцы набиваются в них по шесть человек и уезжают. Я перехожу мост и на пляже ночую.
Подходит паренек:
«Баню не хотите?»
«Нет, спасибо, я ничего не хочу»
«А откуда вы?»
«Оттуда»
«А, понятно» и уходит.
7 июля

Выспался впервые за эту неделю. Березовая роща перед Катандой.
Гладкий асфальт и надпись известью на дороге «привет Вася!».
Уймонская Долина цветет и испускает аромат. Останавливаю Лэнд Краузер:
«Подвезите, сколько сможете»
Как они все похожи - владельцы джипов.
Сросшаяся с пузом лысая голова, растопырив пальцы и брызгая слюной, говорит:
«Вот ты, взрослый человек, - как ты себе это представляешь?!»
«Сзади у вас большой багажник. Туда велик войдет»
Голова ошалело смотрит на меня, махает рукой и уезжает.



Усть-Кокса. Русские дети обливают меня водой. Да сегодня же день Ивана Купалы!
Подъезжаю к почте и отправляю телеграмму «живой еду домой».
В магазине покупаю сыра и колбасы.
«Вам завернуть?»
«Нет, спасибо, я сам сейчас заверну»
На глазах у продавщицы проглатываю сыр, зажевываю его колбасой
и выпиваю полторашку лимонада.
Люди живут здесь, как утес на берегу моря, - волны туристов то нахлынут
- то уйдут, а они никуда не спешат.
Подхожу посмотреть карту местности на столбе возле площади.

«Ваши документы предъявите, пожалуйста»
Оборачиваюсь. Ба!!!
Дядя Степа милиционер с чистыми глазами, горячим сердцем и холодной головой.
«Пройдемте к машине»
В машине сидит второй. Достаю свой паспорт.
«Что здесь делаете?»
Разворачиваю карту и показываю пальцем свой маршрут:
«Проверяю можно ли проехать на велосипеде марки “Урал”»
Они смотрят на меня, молча отдают паспорт, и я ухожу.

На подъеме на перевал Громотуха опять гравийка, а посередине укатанная колея.
Машин вроде нет, и я поехал по центру дороги.
И вдруг, как назло, встречная и сзади еще одна поджимает.
А дорога узкая, в сторону уйти не успел, и иномарка вылетела на обочину.
«Ты что тут встал!»
«Извините, устал сильно - седьмой день за рулем»

Потянулись поля, сворачиваю, и встаю на берегу реки Кокса (Голубая вода).
Недалеко нахожу стальной обод от колеса грузовика
внутри него развожу костер и ставлю сверху котелок.
Пробивая в каменистой земле отверстия для колышков палатки, я сломал лезвие ножа.
«Прощай, оружие»
8 июля

Перекресток. Мотоцикл с коляской.
«Подвезешь?»
«Садись»
Пытаюсь на коляску положить велосипед, а сам усесться сзади,
но ничего путного из этой затеи не выходит.

Поселок Сугаш (Водопой) перед перевалом. Захожу в дом за молоком.
«А у нас все на Эл-Ойнын уехали - никого в деревне не осталось».
На подъеме на Кырлыкский перевал встречаю машину новосибирцев
«Здравствуйте! А мы вас видели перед Иней! Мы сигналили.
Вы прошли тропой?»
«Ну а вы подвезти сможете?»
«Вас - да. А вот ваш велосипед некуда положить»
«Нет, его я бросить не могу»


Хороший такой, извилистый спуск и охлаждающий ветер.
Внизу третий прокол заднего колеса. Меняю камеру, а мимо проносятся матрасники.
В задней втулке начались прокруты, а в передней скрежет.
Перед Усть-Каном вижу лагерь: палатки и автобус рядом.
Подойду, хотя бы спрошу, - может удастся уехать.

