Болезнь
Горы
Утро. Почти медитация на гору
Схватка
Так сушат кизяк
Эти горы пропускать никак нельзя!
Шедевр зодчества
Первая мысль по приходе в деревню на высоте 4100 – забиться в первый же лодж и что-нибудь горячее съесть и не менее горячее выпить. Ибо похолодало сильно. Однако едва скидываю рюкзак и сажусь, в голову вместе с баночным манговым соком начинают поступать первые признаки горной болезни а еще я туда ем, ага.
Так часто бывает. Пока идешь, работаешь, все в порядке, но едва расслабляешься, тело выясняет, что его обманули – кислорода в воздухе все меньше. Однако на горняшку можно не обращать внимания – высоту набрали в пределах нормы. Гораздо хуже чувство странной легкости в теле и одновременно озноб. Видимо, холодный ветер в голову ночью даром не прошел.
Несмотря на относительно теплое помещение, пот на теле застывает, леденя кожу. Два рюкзака, по сути, выполняют роль припарок, и без них холодно. В этом лодже мест нет, и мы перебираемся в соседний двадцатью метрами ниже. Вечерний ветер заставляет ускориться на спуске, но уже поздно: когда добираемся до помещения, меня трясет так, что руки и ноги ходят ходуном.
В комнате я ложусь, накрываюсь двумя одеялами, не снимая куртки, но согреться не выходит, дрожь настолько сильная, что деревянный топчан бьется об стену с частотой отбойного молотка. Майка намокла от пота. Нужно помыться и переодеться в сухое, иначе не согреешься.
Деревня Доле расположена на западной стороне ущелья, и солнце тут заходит рано. Как только оно исчезает за ближайшим пятитысячником, сверху задувает холодный ветер. К темноте он превращается в ледяной, и температура с +15 градусов падает ниже нуля.
Входы в лодже нараспашку, потому что хозяйке с подопечными то и дело требуется что-то во дворе. Сам дом ориентирован так, что ветер гуляет по коридору, вытягивая тепло из помещений. Фанерные двери в комнатки закрываются неплотно, а в щель под дверью можно спокойно просунуть руку.
Плавая в поту, собираюсь с силами, чтобы разыскать хозяйку шерпани и спросить про душ. Судя по всему, затея обречена на неудачу – дрожащей своею жопой чую непальский горный опыт подсказывает, что душа не будет. Однако надо на что-то решаться – темнеет, а мыться лучше при дневном свете, потому как освещение в лодже только в столовой, да и то это пара лампочек, при которых даже не почитаешь.
Ксюша тоже забралась под одеяло, и никакого желания вылезать у нее нет. К тому же я мужЫк, к тому же она с трудом понимает местный английский. Это довольно тяжело, кстати, особенно поначалу. Я про английский. Помнится, в первый приезд приходилось несколько раз переспрашивать, что имел в виду говорящий. В английских словах непальцы не делают разницы между f и p. Звук th им также неподвластен, так что слова forty и thirty они произносят часто как "пёти". Вместо five можно услышать pipe. Таких особенностей много. Если помножить это на кучу народностей, живущих в стране, у каждой из которых свой язык и, соответственно, свой акцент, и вспомнить, что у многих (например, у тех же шерпов) своей письменности вообще не было, то становится понятно, почему на одних картах пишется Namche Bazaar, Ghandruk и Landruk а на других Nauje Bazar, Gandrung и Landrung.
Хорошо, если в беседе понимаешь смысл, тогда слова определяются по ходу почти без проблем.
Собираюсь с силами и вылезаю из-под одеяла. Проскочив аэродинамическую трубу коридора и заслоняясь от ветра, откидываю плотную занавесь до пола в комнату напротив – отсюда тянет теплом. Точно – кухня. Здесь дымно и чадно: на открытом огне закопченные котел, большой чайник и несколько сковородок, шипит и брызгает масло, туда-сюда снуют одетые во всевозможное тряпье женщины – кто готовит, кто через вторую дверь, ведущую в комнату-столовую, подает еду и принимает грязную посуду, кто эту посуду моет. Сегодня много постояльцев. На меня женщины не обращают внимания, покуда, стоя в полутьме, пытаюсь определить, кто хозяйка.
