В первый день по традиции ночуем в Кош-Агаче, у Евгения Евглевского. Он объясняет нам, как контрабандисты обеих сторон пересекают границу (мы тоже так могли бы!) Также обещает вечноголубое, бездождливое монгольское небо. То, что нас преследовали дожди и бури, сбивающие с ног, не в счёт.
На границе, как положено, советский ещё шлагбаум, и домишки к нему прилагаются, к шлагбауму и домишкам – пограничники. Последние отдавали долг бюрократической системе, в которой мы все. Помимо нас оформляют и транспортные средства, которые мы обязаны вывезти из страны вероятного противника, если ввезли. Также не можем оттуда ничего вывезти, чего не ввозили. Грустно это. (В этой забытой Богом стране русские мотоциклы и запчасти к ним гораздо дешевле, чем в Новосибирске, и ассортимент таков, что не снился русскому мотолюбителю. Та же тенденция наблюдается и в отношении японской техники.) У нас спрошено было, не здесь ли мы будем возвращаться на историческую родину? Здесь, конечно. Тогда документы наши на ввоз ТС полежат здесь. Так и выехали с российской части границы с криками: «Прощай, немытая Россия!..», не подозревая о возможных поворотах судьбы. Нейтральная территория соответствует представлению о монгольской степи. Ехали мы по этой степи, ехали, а монгольской границы всё нет. В конце концов, догоняет нас Киселёв (у него самая медленная машина) и говорит, что те три сарая со шлагбаумом, которые стояли в стороне, и были границей. Это как в легенде – стоят посреди степи ворота, кроме которых ничего нет, и чтобы попасть куда-то, надо непременно проехать через них. А мимо никак, по сюжету не положено.
Что касается дорог, то Германия своими автобанами уже никого не удивит. Здесь по несколько полос в одну сторону. Одну дорогу разобьют - рядом прокладывают новую. Качество, конечно, несовершенно, что и говорить, примерно, как дорога в Джазатор (сами посмотрите). Зато какой размах! По закону диалектики качество переходит в количество и наоборот. Если этот закон соблюдается в реальности, то дороги Монголии ждёт великое будущее.
К вопросу о картах, которые говорят только правду. Правда очень часто заключалась в том, что города и посёлки средней величины оказывались вовсе не такими средними. Несколько задрипанных домов в степи, колодец, верблюд, собаки – и весь город. «…Большие города, пришедшие, увы, в упадок навсегда…» Альтернативный вариант – заброшенные деревни. В советское время наша великая страна курировала более диких братьев и пыталась привить им оседлый образ жизни, вероятно, помня нашествие. Для этой цели их вынуждали строить дома, в которых следует жить всё время. Но стоило контролю ослабнуть, монголы ушли в степи вслед за своими скотами, бросив нехитрые жилища без окон.
О проблематичности посещения туалетов. Проблема в том, что им негде быть. Степь да степь кругом. И тогда вы садитесь на мотоцикл и уезжаете к горизонту, чтобы побыть в одиночестве…
От границы отъехали недалеко, остановились на озере Цагааннур. Озеро среди пустыни, а по нему плавают лебеди, и никто их не жрёт. Рядом – селение. Местные тут же материализовались, они ходили толпой за каждым, кто хоть что-нибудь делал. Мы их угощали русской едой, какая была. Нам же принесли кефир, много, с которого, однако, ничего не было. Когда мы надумали ловить рыбу, они стали подозрительно хихикать. Но когда мы её поймали и стали чистить, они ржали уже не таясь. Что в наших действиях было смешного или неадекватного, мы не поняли до сих пор. Это одна из загадок таинственной монгольской души. Загадок этих, кстати, много. Например, монголы – очень добрые люди. Многие ли из нас остались бы добрыми, живя в таких условиях? Помимо этого они остаются добрыми и вменяемыми даже когда напьются. Следует отметить, они не воруют, что тоже очень непонятно, поскольку все в мире воруют. В начале пути мы не были знакомы с такой национальной особенностью и сцепливали мотоциклы, вещи прятали в надёжные места, надёжные места закупоривали. Позже, конечно, расслабились… Также многие из монголов и большие, и маленькие ходят в национальной одежде; статус определяется по высоте шапки, чем выше шапка, тем круче мужик. Старшие монголы понимают и говорят по-русски. Дети обычно – нет. Но окружают нас, как правило, именно они. Подходят и говорят нам по-своему, а мы, конечно, всё понимаем…
