хребет Восточный Саян / Водный туризм | Спортивный туризм
 

Влюбленные в Тофаларию

15 июля - 4 августа 2011 г.
Содержание Участники Фотографии Карта
[верся для печати]
Глава 2. Каньон 
День седьмой

Я, Аркаша и Леха идем на бело-зеленом «Аргуте» под командованием Ильича, Гаральд, Док и Саня – Адмирала. Обедаем и встаем на воду под проливным дождем. Быстро промокает гидра, бандана на голове и перчатки. Кругом вода.
 Тем не менее, главная радость сегодняшнего дня – это движение по воде. Вот, наконец, и стало сбываться то, ради чего мы сюда приехали – наши катамараны несет красавица-Уда.

Утром Док сварил какао. Это, пожалуй, даже круче чем кофе в постель. Зачерпывая ароматный напиток, я сказала, что все глубже вязну в рабстве. На что Ильич как всегда выдал гениальную тираду, смысл которой сводился к тому, что вообще-то Док ничего не делает просто так, но вот для близких друзей он иногда делает приятности просто так, ради удовольствия. Мой мудрый внутренний голос усмехнулся, слушая этот спич.

Наконец, мы отчалили. Вокруг суровые туманные горы. На сеансе связи сегодня утром передали о группе москвичей, не вышедших в срок в Верхнюю Гутару, говорят, снарядят вертолет на их поиски.
В большинстве своем нормальные люди сплавляются все-таки от устья Чело-Монго или Верхней Хонды, т.к. русло верхней Уды загромождено камнями и в малую воду практически непроходимо.
Но кто сказал, что мы [нормальные] боимся трудностей? Протащили свои катамараны по земле, протащим и по воде. Сразу за устьем Хатаги начинается цепь островов, река распадается на несколько проток, мелких, в камнях.

…Мы скребемся через эти «расчески» два часа, тягая катамараны, падая, набивая синяки и прыгая по камням. Через 20 минут становится жарко и я уже не замечаю моросящего дождя, низкого неба, ледяной воды. Наконец, видим переднюю 4-ку, зачалившуюся перед небольшим каньоном. Река делает поворот, под левым берегом у отвесной скалы порог.

Адмирал решает ждать 2-ку, т.к. по его словам договорились встретиться здесь, перед каньоном. По общему разумению 2-ка ушла вперед, они стартовали первыми, судно небольшое, юркое и через этот лабиринт они должны были пробраться быстрее. Но Адмирал велел покурить. Послушно ждем. Я сижу на большом камне, размышляя о количестве синяков, приобретенных сегодня, остальные рыбачат.И вот, о чудо, показалась 2-ка. Для меня стало большой неожиданностью ее появление, не могу понять где мы ее обогнали, наверно, в одной из бесчисленных проток.
Прорываясь сквозь каменную «расчестку» верховьев Уды до устья притока со странным именем Чело-Монго, мы вспомнили всех богов. Уставшие, в синяках, разочарованные такой «великой» водой мы доскреблись до Чело-Монго, который тут же метко был переименован в Чунго-Чангу. Верхняя Уда – четвертой категории. Но до первых порогов еще два дня пути, за это время мы должны сгребстись, сдружиться и стать командой. Я сижу на катамаране 4-ке задней правой. Прямо передо мной – античная Лехина спина, а левее – широкая и волосатая спина Аркаши. Контраст офигенный и меня одолевают мысли о бренности бытия и человеческих желаний.


День восьмой

Сегодня первый по-настоящему летний день, как все-таки радостно идти по синей реке под голубым небом. Вчера вечером с Саней клеили свои сидушки, которые спускают, доставляя массу неудобств. Ремонт был осложнен дождем, усталостью и холодом.
И все же несмотря на все наши героические усилия, моя сидушка все также спускает, чем ввергает меня в бездну размышлений, поскольку проблема с сидушкой только у меня, то и решать ее придется единственно мне. Сегодня порогов нет, только легкие шиверы и уже с обеда, несмотря на довольно холодный ветер, я стягиваю гидру до колен – загораю. Ильич не замедляет отпустить шутку по поводу женщины, которой в случае чего далеко не убежать, поскольку мокрая гидра связывает ноги накрепко. Мудрый внутренний голос на это философски заметил: «А ты чего хотела?».
 

Обед сделали в устье очередного притока со странным названием – Средней Хонды. Всю рыбу, которую поймали здесь, пустили в уху и зажарили на рожнах. Было сытно, вкусно и радостно.

Рыбаки азартны, большую часть времени наш катамаран неуправляем, т.к. Ильич с Лехой хлещут спиннингами любую мало-мальски пригодную яму, а Аркаша, стоя во весь рост и опираясь на весло, поет тягучие русские песни. Я же, чувствуя полное моральное право на безделье, загораю в обнимку с веслом.

На реке много островов, в малую воду здесь наверно тяжело нагруженным катамаранам – приходится скребстись по камням.

Часто встречаются утята, они прячутся под берегом и ныряют при нашем приближении. Док стрелял в пролетающую мимо утку, но только напугал Гаральда и подарил нам тему для шуток на пол-часа.

Рыба берет плохо, рыбаки меняют блесна, но без эффекта. Я думаю это от высокой воды – ил и песок забивают рыбе жабры и она не охотится, хоронится в уловах. Но, так или иначе, рыба есть и время от времени кто-нибудь под одобрительные возгласы вытаскивает очередного хариуса.

Романтическая меланхолия – наверно так можно охарактеризовать мое настроение. Если бы я умела рисовать – я бы зарисовала этот вечер – поворот реки, белую гриву порога, высокие гольцы, еще освещенные заходящим солнцем. И наш маленький лагерь: развешенные по кустам шмотки, фигуры рыбаков у кромки воды… Шум порога, говор сбегающих с гор ручьев, одинокое пение какой-то птицы… Если бы я была волшебницей, я бы нарисовала живую картину – и эту реку, и этих людей.