Запах готовящейся еды – мяса, теста, овощей, чеснока – смешивается со сладковато-удушливым дымом кизяка – топят именно им – что сразу, как при первой сигарете, вызывает желание закашляться. Хотя кизяк по запаху можно сравнить, пожалуй, с терпким трубочным табаком. Одновременно этот запах пробуждает чувство эйфории, ведь он только там, где нет цивилизации, а это чертовски приятно сознавать.
Блаженствую в тепле кухни верхней частью тела, приплясывая, тем не менее на месте, так как ниже пояса температура такая же, как на улице.
Наконец вижу женщину, одетую в пуховик, рукава и перед которого засалены и протерты от ежедневной работы на кухне. Женщина постарше остальных, да и обращаются к ней "диди" (сестра). Это действительно хозяйка лоджа, она раздает отрывистые приказания, и настроение у нее не очень. Без дела никто не сидит. Поэтому, когда спрашиваю про душ, натянутая улыбка – лишь дань вежливости, а резкий голос сводит на нет все шансы. Действительно, единственное, что предлагают, – ведро горячей воды, да и то, минут через двадцать. Тут же одна из девушек с пустым ведром уходит на улицу к речке.
Обо мне сразу забывают. Молча наблюдаю, как диди передает другой девушке кругляши кизяков на растопку печи в столовой, и продолжает стряпать. С въевшейся в кожу черной грязью и траурной каймой под ногтями руки женщины давно потеряли форму из-за тяжелой работы, и любой мастер маникюра повесился бы, увидев их. Но диди некогда задумываться: на деревянной доске быстро-быстро кромсает она стручки горького жгучего перца, половину ссыпает в булькающий котел, половину оставляет для начинки момо, затем вытирает руки о куртку и начинает месить тесто вручную…
***
Кстати, о перце. Национальная непальская кухня и так довольно остра, вдобавок многие владельцы ресторанов, забегаловок и лоджей раскусили, что если, например, в начинку овощных момо добавлять больше перца, то клиент попросит не одну бутылку, положим, фанты, а минимум три. Выращивают перец внизу, в предгорьях и сушат вот таким образом.
***
…Снова с разбегу преодолеваю аэродинамический коридор, принося в комнату запах еды, сгоревшего кизяка и пота, и сообщаю Ксюше, что душ в виде ведра горячей воды все же будет…
Мытье достойно увековечивания в книге рекордов Гиннеса. Душевая кабина вне дома – это сколоченная из досок хибара, которую обили изнутри целлофаном, что нисколько не спасает от ветра, который дует во все щели. Пока снимаю одежду, подпрыгивая в ледяной луже, оставшейся от предыдущего купальщика, и пытаюсь развесить ее на гвоздиках, становлюсь похожим на ощипанного гуся. Поливание из ковшика совершенно не согревает, поэтому опрокидываю на себя оставшуюся в ведре горячую воду, кое-как вытираюсь, напяливаю на мокрое тело сухую одежду и пулей влетаю в комнату – к одеялам и топчану, успев, однако, по пути мило улыбнуться хозяйке и попросить ее повторить операцию с ведром для Ксюши.
Ксюша как-то ухитряется не только помыться с одного ведра, но и даже что-то постирать в теплой воде. Меня, впрочем, это не очень интересует, потому что душ доконал окончательно, а при температуре 38 перед глазами проходят то бредовые высотные сны, то лицо овевают ледяные сквозняки реальности. Единственная радость – с температурой легче было нагреть ксюшино одеяло.