Следующий день мы, с позволения сказать, неоднократно купались. Машины и мотоциклы тоже попали под помывку. Нас ждали несколько бродов. При этом Киселёвы, бывшие тут ранее и утопившие группу итальянцев у устья реки Моген-Бурен, сказали, что нам следует брать левее, чтобы подняться выше по течению, где проехать всё же реально (остальные реки не столь полноводны, поэтому в них топли самостоятельно, без помощи товарищей). В результате дозабирались влево до такой степени, что оказались недалеко от горы Монгун-Тайга, которая находится на российской территории. А река как была полноводной и бурной, так и осталась. Мы стали подумывать уже, не побить ли нам штурмана? Но тут возник другой повод. Стали радовать машины разгильдяев. У Киселёвых на «УАЗе» стал течь бак, который прежде, вероятно, попал под массированный артобстрел и латался под ним же. Непонятно, конечно, как в этом сосуде способна удерживаться жидкость, с помощью заговоров и пластилина, наверное, или, может быть, «Орбит»?.. У Стаса на «копейке» чуть позже отвалится амортизатор. Подобное будет происходить всю оставшуюся часть пути, поэтому упоминаться станет не всегда. Точнее, следом в пути отвалится шаровая опора на нижнем рычаге, потом – балка, потом – подшипник на задней полуоси (это всё по несколько раз)… Говорят, это оттого, что он мнил себя выдающимся гонщиком на автомобиле лидеров автопроизводства. Автомобиль был хорош, собственно, тем, что на капоте была изображена карта Монголии и наш маршрут по ней…
Пока штопали бензобак, был устроен привал, для которого господа Поречные изловили рыбу, последнюю в этом походе. Первые были вчера. В джипе ехал целый арсенал рыболовных принадлежностей. Рыба поняла это, испугалась и перестала даваться. Рациональные объяснения были самые разные – то река солёная, то грязная, то встали не с той стороны озера, то погода не годится или, может, в иных местах рыбы вовсе нет? Неизвестно до сих пор.
Вернёмся к плаванию. Когда ниже по течению брод был найден, Юки обнаружила, что потеряла инструмент и поехала искать. Мы тем временем вычислили витиеватую траекторию по бурной и полноводной реке, где следует «бродить», и понемногу поплыли. Мотоциклы проплыли скромно и с достоинством, намокнув лишь до середины человека. Легковые машины цепляли к «Сюрфу», но их заливало по самую крышу и топило через окна и прочие щели. Валя, повар, вероятно, не дополучая острых ощущений, пошла реку вброд, держась за трос, на котором уже висела «шестёрка» Серёги Сёмина. Народ с любопытством наблюдал эту сцену, пока кто-то не прозрел: «Смотрите, баба за верёвку машину тащит!»
Вернувшаяся Юки, естественно, не видела, куда ей плыть. Мы выстроились по реке, что даже дураку понятно было: куда мужик пальцем тыкает, туда и ехать. Но Юки, как истинная дочь самураев, сходу ныряет в реку. Вправив вывалившиеся челюсти, мы кричим, пытаясь указать ей правильный путь. Она то ли не слышит, то ли не понимает и лезет на глубину, потом на стремнине начинает разворачиваться, и её просто смывает с мотоцикла. Оказавшиеся поблизости товарищи стали ловить то, что ещё можно было поймать в реке японского. Серёге Сёмину удалось добыть мотоцикл с криком: «Мотоцикл держу, лови япону мать!» Толя Окишев, как настоящий джентльмен, бросился спасать женщину. Спас он её, схватив за ноги, в результате чего утопил окончательно в ледяной воде. Несмотря на всеобщие усилия, и девушка, и «Дебил» оказались, наконец, на одном берегу, и хорошо, что на нужном. Женщину, конечно, на берегу откачали. Но Толя так и прослыл дамским угодником. Правда, что думала Юки по этому поводу, неизвестно, поскольку русским она не владела, а английским владели только некоторые, и большинство из них – крайне избранно.
Сегодня мы проехали совсем мало, поскольку поиски, поломки, броды, прощание с рыбой и проч. негативно сказалось на скорости и потенциале, и мы встали мокрым лагерем по окончании бродов. Выжались, и река вышла из берегов.
На следующий день – традиционный монгольский и тувинский пейзаж. Степи и перевалы, местами деревья. Едем мимо озёр с психоделическими названиями, например, как вам озеро Оготор-Хамрын-Даваа? В горах вода чистейшая - колодцы, реки; кочевые монголы и тысяча дорог во все стороны помогли нам заблудиться. Упомянутый товарищ наш, Толя Окишев, не терпящий проволочек, имел обыкновение не оглядываться, когда народ начинал тормозить, и благополучно уезжал в неведомое. После этого мы обычно ждали его на правильной дороге; когда ему надоедало одиночество в неведомом, он возвращался, и мы отправлялись дальше… И когда мы остановились спросить дорогу в юртах, Толян, гонимый жаждой странствий, опять же умчался вперёд. Монголы, несмотря на низкий курс национальных денег и предполагаемую бедность, продолжают жить и не всегда плохо. Кочевать они уходят на лето, зимой возвращаются поближе к цивилизации. Кочуют тоже цивилизованно. Рядом с юртами выставляют мощные солнечные батареи, спутниковые антенны, а за сим и телевизоры присутствуют, и музыкальные центры, только стиральных машин мы не разглядели… Нас принялись угощать национальными блюдами, как то: чай с мясом, монгольская водка (25-30°) и прочие чудности. Однако, надо отдать должное, всё было вкусно. Когда трапеза закончилась, нашёлся Толян Окишев. Ему дали водки… Вокруг стойбища – верблюды, собаки, лошади и даже монгольский младенец есть, так похожий на наших. С самого нежного возраста монголы в походе. От людей – самое лучшее впечатление. Как они могли устроить татаро-монгольское нашествие, становится неясным. Может, и не было его? Может, это чудовищная историческая мистификация?