Это оказался лагерь археологов из ГАГУ. Завтра утром автобус едет в Горно-Алтайск. Отлично! Поднимаюсь и осматриваю грот.
Ничего примечательного - большая первобытная семья здесь не поместится.
Самое главное, непонятно, - куда упрятать тещу?

Натягиваю свою палатку, подходит паренек и спрашивает:
«В такой палаточке клаустрофобия не мучает?»
«Ты знаешь – нет.
Наоборот, внутренний объем небольшой и можно быстро нагреть воздух внутри »
«Да я шучу. У нас шатер пустой стоит - иди лучше туда»

Не быть же мне здесь нахлебником. Подхожу к начальнику лагеря:
«Чем могу помочь?»
«Иди с ребятами строить навес над промывкой»
До вечера поставили каркас и натянули сверху рубероид.
Вечером девочки-казашки испекли лепешки и сварили рис.
Они как-то испуганно украдкой смотрели на меня.
Заросший бородой, c впалыми щеками, голодными глазами и шелушащейся обгоревшей на солнце кожей я, наверно, казался им стариком, хотя на самом деле был ровесником.

После ужина я зашел в палатку и уснул. Среди ночи услышал голоса рядом:
«Нет! Я пойду - разбужу его. Как можно лишать себя общения с такими людьми?»
«Оставь его - пусть спит»
Я устал от людей. Что нового вы мне расскажете? Да и так ли это важно…
9 июля

Утром я подошел к автобусу и постучал в окно. Шофер поднял голову:
«В Горный, когда едем?»
«Да рано еще. Иди, погуляй пока»

К автобусу подошли двое из лагеря. Один из них представился Вебером.
Он всю дорогу балагурил примитивистским мышлением.
«Вот село Верх-Кукуя, а как называются его жители: кукуяне или кукуянцы?
А? Скажи Вась? Ты же - филолог»
«Археология это не призвание- это диагноз»

В Усть-Кане в дорогу купили три бутылки водки, но пить им пришлось вдвоем.
«Вася - пить будешь?»
«Вы – что? Я же за рулем»
«Так вот и я за рулем – оборачивается шофер - Ты мне весь кайф обломал.
Я алтаечку трахал в автобусе и тут ты появился»
«Так надо было табличку повесить»

Проехали Бешозек (Пять долин) и дорога потянулась вдоль реки Песчаной.
Через три года я познакомлюсь с каньоном Лестница.

Слева остался Барагаш (густой лес)
В Майме мы попрощались. Этот участок пути мне пришлось бы педалить два дня.

Ох, как тяжело всегда даются последние километры до дома.
Неужели прошло всего девять дней?
Может, я забылся, как Робинзон на своем острове, и потерял счет времени?

Как начинаешь проклинать дурную голову и обещать, что это было в последний раз,
что больше никогда и никуда ни в какой поход не пойду, потому что в ногах правды нет.

Пройдет три года, и я снова буду возвращаться по этой дороге на велосипеде без тормозов после “приземления” в Красных Воротах.
На левом бедре у меня будет вырван клок кожи с мясом и, при каждом вращении педалей, боль будет пронизывать все тело, от разбитых коленей до покрытых кровавой коростой ребер.

Комментарии
Guest10.06.10, 10:37
Степанов Сергей 
отчет понравился, люблю когда люди описывают свои чувства, а не тупое "100 м влево - попили, поели". Жаль, что на Алтае много откровенных бандюгов - они так мешают наслаждаться природой и путешествием. Автору респект - хотя мог и не вернуться из этого похода :(
Ivan17.06.08, 13:54
первый отчёт всегда самый интересный... потом настыпает апатия - вроде писать не о чем... 
Особо повеселило: "Поднимаюсь и осматриваю грот. Ничего примечательного - большая первобытная семья здесь не поместится. Самое главное, непонятно, - куда упрятать тещу?"
Авторизуйтесь, чтобы оставить отзыв
Оцени маршрут  
     

О Маршруте