К утру температура спадает, чтобы вернуться вновь днем, правда, уже вместе с кашлем, который очень неприятно и быстро прогрессирует. Лежу и понимаю, что трясусь не только от озноба…
Как известно, высота и гипоксия в несколько раз ускоряют развитие любой болезни. Холодный и сухой воздух, который приходится вдыхать в несколько раз чаще обычного, – самое то. То есть больное с утра горло к вечеру оборачивается фолликулярной ангиной, ночью это уже двустороннее воспаление легких, которое за несколько часов переходит в тяжелейший отек. Далее можно выбирать, каким способом вас похоронить.
Правда, сказанное справедливо к высоте более 5 км, а я пока на 4100, но тут все зависит от организма – насколько он ослаблен. Выходов немного – антибиотики и быстрый спуск вниз.
Антибиотики с собой есть, есть и отхаркивающее что-то. Каждые несколько часов я делаю глубокие плавные выдохи – до боли в груди, прислушиваюсь, нет ли хрипов, и думаю, думаю, думаю – что делать дальше, потому что мне страшно. Уже на следующий день и далее – до конца пребывания в Непале и даже еще пару недель по возвращении в Москву меня будет мучить сухой бесплодный кашель – проклятые рудники, – приступы которого длятся до минуты и больше.
Вместе с тем выхода нет. Если идти вниз, надо брать носильщика, потому что с температурой рюкзачные 20 кило я не упру. Что будет делать Ксюша, которая впервые в таких горах – идти дальше одна? Ну и самое веселое, если я заболею каким-нибудь воспалением легких, страховки все равно нет… В общем, как говорил один мой знакомый, мы жили бедно, и нас ограбили…
Выход один – отлежаться суток двое, попить антибиотики, потом думать. Лежу в полудреме, не только смотря бредовые высотные сны и ощущая на лице ледяные сквозняки реальности, но еще и вспоминаю читанное о подобных ситуациях в горах. Радости это не прибавляет.
Например, у кого-то на 6 тысячах начался отек, и внизу из человека чуть ли не литрами выкачивали жидкость из легких. Или у кого-то на тех же 6 тысячах началось прободение язвы желудка. Человек сумел спуститься вниз в базовый лагерь в бурю с двумя литрами крови в брюшине, но оказалось, что в лагере из медикаментов только спирт и еще какая-то мелочь типа йода, поэтому спирт пошел в качестве наркоза, а резекцию желудка врач делал перочинным ножом…
После ночи становится понятно, что спать в этом лодже со сквозняками невозможно. Ксюша обходит деревню и находит вполне приемлемый и более уютный лежащий внизу Yeti Inn. Туда мы и перебираемся наутро.
Когда солнце поднимается выше, понимаю, что надо поесть что-нибудь и выйти погулять – пусть солнце убивает все микробы :)
Первым встречается медитирующий як. Как он ухитряется языком в нос попадать? А кое-какие яки вовсе не медитируют, а пытаются, высунув от усердия язык, проникнуть на чужую территорию.
За ним пристально наблюдают…
Ничем хорошим это не заканчивается. Серый в яблоках як потихоньку пробирается в проход в изгороди и сталкивается с хозяевами территории, которые начинают его сначала теснить, потом бодать, и моментально это все переходит в схватку, причем двое не гнушаются нападать на одного.
Эти 500-килограммовые туши пихают друг друга легко и воздушно. Наконец серого в яблоках аккордным пинком отбрасывают на каменную изгородь, он ее прошибает насквозь и вылетает за пределы территории. Тут же все прекращается – яки стоят некоторое время друг против друга, потом расходятся.
***
Оклемавшись на второй день, несмотря на небольшую температуру, я решаюсь рискнуть и пройти выше, посмотреть, как буду чувствовать на 4500. За время моего бессознательного лежания Ксюша сшила из бинтов две марлевые повязки, так что теперь сухой и холодный воздух можно будет делать влажным и теплым.
И пусть кашель усиливается, все-таки антибиотики и отхаркивающие делают свое дело – хоть я и захожусь в кашле, в бронхи он пока не идет. Так какого черта сидеть и бояться? Тем более что выше все интереснее: дома становятся ниже и проще…