В Улангоме меняем деньги, покупаем продукты. В большинстве городов есть сотовая связь, почти даром, 5 $ - минута. Звони – не хочу. И мы звонили и радовались. Как говорил Вишневский, «Вы насмеялись на большую сумму». Также здесь мы впервые столкнулись со шлагбаумами, которые стоят по всей Монголии. Около них собирают деньги с проезжающих на содержание дорог (вероятно, для будущих автобанов). С мотоциклов иногда не брали деньги, не сочтя их за транспортные средства. И каждый раз монголы честно клялись, что это последний шлагбаум.
До Наранбулага не доехали, у гонщика Стаса, о чём уже упоминалось, разорвало гнездо шаровой опоры на нижнем рычаге. Встали лагерем. Я и Киселёв поехали в селение искать сварку. Нашли двор со сваркой, но сварщик, как объяснила нам его жена, не знавшая русского языка, был, с позволения сказать, на пьянке. Киселёв пошёл искать этого загадочного монгола. Не было его очень долго, «уж полночь близится, а Виктора всё нет». В конце концов, смотрю, идёт Киселёв и ведёт с собой крайне пьяного мужика, который, как выяснилось, пришёл, чтобы показать ему, где живёт сварщик… В этом случае отображён весь бытовой идиотизм, который преследует нашего товарища Виктора на протяжении, видимо, всей его жизни… Пошли опять искать. Нашли. Сделали. Вернулись. К этому времени ужин был приготовлен и съеден соратниками. Повар Валя, обещавшая им приготовить для нас ещё раз, однако, имела свойство не растрачивать драгоценные минуты своей жизни на остальных, в частности, на дополнительное приготовление пищи для опоздавших. Такая её особенность, сами понимаете, постоянно грела мужские сердца вдали от дома.
Утром стали ставить агрегат на место, но после сварки он радикально видоизменился и совершенно не подходил. Пришлось, согласно жанру, пилить его и строгать. А мимо идут самые настоящие караваны из верблюдов и просто стада бесхозных верблюдов, тощих, как сушёная рыба. Тем временем возник местный с бараном в седле. По-русски он не разумел. Вероятно, монгол хотел продать нам этого барана, не подозревая, что у нас своих полкоманды. Предполагалось, что мы убьём сего барана и съедим. Среди нас не нашлось убийц, и баран остался жить дальше. Возить же барана в машине никому не импонировало. С другой стороны, бараном больше, бараном меньше…
Далее нас ждало солёное озеро Хяргаснуур. Окишев, Юки и я уехали вперёд и купались, ожидая остальных баранов… Но их не было. Мы откупались и поехали на высокое место искать их в бинокль. В бинокль увидели купающихся людишек, возможно, голых. Грязно хихикали, предаваясь вуаеризму. Позже выяснится, что это купались наши спутники…
В какой-то момент, никем не замеченный, мы всей толпой заблудились. Далее заблуждение только усилится. Были три различные карты. Русские совершенно не соответствовали действительности. Самой приближённой к местности была японская. Вероятно, это проистекает из национального менталитета. Есть японские мотоциклы, карты и проч., а есть то же самое, но русское…
Тем временем испортилась погода, и у Стаса рассыпался подшипник полуоси… Особо раздражительные товарищи умчались вперёд. Впереди, на горе, нам встретилось так называемое «святое место». Поскольку свято место пусто не бывает, в нём жили мыши. В отличие от алтайских бурханов, монголы строят домики, куда и кладут мелкие деньги и всё ненужное… В конце концов, Толя с Юки уехали в неизвестном направлении, пошёл чудовищный дождь (которых в Монголии не бывает), я остался один на дороге, так как весь остальной народ стоит позади, где на «УАЗе» опять потёк бак, обстрелянный врагами… Так и метался я по округе с GPS в поисках правильной дороги и вдруг подумал. Понравилось, ещё раз подумал. И вообще задумался, пока не появились мои спутники. Я был несказанно рад им. «В своё время нас вместе расстреляли в Иркутске, не скажу, что по моей вине, но всё же… И поэтому я чувствую за них особую ответственность» (В. Пелевин)…