День десятый

Утро чистое, светлое. Сквозь клочья тумана видны пятна синего неба. Хочется вздохнуть полной грудью и расправить крылья. Сегодня нам предстоят первые пороги, решено идти без спешки, с просмотром, страховкой и фотографированием. Цель дня – дойти до Ханской щели.
Первый серьезный порог на нашем пути – Хангарокский. Я даже лоцию не читаю, всецело полагаясь на капитана, страховку, внутренний голос и Его Величество Случай. А также на богов всех мастей, свою светлую карму и традиционный русский «авось».
Собираемся медленно, тщательно. Рюкзаки с середины убрали на гондолы. Ушли ниже Хангарокского порога, расположились на съемку и страховку. Первой идет 4-ка, затем 2-ка. Они прошли без приключений, а мы, конечно, накосячили.
Хангарокский порог длиной около 1 км, его первая ступень чуть ниже устья Хангарока. Мощный слив в центре, в бочку которого мы вошли полулагом, зацепив незамеченный ранее валун-обливник. После скорости основной струи слива мне показалось, что в бочке мы резко остановились.
Правую гондолу начало топить, я оказалась под самым сливом, так что веслом работать было особо негде. Тупо сижу и наблюдаю, как в кипящий котел погружается гондола и привязанные к ней рюкзаки. Время как будто остановилось. Но нас вдруг выплюнуло и мир вновь замелькал вокруг с одуряющей скоростью. Крутанувшись в бочке мы вышли из нее кормой и уже в движении вновь развернулись носом, триумфально закончив наше прохождение.

Оставшиеся две ступени прошли без приключений.
Следующий серьезный косяк нашей 4-ки – порог Байгырский. В центре реки стоит огромный, размером с дом, камень. Ниже него справа бочка и острый зуб по центру. Перебдев (есть такое слово?) перед этим зубом мы сильно забрали влево и со всей дури левым бортом влетели в камень. Он не дрогнул. Треск же нашего катамарана было слышно наверно даже на берегу через грохот порога. Первые секунды мне казалось, что мы сейчас развалимся на части. Но миновав бочку и зуб, мы влетели в еще одну бочку и благополучно зачалились в улове справа. Подошел Андрюха и, хмуро поглядев на распоротый бок катамарана и слегка погнутую раму, сказал, что это было не смешно. Да нам и самим как-то невесело, сидящий левым задним Ильич ударил ногу.

Дальше идем в молчании, у меня болит зуб мудрости и молчит внутренний голос. Как-то паршиво после катастрофы в Байгырском.

Следующий порог – Сардык был сразу метко переименовал в Кирдык. Я уже ощутимо хочу есть, зуб болит. Не фотографирую, просто смотрю как адмиральская четверка его проходит, ну конечно, они профессионалы высшего класса. Следующими идем мы. Подкачиваемся, экипируемся, молчим. Заходим слева, минуя обливные камни по центру, выскакиваем из бочки и прямо перед торчащим в основной струе камнем, уходим вправо. Чалимся у левого берега и смотрим друг на друга горящими глазами. Молодцы мы, не лоханулись.
Красиво и как всегда без ошибок проходит двойка. Плотно друг за другом идем дальше. Сразу начинаются валы, обливные камни и бочки. Летим без просмотра, прыгаем по валам с гиканьем. Обозначенная в лоции как входная, эта шивера порога «Ханская щель», по сути является второй ступенью порога «Сардык», промежутка между ними практически нет.
Лавируя меж камней, чалимся на правом берегу, впереди видны стены – вход в Верхний каньон, обозначенный порогом «Ханская щель». Решено остановиться на полудневку.
Справа в Уду впадает Хан, на стрелке небольшая песчаная коса, выше в лесу – стоянка. Оставив катамараны выше по течению, переносим вещи на табор. Моемся, сушимся, перебираем вещи и чистим перья. Солнце ласковое, наконец-то высохнут мои ботики.
Сижу на берегу, расчесывая чистые волосы и наслаждаясь свободой и спокойствием честного перед самим собой человека. Вокруг лето. Синее небо с белыми облаками, река с белыми гребешками волн, сине-зеленый лес окрестных сопок. Что бы ни было ниже, в каньоне, но до этого самого момента моя жизнь – правильна и праведна, незабываемо красива.
Под вечер, расстелив коврики возле костра, читаем лоции. Описания в них не только разнятся меж собой, но и расходятся с действительностью. «Ханская щель» описана странно. Меня особенно смущает некое улово-ловушка, образованное струей Хана, по лоции в него затащило катамаран-четверку и долго удерживало, крутя на мощном обратном течении. Сходили на просмотр, ничего такого не увидели. Лоции вообще оставляют желать лучшего. Игорь по заданию Адмирала пишет свою, время от времени подключая к этому творческому процессу и Саню. Тот в своем репертуаре, не стесняясь в выражениях, дает советы по просмотру, прохождению и «бдению» перед порогом. И вроде бы все понятно, но как выразить приличными словами то, о чем он говорит… труднейшая задача.

Вечером уха, рыба в фольге и лепешки. У нас снова праздничный ужин, пьем мелкими порциями за пороги, погоду и за то, чтобы «завтра нам не уе..ться». Небо затягивает тучами и уже ясно, что завтра тофаларское лето вновь повернется к нам мокрым местом.

Здесь, у «Ханской щели» заканчивается маршрут 4 к/с, дальше идет 5 к/с.
«Ханская щель» – порог из тех, которые лучше один раз увидеть, чем сто раз читать описание в лоции. А вообще – лучше посмотреть и не лезть туда. Но мы, конечно, полезли. Порог красивейший. Мощный, буйный. Прямо на входе в каньон, две реки сшибаются в вечной борьбе за русло, сжатое каменными ладонями гор. Сразу за «Ханской щелью» идет порог «Макбет», а за ним – «Ворота». Вся трудность прохождения каньонов в том, что в случае аварии судно и люди самосплавом уйдут в следующий порог. И в следующий...

Доктор подкармливает меня невесть как сохранившимся сникерсом, Леха –самолично выловленным и запеченным в фольге хариусом. Они все заботятся обо мне, хотя прячут свою заботу то за грубоватыми шутками, то за напускным равнодушием или насмешками. Но они меня берегут и даже называют талисманом.
Вечером долго сидели у костра, песни звучали лирические, редкие. Андрей задумчив и устал.
Разговоры у костра всегда интересны. Мужчины спорят о политике, искусстве, женщинах. Рассказывают про реки и горы, спас.работы, жизненные случаи. Я молча слушаю, глядя в огонь. Лето – это действительно маленькая жизнь, помогающая осознать свое место в мире и главной, большой жизни. В эти короткие яркие дни я набираюсь сил, осмысливая все, что случилось со мной за последний год.
Спать разошлись за полночь, предварительно натянув тент и спрятав под него вещи. Тоскливо засыпать, зная, что завтра предстоит идти серьезные пороги под хмурым небом.
День одиннадцатый

