Обычно я сначала пишу о дорогах и бытовых подробностях и только потом – о людях. В этом случае хочется сделать наоборот, потому что люди – это, пожалуй, главная достопримечательность, с которой мы столкнулись. Я не помню случая, чтобы путешествуя по другим странам, мы вступали с конфликты с живущими там людьми. Обычно все проходит мирно и дружелюбно. Однако в Нидерландах люди не только были дружелюбны, но и проявляли к нам интерес.
Нам улыбались: встречаешься с человеком глазами, и он расцветает улыбкой. С нами заговаривали в кемпингах и на улицах: спрашивали, кто мы, откуда приехали («Из России? Это же так далеко!»), делились впечатлениями («А я тоже недавно был в России»), спрашивали, учимся мы или работаем («Студенты? – Нет, Сережка доцент, а я профессор. – В школе? – Нет, в университете – Сколько же вам лет?»). Нам желали приятного аппетита, когда на скамейке у магазина мы ели салат из баночек. Нам уступали очередь в кассу («Проходите, у меня много вещей, а у вас только шампунь»). Главное, что дело было не в нас, дело было в людях, с которыми мы встречались.
Мы даже поучаствовали в опросе. Это произошло в Брюгге. Мы отдыхали на скамейке в какой-то церкви, когда к нам подошел мужчина. Спросил, сколько нам лет, и предложил ответить на несколько вопросов. Все вопросы были про туризм – откуда едите? что посмотрели в городе? бронировали ли гостиницу и как? Последний вопрос был про безопасность: сталкивались ли вы в Бельгии с проблемами безопасности? Мы так удивились, что хором и довольно громко ответили «Нет!». Интервьюер улыбнулся и опрос завершился.
Иногда в ходе общения мы узнавали что-нибудь новенькое о России. Например, один человек спросил нас, как нам удалось получить разрешение на выезд. Я растерялась, потому что не поняла, о чем речь, думала, что ослышалась. Сережка сообразил быстрее: пытался объяснить, что запрет на выезд касается определенных людей, но не вспомнил, как по-английски звучит «гостайна». (Позже выяснилось, что наш собеседник знаком с людьми из Санкт-Петербурга, которые работают в правоохранительных органах. По-видимому, им запрещен выезд за границу).
Единственной сложностью, с которой мы столкнулись, был язык. До поездки мои знакомые, которые уже были в Нидерландах, уверяли меня, что «все, ну буквально все» в этой стране говорят по-английски. Это не совсем так. Возможно, что в больших городах, университетах и крупных коммерческих организациях английский действительно распространен.
Однако в небольших городах даже в сфере обслуживания часто встречаются люди, которые не говорят на этом языке. Объявления в кемпингах и магазинах, как правило, написаны на голландском, реже – на немецком, французском или английском языках. В этой ситуации спасает только то, что голландский довольно сильно похож на немецкий. Если человек спрашивал нас о чем-то по-голландски, но не говорил на английском, нам иногда удавалось сопоставить сказанное с немецким и понять, о чем идет речь. В результате каких-то неразрешимых проблем не возникало ни разу.