Дождь ушёл, и мы тронулись дальше в поисках Юки и дамского угодника. Нам повезло, мы встретили эвакуирующихся (кочующих) монголов на «ЗиЛе», который был пять метров в высоту от нагруженных на него тюков. Поверх тюков лежат монголы, и в кабине их сидит штук шесть. Русскому они не обучены, но на заветное слово «Улан-Батор» реагируют вполне оживлённо – радуются и показывают пальцем в разных направлениях, вероятно, где Улан-Батор есть, а где его нет…
Через перевал попали в селение Ондорхангай. В отличие от подобных ему мест, оно не находится в долине, а как бы в чаше гор, попасть туда можно только через горы. Здесь на заправке нам вручили записку от утраченных нами спутников. Они писали, что встанут на ночёвку в удобном месте. Ни их, ни удобного места мы не нашли, а встали в тоске прямо посреди степи, чтобы наш табор было видно отовсюду. Но мы никому не понадобились. Толя и Юки ночевали где-то вдвоём. При этом оказалось, что часть японских вещей по порочной традиции находится у Киселёвых в машине, это выяснится лишь завтра, при встрече. А сегодня Толе придётся делиться вещами, которых он, как правило, вовсе не имеет, в отличие от всех остальных. Он думает, что аскет, но, похоже, после стольких походов уже отморозок (в смысле, мёрз часто)… Толя «прибрался» в этот день: «Вечереет, прибавляю скорость и при объезде большой лужи влетаю передним колесом в болото. «Фараон» остаётся на месте, а я, разбрызгивая грязь, приземляюсь на десяток метров ближе к Улан-Батору». Но жив, жив курилка… По словам Толи, спальник свой он отдал Юки, а сам предавался благим размышлениям, примерно так: «…когда Я посылал вас без мешка и без сумы и без обуви, имели ли вы в чём-нибудь недостаток? Они отвечали: ни в чём. От Луки 22:35». Ночью мимо ехали контрабандисты, как определил Толя. Они остановились рядом и стали ругаться, Толя притаился и прикинулся ветошью. Его и Юки или не заметили, или они никому не нужны были вовсе.
На следующий день Юки и Толя ждут нас на въезде в Сонгино, смотрят на стервятников, нарезающих круги. Женя Евглевский говаривал: «Они мотоциклы видят, значит, падаль будет»… Группа подъехала сюда только в полдень. Товарищи делают пасхальные лица и интересуются, не уронил ли Толя честь русского человека, и в чём эта неуронимость? Но Толя отмахивается от грязных приставаний и стойко переносит различные предположения о тонкостях своей биографии.
Утречком у Стаса отвалилась балка. Её прикрутили проволочкой к распорной трубе (между передними стойками амортизаторов), которую Стас поставил ещё на берегу. Такие стоят на раллийных машинах. Надо сказать, что здесь Стас польстил себе.
В Тудэвтэе посетили святилище Будды. В Нумреге не было электричества, и на заправке, чтобы извлечь бензин из недр земли, мы крутили ручку, как во времена Крупской. Дожди. Встали на одном из нууров («озеро» по-монгольски), Телмен-нууре. Замечательное место – прекрасный пейзаж, невыразимый закат, чёрные журавли и наш чёрный флаг на фоне вечного неба с изображением закруглённых костей и надписью «Спектрол». Прекрасен салатик по две ложки (от жадности завхоза), прекрасен ужин. Готовим теперь по очереди, так как Вале дали помощников, в результате чего она совсем перестала готовить. Теперь она не повар, а громкоговоритель.
На следующий день стояли уже на Тэрхийн-Цагаан-нууре. Нам сказали, что рыба в начале озера, где болото и встать негде. А где можно встать, там нет рыбы. Народ выбрал «хорошо встать». Товарищ же наш Захаров, видимо, ужасно хотел рыбный день и «психанул», оставшись стоять. Мы нашли место, встали, а Захарова всё нет. Искали его и я, и Саша до темноты. Тщетно. Зато Юки принудили сварить что-нибудь национальное. Получилось интернациональное, так как конкретных японских ингредиентов добыть не удалось в такой дали от Японии.
Вечером к нам подошёл француз, выяснил, кто главнее, и стал по-английски заяснять Киселёву, знающему несколько слов по-немецки, что они, французы, просятся к нам в группу, чтобы вместе ехать в Улан-Батор. Киселёв, естественно, ответил, что рад компании и ничего против не имеет. Палатка французов вот там, рядом с синим микроавтобусом. Делаем вывод, что они с женой путешествуют на микроавтобусе. Договариваемся встретиться утром на дороге.