Утром кое-как разлепляю глаза. Организм протестует против ранней побудки, мозг в ужасе осознает, что сегодня надо будет лезть в «Ханскую щель».
Над палаткой низкое рваное небо, еще видны островки лазури, но мне не верится, что будет солнце. Страх перед порогом лишает привычной радости утра и надежд. Я как на иголках. Спускаюсь к воде, долго и тщательно делаю зарядку, разминаюсь, пытаясь прогнать налетевшую было душевную слабость. Безрезультатно.
В лагере уже собираются, решено обносить вещи и проходить «Ханскую щель» и «Макбет» налегке, по-спортивному.
Помимо моих личных вещей у меня в рюкзаке еще продуктовая раскладка – 1,5 литра спирта, 1,5 литра гречки, тушенка, изюм, пол-литра сухого молока, и канистра с сухарями. Остальные продукты, которые мне полагалось нести, забрал Аркаша. Рюкзак тяжел, мне на спину его пристраивает Леха и я с гидрой в руках шлепаю по камням к катамаранам.
Лавируя меж камней, перебираемся на левый берег. Игорь сходил на разведку по склону, но тропы, обещанной в лоции, не нашел. Решено идти «по-бараньи» (о, боже, опять!) – в лоб.
…Кули тяжелые, склон крутой. Мы в молчании и усердии ползем, опираясь всем, чем придется, цепляясь за кусты и траву. Наконец, преодолев невысокую скальную стенку, отдыхаем в густых зарослях багульника. Вопреки ожиданиям сверху ничего не видно, только слышно как шумят пороги. Наугад идем вперед, находим обозначенное в лоции болото. Топаем по нему напролом, увязая во мху и мимоходом обдирая еще не созревшую голубицу. Много сахан-дали. Спустились по небольшому распадку к реке, выйдя чуть выше порога «Ворота». На небольшой поляне видны старые, заросшие травой костровища, здесь решено обедать.

Пока Саша-дежурный готовит обед, а рыбаки рыбачат, остальные уходят смотреть «Макбет». В разных лоциях его категория колеблется от третьей до пятой. Нифига себе разброс. Погода испортилась, начал накрапывать тонкий дождь, мы пробрались по камням и странной наклонной скале к началу порога. Он начинается метрах в 150 ниже «Ханской щели», правый берег – сплошная стена, в которую ниже на повороте реки бьет струя, образуя косой отбойный вал. Левый берег из крупных камней и наклонных плит. На входе по центру огромная бочка. Мы кидали в нее палки и бревна, чтобы посмотреть как долго она будет удерживать их. Бочка все исправно выплевывала, правда в разных направлениях.

После просмотра «Макбета» мне кусок в горло не лез. В лоции, где он обозначен пятеркой, сказано, что один из катов в нем кильнулся, наверно это и послужило резоном присвоения ему такой высокой категории.
Обед еще не готов – сырые дрова гореть не желают. Теряем время в ожидании и спорах о тактике прохождения «Макбета» и «Ханской щели».
…Через хребет, болотце, голубицу и багульник вернулись к катамаранам. Смотрели «Ханскую щель». Спорили. Курили. Снова смотрели.
И «Щель» и «Макбет» мы прошли чисто. После прохождения «Щели» зашли в большой грот справа. Эхо гулко отдавалось от серых каменных стен, в которых вода проточила дорожки как по глине. Вторая четверка стояла напротив, зацепившись «френдой» в похожем гроте. Внизу под нами в относительно спокойной воде было видно глубину. Не дно, не течения и маневры воды, а темную, колышущуюся бездну, в толще которой почти недвижимо стояли крупные хариусы. Казалось, мое сердце отстукивало идеальный марш, который послушно отражали стены грота, вкрапляя в мелодию перезвон капель.
После «Макбета» меня слегка потряхивало, покалывало кончики пальцев и, несмотря на холод и дождь, было жарко. Мы все-таки прыгнули в бочку по центру (хотя, признаюсь, выбора у нас наверно и не было), почти полностью погрузившись в белую густую воду. Вышли лагом, но выправились и встретили валы гордо задранными носами, причем Ильич еще умудрился помахать снимавшему нас на камеру Андрюхе.
2-ка рисковать не стала, аккуратно прошла бочку слева.
Под проливным дождем, пылая от адреналина, я снимала прохождение 2-ки, прижавшись к отвесной стене каньона. И эту шершавую стену, и обжигающие капли дождя на лице и маленький яркий катамаран в пенных валах я запомнила на всю жизнь
«Ворота» решено идти уже завтра, мы разбили лагерь на месте обеда, под проливным дождем. С рыбой напряг. Тех, что поймали, стоя на страховке, посолили и съели, несколько штук запекли на рожнах и тоже уничтожили под вечерние тосты.
Дождь не стихает, на наш маленький мир наваливается темнота. Чуть выше и справа шумят пройденные пороги, и этот шум кажется знакомым, привычным, словно мелодия, которая вот уже много дней будоражит голову.

…Сгрудившись под тентом, прижавшись друг к другу, мы в свете фонариков пьем чай, лениво теребим запеченную на рожнах рыбу, разговариваем и поем песни. Весь мир вокруг меня соткан из эмоций, звуков, запахов, слов. И этот мир как в ладонях держит тофаларское лето, хмурое и неприветливое как некрасивая девчонка.

Завтра у нас по расписанию погоды должно быть солнце. Но глядя на темно-серое небо, ощущая на спине и плечах струи воды, постоянно норовящей вылиться за шиворот, как-то с трудом верится в прекрасное светлое и солнечное завтра.
Уютно устраиваюсь в палатке между Олегом и Андрюхой и проваливаюсь в сон, не забыв поблагодарить судьбу за еще один счастливо прожитый день.
День двенадцатый

Ежедневная побудка на завтрак заслуживает отдельного внимания. Команда «Жор!» с утра теряет свою привлекательность, поэтому дежурные извращаются кто как может в попытках пробудить народ к грядущим дневным подвигам. В первое утро на реке Вова будил нас тоненькой нежной мелодией флейты. Волшебно. Еще как-то раз я проснулась под бряканье гитары, и очень удивилась, т.к. оба гитариста сопели рядом –справа и слева. Неужто Доктор умом тронулся?... Сон исчез, я лежала и вслушивалась, а меж палатками ходил Аркаша и под три деревянных аккорда напевал частушки, под которые спать было невозможно:

Если вы утонете
и ко дну прилипните,
Года три там полежите,
А потом привыкните…

            * * *
Если вас трамвай задавит,
Вы, конечно, вскрикните,
Раз задавит, два задавит…
А потом привыкните!

На стоянке в устье Хана Ильич, не стесняясь в выражениях (или отчаявшись кричать традиционный «Жор!»), призывал наиболее активную часть команды к соитию. Не знаю, внял ли кто-либо его призывам, но я, на всякий случай, вылезла к завтраку последняя.

Но вообще мы натренированы и подчиняемся строгому расписанию – завтрак в 8, выход в 10. Дежурим попарно с обеда на три варки.
Походная жизнь с профессионалами – это хорошо продуманные, обеспеченные всем необходимым дни. Каждое утро меня удивляет как огромное количество вещей, хаотично разбросанных кругом, исчезает в наших рюкзаках и понягах. Мы все знаем, что нужно делать, подгонять никого не надо.
Сегодня нужно пройти четыре порога – «Ворота», «Кривой», «Сито» и «Сторожевой», тем самым закончив Верхний каньон и водную пятерку. А дальше… дальше Нижний каньон и шестерочные пороги. Но сейчас я о них не думаю, мои мысли больше занимают «Ворота» и «Сито». Мы увязываемся, влазим в упоры. Сердце стучит в такт гребкам – глухо и как бы нехотя. «Ворота» по нашей воде залиты и в принципе сложности не представляют – мы прыгаем с плиты в бочку ради куража.
Следующий порог – «Кривой» – 2-ка и 4-ка обошли по правой стороне, а мы, выпендрившись, – по левой. Над «Ситом» долго стояли и думали, даже чего-то рисовали на песке – в русле хаотично разбросаны камни, которые сильно затрудняют маневры. В лоции у нас написано, что «порог непонятный». Да, так просто в одно слово и написано – непонятный. Офигенная лоция, если когда вернусь надо будет написать пару ласковых комментариев автору… «Сторожевой» прошли без осмотра, как-то особо не впечатлил.
И снова солнце, голубое небо, белые валы. Берега опускаются, кое-где проглядывают березки, вот и закончился Верхний каньон.
А впереди нас ждет Нижний Каньон, 6 к/с. Мекка для безумных водников, могила для самых неудачливых из них. Ооо, сколько написано про него в Интернете, слишком много для того ничтожного количества лоций, которые можно отыскать. Нижний Каньон состоит из 14 ступеней, каждая из которых – порог высшей (есть и 5-ой) категории сложности. Здесь трудно все – смотреть, обносить, ставить страховку, идти... Трудно даже дышать, лежа на верхних плитах и глядя в белый яростный зев.

Первый порог Нижнего каньона – «Водопадный» обозначен в лоции как «6с», т.е по сути непроходим. После удачного прохождения пятерочной части маршрута, легкомысленно уверовав в свою светлую карму, я грешным делом думаю, что и этот «6с» нам по силам.
Пообедав и переодевшись, начинаем обнос вещей. Тропа хорошо набитая, идет по левому берегу.
Идем недолго, справа слышен шум порога и Олег предлагает пойти посмотреть первую ступень.
«Водопадный» поражает. Темно-рыжими терракотовыми скалами река сжимается до нескольких метров и яростно грызет стены каньона. На входе нет ни бочки, ни котла, ничего такого к чему я привыкла и могла ожидать – там просто невероятно красивый и страшный порог. Мутно-белый, живущий своей яростью и силой, похожий на аэродинамическую трубу, если конечно порог можно сравнить с аэродинамической трубой… И это только первая ступень, причем не самая сложная. В скалах круглые, гладкие норы, камнями как сверлами выдолбленные в большую воду.
Смотрю туда и мне становится легко. Я не полезу в этот ад, это абсолютно точно. А зная Олега – я понимаю, что туда не полезет никто из нас. Как же меняется восприятие препятствия, когда осознаешь, что тебе туда не надо... Смотрю и смотрю, пытаясь понять как же его все-таки ходят. И кто.
Доносим вещи до красивой березовой рощицы и разбиваем лагерь на большой поляне, в устье ручья Тоз-Ой. Она зажата со всех сторон скальными выступами как короной, на скалах – таблички. Внизу гремит четвертая ступень каньона. Здесь нам предстоит жить три дня, в течении которых мы будем проходить каньон.

 

Главная задача сегодняшнего дня – решить, идти первые четыре ступени Нижнего каньона или нет. В случае если нельзя будет поставить хорошую страховку, эту часть придется обносить. У меня прекрасное настроение – я уже прошла 5-ку и глядя на «Водопадный» понимаю, что ни за что туда не полезу, да меня никто туда и не пустит. Я вообще за оптимальные траектории. Порог поражает, даже как-то с трудом верится, что вообще есть те, кто его проходил на катамаранах. Сходили, посмотрели на 5-ую и 6-ую ступени – пороги «Крокодилы» и «Ключ». Был вынесен вердикт, возможно слишком поспешный, что для 2-ки шестая ступень (порог «Ключ») – это 100-процентный киль. Ближе к вечеру Адмирал, Аркаша, мы с Лехой и экипаж 2-ки пошли вверх по каньону снова смотреть «Водопадный». Мужчины разбрелись кто вверх кто вниз, и, в конце концов, я, всех потеряв, вернулась в лагерь.
Весь оставшийся день (опять же под дождем, куда без него) смотрим каньон. Смотреть каньон по-мужски – это значит продираться по мокрым кустам, мелкими звериными тропками выходить к самому краю и заглядывать вниз. Курить, спорить, смотреть. Подмигивать мне и снова курить. Никакого разнообразия.
Первые четыре ступени хорошо просматриваются, но страховку не поставить...
Вечером у костра не утихали споры. Команда разделилась на два лагеря – оптимистов и информированных оптимистов (тех, кто ходил смотреть верхние ступени каньона). Сильная и смелая молодежь горячилась и кричала, что надо идти, бороться, рубиться, побеждать. В чем же тогда смысл – ехать сюда так далеко, проходить Верхний каньон, а потом обносить Нижний? Те, кто постарше и поопытнее, фыркали и говорили, что вариантов «обоср..ся» нам хватит и на нижних ступенях. Что у нас УТС, а не сбор камикадзе, и что риск должен быть оправдан. Леха кричит, что он ехал сюда только из-за Нижнего каньона и возможности его пройти. Ехал ради киля что ли? Столь горячее желание сломать себе шею удивляет меня, по-видимому мне спортивного духа не досталось от природы.
... Они сидели у костра, смуглые, бородатые, и решали быть или не быть. Идти этот пресловутый «Водопадный» или нет. Вот когда ясно проступило то, что у нас сборная команда – спасатели говорили, что риск должен быть оправдан, что чья-то жизнь – это слишком высокая цена за «А давайте прыгнем!». Молодежь горячилась, в свою очередь возражая, что зачем тогда так долго и трудно пробирались сюда – чтобы испугаться и все обнести?
Разлили по сто грамм. Олег задумчив и молчалив, не пытается пресечь споры. Перед ужином мы сидели с ним на краю лагеря и разговаривали. Мне решение было известно и без этой нашей беседы, в которой он делился со мной своими размышлениями, соображениями, опасениями и выводами. Я слишком давно его знаю… На первых трех ступенях страховку не поставить, «морковочники» там не помогут и в случае киля, если кто-то самосплавом уйдет во вторую и третью ступени, то в четвертой мы выловим уже труп. Я же все-таки аналитик, к тому же своим женским чутьем, интуицией, логикой или как там это называется ч у в с т в у ю и настроение команды и сомнения Адмирала.
Уже привычно к сумеркам затягивает небо облаками. По расписанию завтра дождь. Беспокоюсь, как будут перетаскиваться катамараны – в сырую погоду тропа на подъеме превращается в скользкую травяную дорожку, а на спуске – в глиняный желоб, петляющий между пней и камней.
Рыбаки разбрелись по каньону, рыбы уже мало, уху варим раз в день, соленой по кусочку. «Говнорыбалка». Двоечники решили перетащить кат сегодня – мудрое решение. Вызываюсь помочь, и мы уходим в начало каньона за оставленными там вещами и снаряжением.
…Мне достается огромная поняга с насосами, жилетами и прочим общественным барахлом. Взгромоздив ее на горб, беру весло и пру в гору. Ощущение собственной дурковатости не проходит.
Вечером, дожидаясь ужина и растягивая фронтовые сто грамм, снова обсуждаем каньон. Адмирал молчал, курил. Я пила черный чай, слушала и смотрела на них, готовых рискнуть не только своей, но и моей жизнью. Но он сказал негромко и только один раз – обносим четыре ступени, с пятой идут 4-ка и 2-ка, вторая 4-ка страхует и идет следом. Над лагерем водрузилась тишина, все обдумывали это решение, каждый осознавал свое место в завтрашнем дне. В свете костра мокро блестела табличка на ближайшей скале.
Меня нещадно клонит в сон, слипаются глаза… Внутри борются желание выслушать обсуждение каньона, опасности и риска до конца и необходимость отдохнуть от всех треволнений. Наконец, не выдержав, отказавшись от ужина, уползаю в палатку, закрываю глаза и мгновенно проваливаюсь в сон.
За весь следующий день я сделала только две фотографии. Этот день мы все запомним надолго, а кто-то возможно до конца дней своих и в мельчайших подробностях. Это день-катастрофа. Штурм 5-ой и 6-ой ступеней – порогов «Крокодилы» и «Ключ» обернулся килем 4-ки и грандиозными спас.работами.
 
День тот самый, тринадцатый

Ночью я мерзла, спала неглубоко и беспокойно. Беспощадное утро принесло только малоприятную мысль: «Сегодня шестерка». Лехины крики о том, что еще через две минуты завтрака уже не будет, только добавили раздражения. Как будто мы опаздываем на гильотину.
А утро сияло лазоревым небом, светлым, радостным, беспечным. Внизу у воды долго делаю зарядку, тянусь и смотрю в небо. Спасибо Всевышнему за этот свет и цвет. Вернувшись в лагерь, заглатываю чашку остывших макарон, пью крепкий обжигающий чай. Жизнь не так уж плоха, если разобраться, и, черт возьми, почему-то сегодня она особенно привлекательна.
Сразу после завтрака все убегают за оставленными перед «Водопадным» катамаранами. Лагерь пустеет, похожий на поле побоища; разбросанные кругом вещи впервые вселяют в меня страх одиночества, беспокойство и неуверенность. Мне страшно и неуютно без этих шутящих, кашляющих, курящих, икающих и пьющих бородачей. И когда они с пыхтеньем и гомоном затаскивают на поляну разноцветные катамараны, мой мир снова приобретает краски и смысл.
Обедаем, работаем, собираем катамараны.
Сегодня мы начнем проходить Нижний каньон, начиная с 5-ой ступени – порога «Крокодилы». Ниже за ним, метрах в 50 – порог «Ключ», оба – 6-ой категории. Потом порог «Прямой» – пятерка. На «Ключ» ходили смотреть еще в первый день, впечатление он производил ужасающее. Мне лично совсем-совсем не хочется туда лезть. Со всей силы не хочется.
Словно исподволь внутри снова поселяется страх, я беспокойно слоняюсь по лагерю, пытаясь заняться каким-нибудь делом, но для моих слабых паучьих рук занятия не находится. Скорей бы уже начинали что ли…
В каждом маршруте есть своя легкость. И свои трудности. Нынче моя легкость –это отсутствие тяжелого рюкзака и долгих переходов, доброта и красота окружающей природы и людей. Красота скал, неба и воды, слившихся в вечном дуэте, скрещенных у горизонта… Красота и философия свободы. А трудность – вот она – немое ожидание поединка. Так и выходит, что за каждую легкость, мы платим трудностями. Закон сохранения энергии, блин.
Но перед выходом Адмирал объявляет неожиданное решение – идет только одна четверка и двойка, вторая четверка обносит пороги и страхует. Док не выказывает особого желания лезть в «Крокодилы», обосновывая свое решение жизнеутверждающим: «У меня два кредита», и его решено поменять на одного из наших, желающих острых ощущений, – Аркашу или Леху. Я немного воспряла духом – можно будет поснимать проход шестерочного порога и самой туда не лезть. Редкая удача. Леха же, узнав решение и не дослушав до конца идею о рокировке, поднял крик и гам, за что был жестко одернут и призван к дисциплине. Решение теперь уже бесповоротно – первой идет адмиральская 4-ка, на которой Дока сменит Аркаша, за ней 2-ка, а мы обновленным составом (Ильич, Леха, Док и я) страхуем.
Обносим наш катамаран, спускаем к воде, экипируемся. Народ снова смотрит порог, курит. Леха обижен и молчалив.
Наконец, все заняли места, так сказать, согласно купленным билетам. Андрей установил камеру, Игорь-«морковочник» застыл на страховке…
Но через час ожидания пришел Аркаша и принес неутешительные вести – при спуске пропороли шкуру катамарана. Снова уходим в лагерь, клеим и шьем катамаран. И снова возвращаемся к реке.
Мы спокойны. Катамаран стоит в улове чуть ниже «Крокодилов», на нем лежит Леха, а я и Доктор выше по течению возле Игоря залегли с фотоаппаратами.
Четверка бодро выскочила из-за поворота, я слежу за ними в объектив и успеваю сделать кадр, вот они входят в «бочку», и следующим кадром я снимаю уже киль. Ткнувшись носом в «бочку», катамаран взлетел как перышко… Дальше у нас были секунды. Со скоростью антилопы я несусь к своему катамарану, хватаю весло и прыгаю в упоры. Сзади бежит Доктор и орет, чтобы без него мы не стартовали. Из-за камней и скал, закрывающих обзор, не видно где люди и судно.
3663
Почти наугад выходим наперерез струе, пытаясь оттолкнуть перевернувшийся катамаран и держащихся за него людей к берегу. Их только трое.
Несмотря на сердечный ритм, подобный африканскому барабану, мозг, как ни странно, спокоен и трезв. Когда перегребали струю, спеша к ним на помощь, сердце у меня бешено колотилось. Оказывается, за других можно бояться сильнее, чем за себя. Вовки у катамарана нет, его задержало в бочке и краем глаза я вижу как выше по течению он пытается выплыть к левому берегу.
Мы же отчаянно пытались причалить к правому. Сделать это, толкая перевернутый катамаран, было не так-то просто. От осознания того, что мы вместе с ним и беспомощными людьми, можем уйти в «Ключ», холодела спина. И все же общими усилиями мы зачалились на правом берегу чуть выше слива «Ключа». Отдышались, отплевались, откашлялись… Помахали Игорю, что у нас все в порядке. У его ног, не шевелясь, лежал Вовка, и, кажется, смотрел в небо.
Мы стояли под скалой на относительно ровном пятачке правого берега, метрах в пятнадцати выше «Ключа». Правый берег сильно загроможден камнями, чуть выше по течению выдается отвесная скала. Оглядевшись кругом и взглянув в зев «Ключа» я понимаю, что далеко не все трудности и страхи позади: нам еще нужно переправиться обратно. В наличии два ката, 7 человек и 6 весел. Не так уж и плохо, если разобраться.
В рем.мешках на катах есть веревки и горное снаряжение. Леха по верху облазит скалу, закрепляет веревку, и уже держась за нее с помощью жумара, то и дело подгребая и хватаясь за скалу, мы начинаем проводить кат вверх по течению. Олег обеспокоен, говорит мне, что обратная переправа всегда опасна, что-то втолковывает Ильичу. Но выхода нет – мы зажаты на правом берегу между 5-ой и 6-ой ступенями Нижнего каньона, не хватает весел и людей. Надо протолкать каты как можно выше по течению, чтобы успеть перегрести струю и не уйти самосплавом в порог. Кричим на левый берег, договариваясь о принудительной чалке. Там суетятся Игорь и Андрей, готовясь кинуть нам морковку. Все готово, все хорошо. И мы пошли.
Мне неприятно думать, что нас несет в порог, и я сильнее налегаю на весло. Несколько общих мощных гребков и вот мы уже практически возле берега. Летит морковка. Док начинает вязать ее за раму, но веревка натягивается, выскальзывая из рук, и мешает зафиксировать узел. Я почти не отвлекаюсь, не смотрю на берег, веревку, левый борт, сосредоточившись только на воде и весле, я задняя правая, ближняя к «Ключу»…
Вижу, как Леха уже практически лег на воду, пытаясь уйти от натянутой как струна веревки, свесившись из упоров и делая гребки поперек течения, пытаясь притянуть нас к берегу. Ложусь за ним, вижу, как натягивается и гудит веревка, как Игорь упирается в камни, пытаясь ее удержать. Я все еще верю в удачный исход нашей переправы, берег совсем рядом, а Игорь – лучший «морковочник», он вытащит. Спустя еще мгновение нас разворачивает «корабликом», Игорь падает, тщетно пытаясь удержать неуправляемый катамаран, Андрей и Вова упираются рядом, но также безрезультатно.
Снова и снова налегаю на весло, выкладываюсь, не экономя силы, и уже чувствую мерзкую струйку страха по спине. Веревка гудит, натянутая струной, но мы неумолимо скатываемся спинами в никуда.
…Веревка отпустила наш катамаран с глухим визгом. Это был звук умирающей надежды, звук поражения и нашего страха. Или звук громко и в сердцах сказанного мата.
А берег казался вот он, близко. Я видела Игоря, как-то тоскливо, недвижимо и беспомощно стоящего на берегу, мне казалось я заглянула в его глаза – словно удивленные, распахнутые и смотрящие будто только на меня. Видела Андрея, все еще держащего веревку и Вову, упавшего в попытке закрепить ее за камень. Капали секунды, а мне казалось, я со всеми ними успела поговорить; одолевшая меня беспомощность обессилила и руки и голову – весло безвольно лежало на коленях, а мы уходили в «Ключ».
«Разворачивай!!!» – заревел Ильич, и наше общее оцепенение сменилось лихорадочной деятельностью. Мысль была проста и мгновенно понятна – бороться. Войти в порог как положено – носом, на скорости. Рискнуть.
Основная струя полностью направлена в слив под скалу левого берега. Слив около 2,5 метров, водопадного типа, после которого гигантская бочка с навалом под скалу и вторая правее, непроносная. Мы уже очень близко к сливу, я вижу как мелкая водяная пыль, будто мука, взлетает над этим пенным котлом. Неожиданно во всех подробностях стала видна наклонная стена левого берега – ровный мокрый монолит, о который билась белая вода, подпрыгивая и облизывая серый камень… Справа россыпь огромных камней, ударяясь в которые поток рассыпается на ручьи и протоки. Вижу эти валуны и понимаю, что шанс есть – успеть зацепиться за них, удержаться, повиснуть прямо перед распахнутой глоткой порога. Что-то кричит Доктор, но из-за шума воды я ничего не слышу. Кажется, возможный рывок к правому берегу понятен не только мне, потому как мы, не сговариваясь, налегаем на весла, и о чудо – кат ткнулся носами в огромный валун. Вижу как Доктор выпрыгнул из стремян (он передний левый), а спиной чувствую огромный пенный зев, нацелившийся на меня. За Доком, как за Господом Богом, я тоже выскакиваю из упоров и, мартышкой пробежав по кату, спрыгиваю в воду, прижимаясь к валуну. Удержаться мешает жилет, валун гладкий, без зацепов. Я стою на небольшом камушке, по колено в воде и уже удивляюсь странной паузе, отсутствию Дока и Лехи, которые должны бы вытягивать кат. Преодолевая страх упасть в струю, поворачиваюсь лицом к реке.
…Кат уходил в порог, и его было не остановить. Уходил кормой, с Доком, не успевшим влезть в упоры, с моим веслом, безвольно лежащим поперек палубы. На самое ужасное, самое долгое мгновенье он задержался на гребне слива… и исчез. Казалось, вместе с этим мгновеньем остановилось мое сердце. Мне было так страшно, как наверно никогда до этого не было. Ноги подкосились и я медленно сползла по валуну в воду, оседлав неизвестно откуда подвернувшийся камень…
Я сидела верхом на маленькой каменной пирамидке, по пояс в воде, и смотрела на край слива, на безжизненную бурлящую пену за ним. И считала секунды. Из порога никто не выплывал. Я не знала что делать, как спасти их, как выбраться самой, не видела ни метавшихся по берегу друзей, ни происходящее в пороге. Моя пирамидка, камушек на котором я держалась, казалось, копчиком, стоял близко к сливу, сидела я практически на уровне воды, поэтому не видела самого тела бочки, а только ее пляшущие щупальца да белый пенный след ниже порога. Меня трогало и обнимало ужасное ощущение беспомощности, осознание себя как мелкой, невнятной сущности, неспособной спастись и спасти.
Наконец, найдя в себе силы, я встала на пирамидке на ноги, распласталась по валуну, даже сквозь жилет ощущая каждую его трещинку. И заглянула в порог.
Круглая и желтая как осеннее яблоко, каска Ильича, ходила вверх-вниз и из стороны в сторону, будто ее хозяин, оседлав дикую лошадь, пытался объездить непокорное животное. Больше я ничего не видела – ни катамарана, ни Дока с Лехой –только эта желтая каска, каменные трещины под пальцами, да утробный рев порога составляли в те мгновения весь мой мир.
Говорят, в подобных ситуациях время замедляется, секунды становятся бесконечно долгими и вмещают в себя все – и наши воспоминания, и движения окружающего мира и даже будущее, обещанное нам свыше и уже нависающее над головами. Камень, за который я держалась всеми фибрами, закрывал от меня правый берег. На левом Игорь, Андрей и Володя стояли столбами и смотрели то ли на меня, то ли на струю ниже порога – ждали, когда кто-нибудь выплывет.
Вдруг мелькнул задранный нос вставшего на дыбы катамарана, мое сердце опять прыгнуло, внизу в изумрудной струе я увидела Леху, выплывающего к правому берегу, а спустя мгновенье – катамаран, выплюнутый бочкой. На нем сидел Ильич при полном параде – в упорах, в каске и с веслом. Но внутри все оборвалось и стало страшно до тошноты: Доктора не было.

 Снова потянулись страшные секунды полной неясности ответа на вопрос «Что дальше?». Но вдруг, присмотревшись, я увидела вынырнувшего в квадрат катамарана Дока, он был без каски, висел на раме, а Ильич одной рукой держал его за шиворот. В пустоте черепной коробки возник внутренний голос: «Ну, они же вместе, теперь выплывут, друг друга за шкуры вытащат». Через несколько секунд катамаран вошел в следующий порог.

Они, конечно, выплыли. В конце концов Док залез на катамаран, отрезал запасное весло и после очередного порога, два этих невероятных человека зачалились на правом(!) берегу. А через мгновенье стало видно тонкие дымки сигарет.
И тут я осознала главное. Картина маслом: трое мужчин на левом берегу, шестеро –на правом. Все в сознании и здравии. А я, единственная и неповторимая, сижу посреди реки на камушке, прямо над шестерочным порогом и рассуждаю о вечном. Мудрый внутренний голос иронично хмыкнул.

Стараясь не думать, не бояться и не оглядываться, обнимая валун, всеми пальцами и фибрами проникая в его трещинки, я, наконец, взобралась наверх. По берегу уже спешил Адмирал, размахивая руками и крича, чтобы я сама не пыталась выбраться, мол, он меня снимет. Ага, придет и спасет, тоже мне принц выискался, я азартно соскользнула в протоку, схватилась за его руку и, наконец, выбралась на берег. Правый берег.

«Вы меня, б…, седым сделаете!» – ворчал Адмирал, собирая по берегу весла.
Стоя в каком-то одуревшем оцепенении, я тупо наблюдала, как снизу по камням скачет Саня, молча, но быстро и неминуемо. «Щас прилетит…» – пронеслась мысль, и я уже приготовилась отбиваться, ощетинилась, собирая остатки сил, хотя и понимая, что покинула судно аки крыса, спасающая свою шкуру... А он подскочил, подхватил меня за грудки, прижал к себе, щекотал бородой, целуя и ударяясь своей каской о мою… «Молодец! Молодец!» – только и приговаривал, – «Ну ты молодец, Дашка, ну молодец!». И я поняла, что за меня они боялись не меньше, чем я за них.

И снова, как в дурном сне, нас ожидала переправа на левый берег. Ильич и Док хапнули адреналина по полной, наплевав уже на все, переправились, и как чайки сидели на плитах, белея клювами сигарет. На правом берегу нас было пятеро, и Адмирал, хлопнув меня по плечу, озвучил приговор: «Поедешь обезьянкой». «Ехать обезьянкой» – это, наверно, страх и позор любого водника, без весла и упоров чувствуешь себя будто голым, новорожденным и беспомощным человечком. «Обезьянок» обычно смывает первыми.

Обреченно залажу на катамаран, вцепившись в раму, слишком толстую для моих рук, пытаюсь принять более-менее надежное положение. «Ехать обезьянкой» – это еще и аттракцион, но, к счастью, короткий.
Переправились без приключений. Наконец-то, мы все на левом берегу, правда, кто где. Место неудобное, стены почти отвесные, как выбраться наверх малопонятно… По какой-то трещине, проявляя чудеса акробатики, цепляясь за камни и подвернувшиеся кусты, я вылезла на первую террасу. И вот тут меня, наконец, догнало.. То самое ощущение второго рождения, освобождения от опасности, ожидая которого люди обычно обещают что-то вроде «Выберусь – пойду в церковь». Сил было как-то нереально много, и в то же время их не было вообще, я просто брела наугад в направлении лагеря, то вздрагивая, то улыбаясь от пережитого. «В такую жо… лезешь, а машину водить боишься» – некстати ввернул внутренний голос. Я горько усмехнулась – вот уж действительно парадокс.
У костра Игорь молча наливал всем по пятьдесят грамм. В моей кружке было явно больше, но я выпила не морщась, привалилась спиной к березовому стволу, вытянула ноги и закрыла глаза. Доктор, потерявший в пороге каску, тапочек и свой знаменитый медицинский зажим, растрепанный и несуразный, босой на одну ногу, сидел у костра и курил. Гаральд, в этот раз не отказавшийся от честно заслуженных фронтовых, сказал, что, пожалуй, пересмотрит свое отношение к сплавам и «всей этой фигне».
Вечером все галдели и пили формально запрещенный спирт. Ильич в лицах и интонациях показывал весь процесс переправы, кувыркание в бочке и вылавливание Дока, все эмоции, слова и события были озвучены и осмыслены. Гвоздем программы, естественно, было мое триумфальное спрыгивание с катамарана. Меня называли и мартышкой, и газелью, и птичкой, и серной длинноногой… Сашка ухмылялся, смотрел в огонь и приговаривал: «А я думал все, хана ей!». Адмирал пил, ворчал, поучал всех; Андрюха пел песни; Док молчал и улыбался, глядя в костер. А я этот вечер ясно и пронзительно осознала как здорово жить.
 
День пятнадцатый

Все катамараны разбросаны по каньону, но мы вместе, в порядке и здравии, в полной уверенности правильности своей судьбы и воды. Было принято еще одно адмиральское решение: обносить нашу аварийную 4-ку, остальным все же идти 8,9,10 ступени с обносом 11 и 12 (пороги «Башмак» и «Лоток») и снова идти 13 и 14 ступени. Обнос катамаранов над каньоном и особенно спуск их на веревках по отвесным стенам – это извращенное удовольствие сумасшедших водников.
Встали рано, на завтрак гречка с тушенкой. Почти бегом, вспотевшей колонной прибежали к оставленному у «Ключа» снаряжению. Солнце уже ласковое, небо лазурное, я радуюсь, что кошмар продирания по мокрым кустам не повторится. И радуюсь за адмиральскую 4-ку – не придется мерзнуть и бояться в промозглой небесной сырости. Борьба всегда радостнее в солнечные дни.
От обноса нашего катамарана меня освободили, мое дело – снимать прохождение Нижнего каньона второй 4-кой и 2-кой. Наши каты так и лежат на скалах ниже 7-ой ступени, двойка все еще в первом лагере, напротив 4-ой ступени.
Мужики быстро разбирают наш кат, укладывают его в рюкзаки, также забирают мою гидру, каску, спас.жилет и весло. Я свободна в творческом полете. Снова залажу на первую террасу каньона, смотрю сверху как собирается 4-ка.
Левый берег Уды в Нижнем каньоне – это несколько террас, поросших лесом, часто со скальными выступами. Основная тропа обноса идет по самому верху, она торная, хорошо заметна. По террасам же идут тонкие тропы для просмотра и обноса (ой ли?) порогов. Тропки эти то появляются, то исчезают, каменные россыпи, завалы и кусты –полный набор пешеходных развлечений.
За предыдущие три дня, казалось, я наизусть выучила причудливый рисунок этих троп, скальников и платформ. С тропы обноса я спускаюсь на нижнюю террасу напротив порога «Зигзаг» – это 10-я ступень каньона. Лежа на хрустящей от лишайника плите смотрю вниз на порог. Чем-то напоминает «Ключ», или мне теперь он кругом мерещится… Тоже бочка на входе, бой в скалу слева. Перевернувшись на спину, лежу на камне, глядя в небо, обрамленное дрожащими листьями осин. По небу плывут белые рваные облака. Ценность лета – в таких мгновеньях. В голове одновременно пусто и в то же время она полна даже не мыслей, а их эмоциональных отпечатков. В это лето даже мысли стали эмоциями. Наверное, вот оно счастье – отсутствие того привычного течения в голове, которое ни на минуту не оставляет нас в повседневности. Человек как пловец в этом потоке мыслей, чувств, желаний и ожиданий… У каждого из нас своя Река.
Отлежав все, что можно было отлежать, сфотографировав все, что можно было сфотографировать, я заскучала. По всем ощущениям время приближалось к обеду, а героев, решивших пройти Нижний каньон, все не было. Наконец, потеряв терпение, не выходя на тропу, я начинаю продираться вверх вдоль реки, надеясь за очередным поворотом увидеть своих. Выхожу на ровную, выступающую над 9-ой ступенью плиту и вижу Игоря и Андрея, стоящих на страховке. Ну наконец-то, шоу началось.
За следующий час я сняла прохождение 8-ой, 9-ой и 10-ой (порог «Зигзаг») ступеней. Народ в каку не лез, работал технично, проскребаясь по оптимальным траекториям, без аварий. Зрелище, конечно, было лихое. Я как невидимый наблюдатель, сверху смотрела на их борьбу, радовалась вместе с ними и переживала.
Весь этот день я бродила над каньоном, сидела на шершавых, покрытых лишайником плитах, свесив ноги над пенным зевом. Фотографировала. Думала. Разговаривала сама с собой. Смотрела в зеленоватые удинские воды. И сжимала кулаки за друзей, которые там внизу боролись с белой водой.
После «Зигзага» был обед – быстрая лапша и килограмм изюма. Потом разобрали каты и через кусты багульника полезли в гору. Я дотащила весла до первой террасы и, оставив своих героев (им оставалось пройти еще две несложные ступени, снимать которые из-за отвесных скал было затруднительно), потопала в лагерь. Они прошли, без аварий на воде, но сломав дюралевую раму 4-ки при спуске и пропоров одну из гондол 2-ки.
А вечером мы пили за окончание «белой воды».

За каньон, за наших друзей и за тех, кого с нами нет. Пели песни – о вечном, мудром, понятном сердцу. Жарили рыбу на рожнах. Разговаривали. От души развели удинской водой пару литров спирта и долго спорили, рассказывали, вновь переживали Нижний Каньон, «Ключ» и «Крокодилов», все «котлы» и «бочки», в которые пришлось залезть и даже те, которые пронеслись мимо. Мы стояли лагерем на берегу Уды, завершив шестерочную часть маршрута, были живы, здоровы и счастливы тем особым коллективным счастьем, охватывающим людей, которым пусть на короткое время, но довелось быть объединенными одной общей судьбой.
Вот и закончилась шестерка. Мы живы, здоровы и дружны.
...Но впереди нас ждал, наверно, самый трудный участок – 240 километров тихой воды, академической гребли. И по общему мнению одно из сложнейших препятствий на всем маршруте – тофаларский поселок Алыгджер. В нем решено пополнить продовольственные и спиртные запасы. 

Комментарии
Роман Шпилев
Роман Шпилев05.04.18, 10:56
В 17-ом были на Казыре... В этом собираемся на Кижи хем. Тофалария затягивает. 
..
С огромным удовольствием прочитал ваш рассказ! Очень вкусно написано. Спасибо.
Владимир Санников
Владимир Санников12.02.16, 16:44
Огромная благодарность за повествование, тронувшее воспоминания и событиях, людях и чувствах. 
...
Guest22.05.13, 11:49
Strap 
No comments...
Авторизуйтесь, чтобы оставить отзыв
Оцени маршрут  
     

Еще маршруты в Восточный Саян
еще маршруты
О Маршруте
Категория сложности: 5
Ссылка: